Ничего не вижу дальше, чем на два метра перед собой.

Одна из свечей тускнеет, а затем гаснет.

Все в порядке. У меня осталась еще одна и есть телефон Фрэнни. Надеюсь, она справляется. Временами она кажется такой ранимой, как моя сестра двадцать лет назад. Только у Франсин красивые веснушки и, насколько я могу судить, нет зависимости от опиоидов.

Наконец добираюсь до запасов мяса. Если холодильники и морозильники не работают, тонны продуктов пропадут впустую. Отбивные из абердин-ангусской говядины и органическая свиная вырезка. Жирные цыплята, выращенные на кукурузном корме, дикие утки и ножки новозеландского ягненка.

Подношу ближе свечу, чтобы найти кнопку водонепроницаемой огнеупорной двери, которая отделяет одну секцию судна от другой.

Нажимаю, но ничего не происходит.

Пробую еще раз, сильнее.

Ничего.

Использую телефон Фрэнни, чтобы посветить вокруг и найти какие-либо инструкции, которые могла пропустить. Но я все делаю правильно. Инструкция гласит: «Всегда стойте подальше от двери. Не задерживайтесь, когда проходите. Не ставьте никаких предметов на пути двери. Эта дверь не почувствует препятствий. Всегда держите ее закрытой, за исключением стоянки в порту».

Нажимаю на кнопку еще раз.

Ничего.

Выключаю телефон и возвращаюсь тем же путем обратно. Лифты не работают, поэтому требуется время, чтобы подняться выше уровня воды, затем пройти по коридорам и спуститься обратно на вторую палубу. Подхожу с другой стороны, к складам фруктов и овощей, а также к сухим хранилищам. По крайней мере, они не пострадают слишком сильно из-за поломок холодильников.

Только дверь такая же, как и в предыдущем случае.

Она плотно закрыта.

Без электричества ее не открыть. Ручного управления, насколько я понимаю, нет.

Холодный пот струится по спине. Снова включаю фонарик на телефоне и бегу к рыбным складам, выставив руки перед собой, чтобы не врезаться головой в металлический столб или дверь.

Такая же водонепроницаемая заслонка.

Я осеняю себя крестом в первый раз после похорон отца и нажимаю на кнопку.

Дверь не двигается.

И тут до меня доходит, будто мне на спину, плечи, шею мягко опускают груз.

Мы совершенно одни посреди Атлантики.

И у нас нет еды.

Где-то рядом раздается лязг, звук удара металла о металл, и я роняю искусственную свечу. Она разбивается на две части. Я наклоняюсь, чтобы починить ее, и тут свет снова загорается настоящий свет, в полную силу, ослепляя меня.

А потом опять гаснет.

Жду, когда включится аварийное освещение, но на этот раз его нет.

Усталость, смешанная со страхом.

Включаю фонарик на телефоне Фрэнни и иду по коридору, огибая багажные тележки и шаткие штабеля темно-синих обеденных стульев.

Телефон отключается, и я замираю на месте.

Кромешная тьма.

Не помню, чтобы прежде хоть раз оказывалась в таком темном месте, как это. Ниже ватерлинии, на несколько палуб дальше от естественного света звезд или луны. Я буквально ощущаю давление воды с другой стороны стального корпуса. Сильное. Оно сжимает опасно тонкие металлические пластины и испытывает на прочность каждую заклепку. Сердце бешено колотится, и я бросаюсь бежать. На лбу выступает пот, несмотря на понижение температуры. Для катастрофы достаточно одной слабой заклепки. Вдруг была нарушена механическая обработка, или к ошибке при ковке сплава привел человеческий фактор, или несовершенство конструкции не обнаружили из-за пересменки рабочих или из-за того, что однажды утром два десятилетия назад у начальника было похмелье?

Добираюсь до лестницы, и теперь мне хотя бы есть за что уцепиться. Держась за перила, я взбегаю все выше и выше, словно поднимаюсь по какой-то глубокой эоловой пещере, по какой-то заброшенной шахте. Мне нужно оказаться как можно выше уровня воды. Третья палуба, четвертая, восьмая. Выбравшись на свежий воздух, бросаюсь к ограждению и вдыхаю полной грудью.

Там, внизу, было как под землей. Только еще хуже.

Это было под водой.

Дыхание выравнивается, и я смотрю в пустоту северной части Атлантического океана. На горизонте ни огонька. Ни лодки, ни морской птицы, ни буя. Есть мы, и только мы.

Если б Пит был рядом, я бы справилась с любыми испытаниями. Мы бы опирались друг на друга и поддерживали бодрость духа. Его черный юмор помог бы, он всегда помогает. Как глупо: я думала, что Пит сделает предложение во время путешествия, а вместо этого мне приходится справляться с разворачивающимся кошмаром в одиночку.

Я представляю, как Джемма наводит в кафе порядок после напряженного рабочего дня, протирает столы, убирает молоко из капучинатора и салат из сэндвич-бара. Выносит мусор или снимает кассу. Или же она могла снова выйти из-под контроля, написать самовлюбленному бывшему мужу, уколоться в его квартире, бросив своих детей, их общих детей, моих драгоценных племянницу и племянника, на произвол судьбы, как в прошлый раз. Им придется самим искупаться, поесть и лечь спать. Джемма сейчас проверяет, как там мама в доме престарелых, или лежит на грязном линолеуме в кухне бывшего с грубым кожаным ремнем, туго обмотанным вокруг руки?