Когда я до нее доберусь, она неделю не сможет ходить нормально. Неделю – по меньшей мере.

Не отказывая себе в этой малости, делаю жадный беззастенчивый вдох, вбирая в себя больше ее запаха, больше, больше… Асия дрожит, подтверждая, что ее чувственность полностью оправдывает мои ожидания. И может, даже превосходит их. Тяжело сглатывает и медленно-медленно, будто у нее заржавели шейные позвонки, поворачивается ко мне в полупрофиль.

Ее нежные пухлые губы дрожат. В ней нет ничего искусственного. Но именно такие, как моя девочка, становятся эталонным образцом для кучи телок, обращающихся к пластическим хирургам. Вот только какими бы золотыми не были руки врачей, природа все равно обыгрывает их всухую. Кажется, это называют породой… Оно идет изнутри. И проявляется, кажется, блядь, во всем: в царственной осанке, плавных движениях, гордом развороте плеч, идеальной способности держаться на высоте в любом обществе и поддерживать любую беседу. Это не пришьешь.

Я тупо не могу представить ее скандалящей. Или бестактной. Она – совершенство. И она моя. От носков туфель от Джимми Чу, заканчивая кончиками волос. Ох уж мне эти туфли… Пока я прикидываю, как ее ноги в них будут смотреться у меня на плечах, Асия мягко высвобождается из моих загребущих рук, намекая, видимо, что наша фотосессия подошла к концу. Моргаю. Она смущенно отводит взгляд, утыкаясь в сумочку. Достает телефон и с немного искусственной улыбкой интересуется:

– Опубликую эксклюзив, ты не против?

– И не стыдно тебе отнимать хлеб у писак?

– Ни капельки.

Растягиваю губы в ответной улыбке.

– Жестокая.

– Так ты не против?

– Нет. Меня отметишь?

Асия бросает на меня странный пристальный взгляд.

– Да. Конечно.

– Что тебя удивило в моей просьбе? – беру с подноса пробегающего мимо официанта два бокала. Шампанское здесь подают прекрасное. Впрочем, ждать другого от этой семьи и не приходится.

– Просто не думала, что тебе может этого захотеться.

– Отметки на твоем фото? Почему?

– Потому что ты не публикуешь личную информацию.

– А ты, оказывается, следишь за моей страницей?

Пожалуйста, можно я не буду анализировать тот факт, почему этот факт приводит меня в восторг? Вот просто пожалуйста. Маразм молодеет, конечно, но грешить на него в тридцать семь, как мне кажется, рановато.

Асия пригубляет шампанское и, серьезно на меня глядя, интересуется:

– А ты нет?

Ч-черт. Нет. Я все-таки бизнесмен. На такие глупости у меня просто нет времени. И слава богу, конечно, иначе это было бы совсем уж клиникой.

– Предпочитаю личный контакт, – замечаю ровно, позволяя ей самой решать, какой смысл я закладываю в эти слова. Судя по порозовевшим щекам, мой посыл Асия понимает правильно.

– Наверное, нам лучше вернуться за стол.

Покорно провожаю невесту к столику, потому как остальные гости уже и впрямь расселись, а ведущий мероприятия взялся за микрофон. Я не любитель подобных сборищ, ведь когда я только начинал свой путь, ни один из здесь присутствующих снобов не подал бы мне руки. Я этого не забыл даже теперь, когда все изменилось. Кто-то скажет, что мной управляют комплексы маленького человека. Но в моем примитивном мире это по старинке зовется хорошей памятью. Хорошая память – отличная штука, знаете ли... Она не дает потерять форму. Понимание того, что тебя выпрут из круга избранных, стоит только чуть оступиться, держит в тонусе. Да и вообще в нашем деле от земли отрываться – себе дороже. Пример моего будущего тестя служит лишним тому доказательством. Почивая на лаврах, Юсупов до того выпал из реальности, что перестал чувствовать нерв времени – непозволительная роскошь для любого художника. Если бы кто-то поинтересовался моим мнением, я бы сказал, что его последняя картина провалилась потому, что она опоздала лет на пятнадцать.

Юсупов стал ужасно зубодробильно неактуальным. Не смог поспеть за стремительно меняющейся действительностью. Забронзовел и сам не понял, когда его стали вытеснять молодые и дерзкие. Те, кому современные технологии позволили во всеуслышание заявить о себе без блата, семейных связей и финансирования от минкульта. Просто сняв свое кино на гребаный айфон…

Но мы об этом, естественно, никому не скажем.

В промежутках между тостами занимаюсь тем, что перепощиваю у себя сториз Асии. С довольством отмечаю, что она выбрала, пожалуй, самую интимную фотографию. На которой я выгляжу… да, в общем, тем, кем и являюсь – влюбленным в эту девочку по самое не хочу идиотом. Да и похер. Моих еще не отпавших яиц пока хватает, чтобы принять этот удивительный факт как данность.

Асия тоже то и дело бросает взгляд на телефон. Тот бесконечно булькает пушами, и что-то в ее лице наводит на мысли, что никакой радости увиденное ей не приносит.

– Как вчерашние съемки? Погода у вас тут была адовой.

– Точно, – кивает, переворачивая айфон вниз экраном.

– Замерзла? – хмурюсь. Как-то я упустил, что погода может подложить нам такую свинью, и только в разгар съемок обратил внимание на пугающие цифры в виджете. Отменять что-то было уже поздно.

– Угу. Это было… – Асия замолкает, подбирая слова подипломатичней, – изматывающе.

– Ты отлично справилась.

– Правда? – радуется. – Ты видел?

– Угу. На сколько ты похудела ради роли?

– На пять килограммов.

За ебучих два месяца. Этот факт меня немного взрывает. Ладно. Не немного. Но искушение сделать из Асии домохозяйку становится просто, блин, нестерпимым. Впрочем, чем я тогда буду лучше ее отца, сделавшего то же самое? Я знал о карьерных амбициях Асии, когда все завертелось. И я костьми лягу, чтобы ей в этом помочь. Потому что ее именитый папаша, из-за страха подвергнуться критике, похоже, не готов и пальцем пошевелить ради собственной дочери. Я же класть с прибором хотел на всю эту хрень. Моя женщина получит все, что только захочет. А если кому-то это не нравится, то он смело может сунуть свое ценное мнение в задницу. Где ему самое место. Как-то так, да.