Возник сразу вопрос, а кто будет сопровождать следующую партию переселенцев. Калмыков больше не будет. Они в Форте-Росс останутся. Там, судя по газетам, назревает война с США и лишними диверсанты точно не будут.

— Давайте, Олег Владимирович, славян в охранение и наберём, а пока «Витязь» вернётся я хоть немного их обучу. Только сразу набирайте либо солдат бывших, либо охотников, за пару месяцев из крестьянина воина не воспитать.

Помогло в осуществлении этой первой переселенческой операции, то, что у капитана и хозяина винтового шлюпа «Халстоу», ставшего теперь «Витязем», при себе имелось приличное количество серебра. Хлопок не дёшев, и чтобы его купить бумажки английские не помогут. Нужно настоящее серебро и золото или американские доллары. В каюте капитана целый сундук английских серебряных монет и обнаружили.

Едва шлюп отчалил, как Иваницкий напечатал в газетах Бостона объявление о найме служилых людей или охотников из чехов, поляков, русских для создания отряда по сопровождению караванов переселенцев на Запад с возможностью переправить туда и свою семью, да и осесть там после выполнения контракта по сопровождению каравана. Земля, работа и жильё будут предоставлены.

Рискованный был поступок. В посольство Джунгарии уже на следующий день выстроилась очередь в сотню человек. Иваницкий, прикидываясь таким же желающим, прошёл вдоль очереди и пообщался с народом. Ну, просили славян их и получили. В основном поляки, ну, он и сам польские корни имеет. Перевоспитаются. Дети, ну, пусть внуки, станут, как и он, русскими.

Событие двадцать первое

Впрочем, из всех заповедей важнейшей я почитал одиннадцатую, в Библии не помянутую, — «не попадись». Нарушай хоть все десять разом, только не попадайся.

Андрей Кончаловский

Вёсла обмотали тряпками, и не спустя рукава к этому действу отнеслись. Тщательно после верёвками перевязали. Вдоль борта баркаса тоже тряпки, выданные отцом Александром, повесили. Всё с одной целью — обеспечить тишину. К 26-пушечному винтовому фрегату «Эвридика» нужно на восьмивёсельном баркасе, перетащенном из Святого озера уже в сумерках, подойти незаметно. Малейший звук, плеск воды от вёсел или о борта баркаса, и вахта ночная на фрегате поднимет тревогу и тогда никакое мастерство воинское, никакие навыки диверсантов, что Лермонтов прививал своим ученикам, не помогут, двадцать два человека, считая его и хорунжего Ерофея Ивановича Осипова с двумя почти сотнями команды на фрегате не справятся. Вся надежда на тихое проникновение на спящий корабль.

Команда после девятичасовой беспрерывной канонады и поворотов «Эвридикой» то одним бортом к монастырю, то другим, должна, во-первых, качественно оглохнуть. Тысяча восемьсот выстрелов — это не один и даже не сто. Сейчас некоторое время матросам и офицерам в ухо орать надо, чтобы они команду услышали. А во-вторых, устать матросы должны так, что уснут на палубе прямо, несмотря на нудный мелкий дождик, что зарядил недавно.

Интересная погода тут, на Севере, только весь день солнце освящало два английских корабля стреляющих с пяти кабельтовых примерно по монастырю, а только солнце исчезло, утопившись в море, как неизвестно откуда набежали тучи и дождик, на туман похожий, зарядил. Сразу и похолодало, словно не 20 июля сегодня, а конец сентября. Но Лермонтов и все его диверсанты такой погоде только рады. Видимость вообще до пары метров сократилась, а следовательно вероятность подкрасться незамеченными к фрегату у баркаса увеличилась.

Архимандрит Александр ещё долго стоял на берегу, провожая взглядом баркас с юношами безусыми, отправившимися на такое рисковое дело. Крестил их беспрестанно, пока силуэт баркаса полностью не растаял в чёрной пелене. Мелкий нудный дождь в другое время поносимый бы, сейчас был возблагодарен, как и Господь, наславший его на Соловецкую губу. Почему-то отец Александр не думал о том, удастся ли двум десяткам отроков почти захватить корабль с двумя сотнями опытных воев. Нет, думал он как бы не промахнулись ребята, не проплыли мимо вражьего судна. Темнота, в десятке шагов человека не разглядишь. Фрегат он побольше человека, само собой, так и плыть до него версту. Чуть дал правее или левее и всё — мимо проскочил. Так и ещё проблема, как отмерить сколько плыть.

— Охо-хо. Помоги, им, Господи, молю тебя, не дай пропасть ребятам.

Спешить было совершенно некуда, наоборот, чем позже они доберутся до фрегата, тем больше вероятность, что там все спят, включая вахту. Пусть стоя, но сморит, рассеется внимание. Главное — не проплыть мимо. Сидящий на руле хорунжий Осипов пытался что-то увидеть, до рези в глазах всматриваясь в темноту кромешную.

— Не видать, — шепнул он себе в седые усы, — Ничего, скоро уже.

Ребята на вёслах старались высовывать их из воды без рывков и грести под сипящий шепот Григория Пушкина, что сидел за четвертым веслом, и в чью обязанность и входило ритм задавать.

— Михайло, глянь, чернеет, — кивком головы указал Ерофей Иванович на нос баркаса.

— Блазнится. Рано ещё, — таким же сипящим голосом помотал головой Лермонтов.

— Да, не точно, вон чуть левее, — не успокоился хорунжий.

— И правда, доверни.

Ещё пара минут и на чёрном небе прорисовалась довольно отчётливо громадина фрегата.

— Всё, табань вёсла. По инерции дойдём, — скомандовал Лермонтов и ребята бросили грести.

Ветерок бы небольшой, и он с юго-запада дул, как раз подгоняя ещё мелкой волной баркас к борту фрегата. Подошли вплотную и зацепились канатом за якорную цепь.

— Пошли.

Захват корабля на занятиях не отрабатывали, никто о морской войне не думал, диверсантов готовили для сухопутных операций. Выпускники Суворовского училища вообще артиллеристами были и только пятеро гардемаринов бывших учились, да и то пару раз всего, взбираться по якорной цепи на верх. Был и такой тренажёр у них в училище. Но разве проблема молодому и физически развитому юноше забраться на пять — шесть метров по якорной цепи. Чуть сложнее от клюзов дотянуться до фальшборта и перевалиться через него.