Почему птицы не летают? — Помнится, в школе мы учили монолог. Потому что люди залетают. Да так крепко, что потом клетку не открыть никак.

Интересно, если бы я рассказала всё Артуру в клубе и попросила его помочь, он бы смог? Мне показался он хорошим парнем. Ну да, парнем. Мужчиной.

Моим первым мужчиной.

Помог бы?

Вряд ли. Я сомневаюсь, что он, заснув, вообще про меня вспомнил.

Но все равно не жалею. Ни капли не жалею. Хотя нет… Если бы я не ушла, могла бы увидеть его утром. Мне кажется, он по утрам до безобразия красив: так и представляю его взъерошенные волосы, светлые сонные глаза и растянутые в улыбке чувственные губы. Мне хочется верить, что он любит утро и встречает его радостно.

Я тоже раньше любила встречать рассветы. Маленькой забиралась на крышу дома и ждала, когда начнет отступать тьма и природа раскрасится красками, подсвеченными золотистой дымкой. Даже рисовала их. У меня неплохо получалось. Особо удачные папа собирал, и развешивал в рамках в своем кабинете.

Сейчас мне пока тоже доступны рассветы. В прямоугольнике окна, но они все мои. Вчера серый и хмурый. Такой серьезный, как отец большого семейства после работы. С тяжелой поступью, насупленными бровями.

Сегодня яркий, тёплый. Как будто смешливая девочка пробежала по полянке и сбила росу голыми пятками. В открытое окно просочился аромат солнца. Я не знаю, какой у него аромат. Наверное, если судить по научным фактам, запах гари и жара. А для меня он ассоциируется с запахом свободы.

Я когда-то была беззаботной девочкой в коротком сарафане. Обожала бегать по лугу босиком. Бабуля ругалась, что я притаптываю траву, предназначенную для коров, а мне было все равно. Я носилась и хохотала. Это были мои дни. Мои утра. И я не уверена, что они повторяться, поэтому трепетно берегу в своей памяти. И достаю оттуда эти «снимки» только в самые грустные моменты. Как сейчас. Перебираю мысленные странички, кутаясь в светлые воспоминания.

Артур. Месяц спустя.

— Ты идёшь вечером на приём?

— Не думал ещё.

Лениво потягиваюсь, рассматривая друга на экране телефона. Мы не виделись две недели. Егор осунулся, под глазами круги.

— Заболел что ли?

— Полина, — выдыхает друг. — Не спит. Колики мучают.

— О, друг мой, ты по уши погряз, смотрю.

На самом деле я ему сочувствую. Мои мечты о дочке накрылись медным тазом. Вскрывшиеся обстоятельства до сих пор отзываются за ребрами неприятным покалыванием. Инну я не видел.

Месяц не видел собственную жену и планирую не видеть дальше. Мы находимся на стадии развода. Отец со мной не разговаривает, потому что у семьи Инны нашлись свои аргументы. Оказывается, я веду разгульный образ жизни, и мои друзья учат меня «плохому». Охренеть формулировочка, да?

Мои друзья?

Егор — многодетный отец?

Дейв, скачущий на одной ножке вокруг своего сокровища?

Игорь, оставшийся на родине отца, потому что там его первая и самая сильная любовь?

Тимур, который… ладно, у того своя ситуация. Не для примера.

Кто из них, блять, учит «плохому» почти тридцатилетнего мужика? Бреееед! И в этом бреду мне отведена одна из центральных ролей.

— Как заседание?

— Никак. Этой стерве снова стало плохо. Якобы. И слушание дела опять перенесли.

— Так до бесконечности можно.

— Можно быстрее. Если я отпишу ей тридцать процентов активов. Ей и её папаше. Но хрен там. Ни копейки больше. Пусть ищут другого лоха. Хорошо повеселились, пока я «лечил» их дочурку.

Показываю кавычки пальцами, а потом сжимаю кулаки.

Сука! Даже вспоминать погано. Я верил же. Верил! Ну не могла она. Приличная девушка, хорошая, воспитанная.

Продажная мерзкая тварь.

Мне Север потом еще парочку видео сбросил с вечеринок в отелях, куда она ездила здоровье поправлять. Оказывается, приличная Инна не гнушалась групповушки.

Все эти материалы, конечно же, приобщены к делу. И я очень рассчитываю, что на новом заседании судья наконец-то увидит истинное лицо этой «леди».

— Эу, Арт, ты не распаляйся там. Рожа покраснела. Выдыхай.

Вдох—выдох. Ни хрена эта гимнастика не помогает.

Помогает отвлечься на работе и завалиться домой, спать. И дом-то временно не свой. Не могу физически находиться среди вещей этой. Основное она вывезла, но ей же постоянно типа плохо. Поэтому рабочие всё шмотье упаковали и вынесли на помойку. Плохо — значит, плохо. Значит, не до нарядов.

Сейчас всю квартиру перекрашивают, возвращая ей девственный вид.

Первые дни я тусил в отеле, но потом поддался на уговоры Лихацкого и сейчас обитаю у него. Сашка всегда накормит вкусно. Жаль, нет у нее сестры. Я б не раздумывая в жены взял: умная, добрая, а на Давида смотрит такими глазами, что даже я умираю. И вовсе не от смеха. Хоть и подкалываю друга.