В школе было все по-старому: сутолока в коридорах, гомон, похожий на птичий крик. Уборщица Варвара Макаровна, со вздернутой губой, приоткрывающей редкие гнилые зубы, придирчиво ощупывала взглядом каждого входящего – взял сменку али нет?

Школьники встретили Сашку настороженным молчанием. Сивушкин скорчил плаксивую гримасу и отвернулся. Галина Васильевна вошла за минуту до звонка, просканировала класс большими роговыми очками – все увидела, ничего не пропустила.

– А вот и Коровина объявилась. Где же ты, милочка, пропадала? Болела? Справка от врача есть?

Ответа не последовало.

– Ну вот что, дорогая моя, после урока пойдем к директору.

Класс глядел на Сашку, как на пойманную бабочку. Сейчас ее проткнут булавкой и поместят под стекло в энтомологическом музее в качестве нового экспоната. Но бабочке, казалось, было все равно. Она не испугалась, не стушевалась, не съежилась, не побледнела, а только раздула крылья носа и угрожающе сузила глаза в ответ на ехидную гримасу Сивушкина.

Урок протекал скучно и нервно. Всем хотелось дождаться перемены, чтобы поглядеть, как поведут к директору «психопатку и истеричку» Коровину – эту меткую характеристику дала новенькой Лиза Лебедева.

Галина Васильевна обратила внимание на несобранность класса и наказала двух «твердых хорошистов» не менее «твердыми» тройками. Ни от кого не укрылось, что она не в духе.

Прозвенел звонок, но ни один ученик не шелохнулся. Сева Лазарев полез было за бутербродом и тотчас отдернул руку, испугавшись хруста целлофана. Все ждали.

Галина Васильевна, склонившись над столом, что-то писала, на секунду оторвалась, глянула поверх очков:

– Коровина, где ты там прячешься? Пойдем.

Громко захлопнула журнал, словно поймала залетевшую в него муху. Встала.

– Коровина, ты слышишь меня?

– Я никуда не пойду.

– Что? Что ты сказала?

В гневе Галина Васильевна умела менять голос до неузнаваемости – делать его то глухим и низким, то резким и высоким, то пронзительным и пульсирующим, как звук бормашины. Когда ее неподвижный взгляд останавливался на ученике, а голос, вибрируя, попадал в нужный регистр, самые отъявленные хулиганы бледнели и у них пропадала охота пререкаться. Школьники знали об этой особенности строгой учительницы и боялись доводить ее. Вот и сейчас от Галины Васильевны точно повеяло стужей, так что сидящие поблизости девочки невольно ощутили озноб. Сашка сидела намного дальше от учительницы и, вероятно, поэтому ничего не чувствовала.

– Я никуда не пойду, – повторила она твердо.

Это было неслыханно! Тишина в классе съежилась и забилась в угол. Все напряглись – как в фильме, когда герой оказывается на волоске от гибели и мало кто верит в его спасение. Галине Васильевне никто не сочувствовал, но в разворачивающейся драме все были на ее стороне, ведь новенькая – чужак, существо непонятное, инопланетное, враждебное.

Тоскливо прозвенел звонок.

Учительница побагровела, но по-прежнему сдержанно, не повышая голоса, сказала:

– Хорошо, Коровина, не хочешь идти к директору, он придет к тебе сам. Но пеняй на себя… Кто дежурный? – обратилась она к классу.

Как по команде разом вскочили близняшки Медведевы – в их сходстве было что-то мистическое.

– Мы дежурные.

– Отвечаете за дисциплину. Всем сидеть тихо. С мест не вставать.

Галина Васильевна вышла, заперев дверь на ключ…

Через три двора от дома деда Матвея у баптиста Егорова жила собака Манька – рыжая, с белой подпалиной, вечно дрожащая сука. Однажды соседские мальчишки перебили ей заднюю лапу. Манька так жалобно скулила на всю округу, так надрывно плакала, что у Сашки от переживания поднялась температура. Девочка физически ощущала чужую боль, и теперь ей казалось, что Манька – это она. Ее окружают злые, бессердечные люди и наслаждаются ее страданиями. Ей хотелось поскорее убежать от них куда-нибудь подальше, спрятаться, забиться в глубокую щель, чтобы ее никто не нашел.

Класс сначала молча смотрел на новенькую, потом зашуршал, задвигался – всем стало еще интересней.

Сашка сгребла портфель, подошла к столу Галины Васильевны, взяла стул и с его помощью взобралась на подоконник.

Окно было закрыто на два шпингалета.

Верхний подался легко – выскочил с глухим стуком из металлической скобы. Нижний не тронулся, хотя Сашка тянула его изо всех сил.

– Коровина! Ты что, с ума сошла! – в один голос вскрикнули Медведевы.

– Боже мой! Это какой-то боевик! Дикий Запад! – заверещала Лебедева, всплескивая руками.

Класс закипел.

Сашка, не оборачиваясь, все тянула и тянула проклятый шпингалет, так что побелели суставы пальцев.

– Это что она задумала?

– Ненормальная!

– Вот ей будет! Вот будет!

Чей-то знакомый голос выделился среди прочих:

– Надо связать ее и передать Галине Васильевне! Хватайте ее! Хватайте!

Сашка обернула перекошенное от ярости лицо и крикнула:

– Кто сунется – получит в пятак! Так и знайте!

Угроза возымела действие. Все помнили, как легко она расправилась с Сивушкиным, никто не сдвинулся с места.