— Дурачок он у меня. Кто ж с такой вещью по доброй воле расстается?

Заметив удивление на лицах гостей, гусятница поспешила пояснить:

— Не простой это платочек, а наговоренный. Если вдруг ноги не идут или из сил выбился, то утрешься им, и усталость, как рукой, снимет. Только почем зря использовать лоскут нельзя. Заклинанье с каждым разом свою силу теряет.

— Так может, Мил его исчерпал давно? — Предположил Безымян.

— Нет. Видите, узор на ткани голубой. Когда платочек чудодейственную силу утратит, то белым станет. Эта вещь в нашем роду давно храниться. Мне от отца досталась. Тому — от деда. Когда Мил на службу уходил, я ему платок в дорогу дала. Если он вам его передал, значит, чувствовал что-то. Не хотел, чтобы платок в нехорошие руки попал. Не стряслось ли с ним чего худого?

— Напрасно волнуетесь. — Успокоил женщину полянин. — Наверняка, Мил решил, что здесь он нужнее. Хозяйство все на ваших плечах висит. Такое и здоровый мужик не потянет.

— Чему быть, того не миновать. Раз уж Мил так им распорядился, не могу платок принять. Твой он теперь. — Марья протянула заговоренную тряпицу Безымяну. — Ради Мила, не отказывайся. Чутье у него на добрые дела. Знал, что суждено тебе заговор для блага использовать.

Безымян увидел, что спорить с гусятницей бесполезно и, поклонившись, взял. Не верилось ему, что и впрямь этой тряпкой чудеса творить можно. Хотя, всякое бывает. Не зря же, когда тонул, первым делом за платок ухватился. Придет время, на что-нибудь да сгодится.

Давно Безымян не чувствовал себя так хорошо. После бани кровь заиграла сильнее, словно не веником его хлестали, а платком чудотворным. Побрившись, Безымян оделся в чистое, выстиранное белье. Проходя мимо кадки с водой, он не удержался и глянул на свое отражение. Вместо румяного и посвежевшего лица на него с самого дна уставилась зеленая морда болотника. Она подмигнула полянину мутным желтым глазом. Безымян отпрянул, заслонившись рукой.

— Что с тобой? — Спросил спутника Степан — стрелок.

— Домовой шалит, — надевая на шею оберег, произнес полянин.

— А говорили, нечисть здесь спокойная.

— Прогуляемся перед сном? — Предложил охотник.

— Пойдем. Посмотрим, чем здесь народ живет.

— Я с вами. — Услышав разговор, попросился Карп. После случая на постоялом дворе, он не отставал от Безымяна ни на шаг.

— Где Арпашка? — Спросил Степан.

— Спит. Сморило после баньки. — Завязывая ворот, ответил Карп.

— Сам, что в бане не был? — Поинтересовался Безымян.

— А в баню с сумкой не пускают. — Ответил за рычанского Степан. Друзья засмеялись. Карп покраснел и, закинув вещи за плечо, обиженно произнес:

— Вдруг украдут. Не удобно без подарка.

— Что же там за подарок? Точно, кусок золота тащишь.

— Так мы идем? — Прекратил насмешки Карп и первым вышел за ворота.

К вечеру похолодало. Запахнувшись в телогрейку, Безымян принялся считать звезды.

— Не разевай рот, ворона залетит. — Посоветовал стрелок. Полянин усмехнулся. В деревне было пустынно. Люди отсыпались перед предстоящим праздником.

— Пойдем, постоялый двор поищем. — Предложил Безымян. — Там всегда людно.

— Зачем тебе люди?

— Поговорить.

— А ты со мной поговори. — Сказал Степан. — Знаешь, к примеру, какая у нас, стрелков, самая лучшая работа?

— Нет.

— Стрелки князьям забивать.

— Это как?

— Вот смотри, решат удельные князья разборку друг с другом учинить. Выяснить, значит, у кого дружина крепче, конь лучше, денег больше. Одна проблема: где встретиться. Тогда выбирают лучшего стрелка. Выходит он в поле и пускает стрелу не глядя. Среди князей это «стрелку забить» называется. На равнине далеко видно. Где стрела воткнется, туда дружины и съезжаются.

— А потом? — Спросил Безымян.

— Всякое бывает. — Отмахнулся Степан. — Даже до драки доходит. Только дело не в этом. Пару стрелок князьям забьешь, столько отвалят. Целый год жить можно.

Безымян только восхищенно тряхнул головой.

— Интересная жизнь у тебя, Степан.

— Подожди. — Остановил Безымяна охотник. — Заболтались. Уже деревня кончилась. Это оттого, что мы по ошибке не в ту сторону двинули.

— Слышите? — Подняв палец вверх, произнес Безымян. — Кто-то на дудочке играет.

Путники замолчали. Перекрывая скудный хор ночной живности, из-за пригорка доносилась едва различимая мелодия.

— Пойдем, послушаем. — Потянул спутников Безымян.

Не нужно было разбираться в музыке, чтобы понять: играл мастер. Тихая и грустная мелодия лилась по равнине, наполняя морозный воздух невидимыми узорами. Веселье исчезло. Странники зачаровано слушали переливы свирели, не в силах сдвинуться с места. Боль и тоска сжимали душу, оставляя на ней кровоточащие раны. В песне не было слов, но они бы только помешали. Безымян ожидал увидеть умудренного сединами старца, но за пригорком, на камне сидел молоденький парнишка. Простая, холщовая рубаха певца полоскалась на ветру, а тот, казалось, не замечал холода. Понял Безымян: хоронит себя парень, за грошик жизнь продает. Подходи, бери. Словно, вся жизнь человека в этой песне пролегла. Пронеслась, как один миг. А певец играл, не замечая усталости, черпая силу от самой земли. Теперь в воздухе повеяло замогильным холодом. Полянин вздрогнул.