Шрифт:
— Зовут Василием. Фамилия Николаев.
— Вандербуль.
— Особые приметы? По-моему, никаких… У него забинтована левая рука.
— Не знаю. Кажется, обжег.
— Так случилось. Я была очень расстроена.
— Спасибо большое.
Во время этого телефонного разговора Вандербулев отец стоял у окна, смотрел в мокрую ночь. Он курил сигарету в комнате, хотя это было строжайше запрещено мамой. Когда мама положила трубку на аппарат, и аппарат коротко звякнул, отец загасил сигарету о подоконник. На белой краске возникло пятно. Вандербулева мама долго смотрела на это пятно и на раздавленную рваную сигарету. Отец смахнул окурок рукой, пепел сдул, пальцем потер пятно, но оно не исчезло.
— Вот так, — сказал Вандербулев отец. — Сказка такая есть. Может, слышала?.. В одном сказочном царстве жили люди, на нас похожие. Отличались они от нас только тем, что, например, уходя в баню, могли оставить дома свою совесть. Конечно, зачем носить совесть в баню? Если она чистая, ее мыть не нужно. Если запятнанная, то мылом и мочалкой эти пятна никак не выведешь. Они могли оставлять дома свой ум или красоту в зависимости от того, куда шли. Некоторые любили забывать дома честность и чувство долга.
В этом сказочном царстве проживал один человек. Так получилось, что он еще в детстве сумел скопить себе все самое лучшее. У него была самая лихая смелость, самая что ни на есть чистая совесть, самая светлая красота, самый глубокий ум. Человек очень дорожил своими достоинствами, берег их в кованом сундуке и лишь иногда доставал для просушки. Тогда он любовался ими и сердце у него сжималось от счастья.
— Все у меня есть, — говорил он в такие минуты. — Все самое лучшее.
Иногда к нему приходили люди. Просили:
— Помоги нам разобраться в споре, у тебя самая чистая совесть.
И человек отвечал:
— Не могу. Совесть у меня самая чистая, а вдруг я неверно решу ваш спор, тогда на моей совести появится пятнышко. Тогда она не будет самая чистая.
В другой раз приходили люди, в другой раз просили:
— Враг у ворот. У тебя самая лихая смелость, самая могучая сила, помоги одолеть врага.
И человек отвечал:
— Не могу. Вдруг случайным копьем поцарапают мою самую лихую смелость. Вдруг я устану и силы мои поубавятся.
Приходила к нему девушка, говорила:
— У тебя самая светлая красота. Я тебя люблю. И ты меня полюби.
И человек отвечал:
— Не могу. От любви красота старится.
И люди перестали к нему ходить. Не видя людей, человек ослеп. И в сундуке со временем завелись мыши.
Вандербулева мама все глядела на пятно, оставленное сигаретой. Сказку она, наверно, не слушала, потому что сказала:
— А? Ты о чем говорил?
— Да так, — ответил Вандербулев отец. — Не имеет значения. Ты успокойся…
Ночь черная, плотная. Темень льется на город бесконечными каплями. Вокруг фонарей кипят желтые шары, тьма вокруг фонарей зеленая, а дальше, за домами — густо-фиолетовая, как высохшие в банке чернила.
Вандербуль подошел к воротам морского порта. Взбирались ввысь красные лампочки. Они висели на подъемных кранах, далеко предостерегая идущие в ночи самолеты. В море качались, пересекались расплывчатые силуэты, одни темнее, другие чуть посветлее ночи. Мерцали неяркие блики. Вандербулю показалось на миг, что весь порт забит ржавыми грузовыми пароходами, греческими фелюгами, рыболовными шхунами, тральщиками и белотрубыми океанскими лайнерами. И все эти корабли прислушиваются к скрипу сходен. Ждут. Потому что давно, они уже позабыли когда, в их трюмах сидели голодные тихие зайцы.
Дождь мочил волосы, падал за шиворот, стекал по спине к пояснице.
Вандербуль открыл дверь вахты и сразу с порога сказал:
— Згуриди Захар с острова.
Вахтер посмотрел списки, потом пристально глянул на Вандербуля.
— Ты вроде потолще был.
Вандербуль поднял обожженную руку.
— Когда вам легковухой отдавят — и вы похудеете.
— Как же тебя угораздило?
— Поскользнулся.
Вахтер покачал головой и уткнулся в газету.
Ветер шел с моря, качал фонари, прикрытые коническими отражателями. По бетону, позванивая, летела серебристая обертка от шоколада.
За морским каналом на острове был завод. На острове жили рабочие. На острове спал сейчас Згуриди Захар — одноклассник.
За большим пакгаузом темнота уплотнялась, становилась черным корпусом океанского корабля. Огней на борту почти не было.
У трапа ходил пограничник.
Вандербуль спрятался под навесом за бумажными мешками. Где-то под ложечкой сосала тоска, неуютность и чувство бесконечного одиночества. Вандербуль следил за пограничником, грудью навалясь на мешки. Здоровой рукой он нащупал в мешке бананы. Бананы привозят зелеными. Вандербуль с трудом отломил один, надкусил, не очистив, и выплюнул.