Оставляю Лену позади, чтобы не вмешивалась, и, подойдя ближе к саням, бросаю:

— Ну, я граф Невинска. А ты чего тут затор устроил?

«Дед Мороз» встречает меня громогласным, словно ревущая буря:

— Хо-хо-холод, граф! Я Ледзор Одиннадцатипалый. Пришёл не сражаться, а разговаривать. У нас есть о чём побеседовать, особенно после того, как ты уложил четырёх добытчиков моих подопечных.

Я не сдерживаю усмешки, спокойно кидаю в ответ:

— А напомни, где это я их уложил? Кажется, в своих родовых имениях, куда они каким-то странным образом забрели ночью, к тому же вооруженные до зубов.

Ледзор отмахивается, недовольно ворча:

— Студен тебе, граф! Я без претензий, не для разборок пришёл, а с разговором!

Он бросает на меня взгляд, будто взвешивая, стою ли я вообще его времени и внимания, затем без лишних церемоний добавляет:

— Ну что, граф Данила, присаживайся. Поговорить надо.

Я поднимаю руку, останавливая его.

— Разговоры не здесь. Ты своими санями мешаешь движению транспорта, — бросаю спокойно, но твёрдо. — Езжай за мной. — И, не дожидаясь его ответа, отворачиваюсь и иду к своему «Майбаху».

Сажусь с Леной обратно в джип, и колонна машин трогается с места, сопровождая сани Ледзора. Мы двигаемся к главной городской площади, где для таких дел будет больше места. Прямо на брусчатку. Как только прибываем, люди начинают фотографироваться на фоне саней, принимая их за очередную арт-инсталляцию. Ледзор, хмуро наблюдая за этим «цирком», ворчит:

— Хрусть да треск! Ещё одна вспышка, и кому-то достанется топором между глаз.

Я лишь хмыкаю в ответ:

— Нет, ты потерпишь. Люди всё равно на расстоянии, и тебе они не мешают.

Ледзор задумчиво чешет свою густую бороду правой рукой, на которой я насчитываю все шесть пальцев. Его взгляд скользит по мне и Лене, а потом уголки его губ ползут вверх в усмешке:

— Снегом сковало! Ладно, пусть так, — фыркает Ледзор, хмуро оглядывая толпу с фотокамерами. — Их фоточки безвредны для того, кто пережил лютые метели. Хо-хо… — коротко хохочет он, его голос похож на раскат грома. — Ну что ж, граф Данила, присаживайтесь с дамой в мои сани. Не всех я сюда зову, далеко не всех. Но раз уж ты уложил моих родственников, почему бы и нет? Хо-хо!

Пожав плечами, я забираюсь в сани и протягиваю руку Лене. Мы устраиваемся на скамейке напротив Ледзора, который усмехается в бороду. Он вытягивает термос, из которого пахнет странной смесью трав и чего-то явно лесного:

— Вот, чай на грибах. Согревает даже в вечной мерзлоте, — Ледзор протягивает термос с серьёзным видом. — Разговор у нас будет длинный, так что пей, не стесняйся.

Я беру термос и делаю осторожный глоток. Ну что ж, на вкус вполне сносно — без яда, по крайней мере.

— Нормальный чаек, правда? — одобрительно кивает Ледзор, заметив мою реакцию. — Я пришёл от Селения, потому что произошло недоразумение.

Я приподнимаю бровь, удерживая его взгляд:

— Недоразумение? Это ты так называешь две попытки меня убить?

— Хрусть да треск, граф! — Видимо, это он так ругается. — Да, граф, есть у тебя право нас ненавидеть и враждовать с нами! Но знаешь что? Наши настоящие враги — финны, они нас истребляли веками. Мой племянник — трусливый тюлень: да, хороший рыбак и хозяйственник, но духом слабый воин, испугался финнов. Но я вернулся, и теперь морхалы больше не будут лизать финнам задницы! Они будут насаживать их на свои…

— На свои одиннадцатые пальцы? — вставляю я с усмешкой, бросив взгляд на его многопалую руку. Лена, сидя рядом, слегка краснеет от смущения, а Ледзор на мгновение замирает, скрещивая со мной взгляды. Затем он вдруг взрывается громким смехом:

— Хо-хо-холод! — хохочет он, тряся головой. — А ты, граф, не промах! Вижу, с тобой разговор будет стоящий! — одобрительно говорит Ледзор, будто только что оценил меня по своим собственным стандартам.

— Что хотят морхалы? — спрашиваю.

Ледзор морщится, явно недовольный тем, что ему придётся отвечать:

— Хрусть да треск! Раньше я думал, что они — воины, — начинает он с тяжёлым вздохом. — Думал, что будут до конца своих дней воевать с финнами, как подобает. Но теперь вижу, что переоценил своих родичей. Какое там воевать?! Им бы охотиться в мирном крае, да по вечерам у печки лежать! — он говорит это с явной досадой, словно предательство идеалов. — Я слышал о твоём предложении Селению и хочу знать: оно ещё в силе?

Я хмыкаю, задумавшись. Дать убежище морхалам? Снова? Мои перепончатые пальцы! Ага, разбежался. Но, с другой стороны, в этот раз переговорщик, пускай и своеобразный, но говорит правильные вещи. Да и мне же ничто не мешает установить большую цену за свою лояльность, а там пускай сами думают.