Шрифт:
В общем, все люди, выделявшиеся внешним видом, были обречены рано или поздно познакомиться друг с другом.
Поэтому я не был удивлён, когда в августе 2008-го в самой главной социальной сети мне написал Феликс Бондарев с предложением выпить. Посмотрев его фотографии, я вспомнил, что уже видел его на прослушивании музыкальных групп для участия в Дне молодёжи (за год это была единственная возможность хоть где-то сыграть в Кингисеппе). Я там прослушивался с группой Red rum, играли мы вещи с шедевральными названиями «Крыса», «Армагеддон» и чуть ли не кавера на Amatory. А Бондарев выступал с группой Siverski 72, играли они какой-то гаражный рок. Бондарев был потрясающе нелепо высок, в зелёных джинсах, тёмных очках в помещении, он ни с кем не говорил, даже с участниками своей группы. «Сиверской» называлась психиатрическая клиника недалеко от Кингисеппа. В общем, образ у него был замечательный, и предложение выпить я принял с радостью.
Мы пили портвейн с колой в пропорции один к трём. В Кингисеппе напиток получил название «Байкал-дегенерат» за сходность по вкусовым и цветовым качествам с напитком «Байкал» и способность превращать любого человека в тупое бревно в случае неправильной дозировки продукта. Потом мы звонили по телефону девушке Бондарева и хором пели в трубку: «Вчера ты дала мне и думаешь, я в долгу». Не помню точно, чем закончился вечер, но расстались мы довольные собой и друг другом.
С того августа мы поддерживали дружеские отношения. Я ходил на концерты уже созданного проекта Red Samara Automobile Club, Бондарев в ответ приходил на Never Trust Hippie, где я кричал оголтелый маткор, а после развала группы – на концерты Он Юн.
Музыкально мы не пересекались, кроме каких-то курьёзных случаев, как, например, моё участие в записи «Волк-альбома» RSAC с исполнением подделки под белогвардейский роман. А так в общем было как-то незачем, и мы даже не рассматривали возможность совместного сотрудничества.
А потом в 2014-м неожиданно для меня закончились мои отношения с К., длившиеся четыре с половиной года. И я плотно занялся саморазрушением. В нашей семье так принято справляться со стрессом: мой дедушка по папиной линии погиб, когда пьяный упал со стрелы башенного крана, куда залез, чтобы подтягиваться.
Собственно, первым текстом Щенков стал просто задокументированный день из жизни:
Я съел полтора колеса,боялся, сердце взорвётся,но я сделал свой выбор сам,я орал во дворах-колодцахо том, что мне нужны санитарыили хотя бы пол-литра водки,а потом в переполненном душном баредевочка в красных колготкахсказала: «Мы вроде знакомы»,я трахнул её в туалете,потом решил двигаться к дому,но выйдя из бара я встретилпацанов в синих футболках,назвал их всех мудаками,они меня били недолго,зато били ногами,доктор в приёмном покоезашивал мне губу и щеку,нас было тогда хотя бы двое,я не чувствовал себя одиноким.Веселье! Музыка! Танцы!Карнавал! Праздник! Салют!Это все просто сублимация.Я всё ёщё тебя люблю.Правда тут всё, кроме пацанов в синих футболках. Пацан был один, цвет футболки не помню. В тот день мы с Бондаревым зашли в известный бар на Литейном, где я встретил К. Собственно, я знал, что должен там её встретить: её молодой человек работал барменом в этом заведении, и, протягивая ему кредитную карту, расплачиваясь за коктейль, я сказал что-то вроде:
– А пинкод – год рождения твоей девушки, – или очень похожую на эту глупость.
Собственно, мы встретились, но на колёса и алкоголь эта встреча легла так, что доставила мне внутренний дискомфорт, и я вместо какого-то адекватного диалога просто нахамил, причём, кажется, очень даже грубо. После чего напился еще больше и доебался до двух пацанов, стоящих в очереди в туалет:
– Вы чё вдвоем-то? Хуями мериться будете? Показывать свои обрезанные три сантиметра друг другу?
– Ты чего это? – непонимающе спросил один.
– А девка твоя не разговаривает? – я решил не останавливаться, тем более у меня было готово ещё несколько хороших шуток.
– Выйдем? – спросил тот, которого я назвал «девкой».
Я пошёл к выходу. На улице, когда я развернулся к оппоненту, готовый пошутить ещё, он схватил меня за куртку и ударил головой о стену. Все очень резко расплылось перед глазами, и я пропустил ещё два удара в лицо. Пару ударов я нанёс наугад и даже очень хорошо попал в челюсть соперника, пока кто-то не схватил меня сзади. Я подумал, что это какой-то друг моего врага, и приготовился отхватить как следует, но ничего не происходило. Когда я смог сфокусироваться, увидел, что «девка», оказавшаяся вполне себе боеспособным мужиком, лежит на земле в захвате моего друга Андрея.
Вышел ещё кто-то из моих друзей. Они хотели сатисфакции за нанесённую мне обиду, я же был вполне доволен высвобождённой энергией и никакой сатисфакции не хотел.
Как выяснилось после недолгих разговоров, парень обиделся не на то, что я доебался до него на ровном месте, и даже не за «девку», а за трёхсантиметровый обрезанный член. После этих объяснений он снял штаны и продемонстрировал вполне обычный член средних размеров. После такого хитрого хода продолжение драки было невозможно. Мы все посмеялись и повезли меня в приёмный покой, а уже через несколько часов я скинул Бондареву текст «Сублимации». Никто кроме него, как мне показалось, не смог бы адекватно отразить в музыке все эти эмоции.
Собственно, написание текстов для первого альбома, вышедшего в апреле 2015-го, и не позволило мне окончательно сойти с ума и совершить каких-то совсем уж неправильных поступков.
Неожиданно то, что мы сделали, понравилось какому-то количеству людей. Неожиданно мы отыграли первый концерт и неожиданно получили вполне нормальные деньги. Еще более неожиданно мы стали играть ежемесячно и каждый месяц стабильно собирать больше 200 человек, а для проекта, подобного Щенкам, – это уже несомненный успех.