– Да, Саня, – Саша опрокинула в себя вторую рюмку, зажевала хлебом. – Слово я командиру дала. Все одно к одному складывается. Сам понимаешь… нету у нас тут будущего. От железки и, значит, поставок нас отрезали. Другие очаги революции даже и в худшем положении, чем мы. Помощи ждать неоткуда – это от нас ждут помощи, а мы тут связаны теперь. Князев купил нам время, быть может, до весны, а там бронетехника двинется на наши деревни… Небольшие банды могут годами по лесам прятаться, но Народную армию сохранить уже не удастся.

Антонов разлил самогон.

– Но вот, положим, ты сдашься. Здесь тебя, верно, казнить не станут, отвезут сперва в Москву. На что ты рассчитываешь там?

– Не знаю, Саня. А ты на что рассчитываешь тут?

– Не знаю, Саша…

Выпили снова не чокаясь. Короткий зимний день сменился серыми сумерками. Антонов зажег свечу, тени легли на его лицо. Так они и сидели, тяжело облокотившись о стол – два измотанных человека, которых исторический процесс определил на роль последней надежды революции.

Саша набила самокрутку плохо слушающимися от усталости пальцами. Табака оставалось чуть…

– Знаешь, когда я вела полк на Тамбовщину, мне тоже говорили: на что ты только рассчитываешь, дура… Антонов-де с Красной армией воюет и комиссаров вешает… Ну я понадеялась на авось. Идти всяко некуда больше было. Теперь тоже идти некуда. Вы без меня управитесь не хуже, чем со мной. А там если кто и сможет зацепиться и сделать для нас хоть что-то, то только я.

– Будешь полковника своего соблазнять? Ты прости, Саша… баба ты справная, спору нет… Но соблазнительница из тебя – как из земли пуля.

– Думаешь, я не понимаю? – Саша закрыла лицо руками. – Ты не представляешь, как меня с души воротит… Что я вот так ухожу, и муж знает, к кому, и все знают… Налей еще, Саня, тошнехонько. У ОГП приказ живой меня брать, а на кой ляд… Может, под протокол сразу пустят, и как знать, сдюжу ли, смогу ли соврать – да и чего врать-то? А может, не остыл ко мне Андрей Щербатов. Завет, что бы оно ни значило, на кривой козе не объедешь… Это по-другому, но даже и хуже.

– Да будет сопли размазывать, комиссар, – Антонов положил ей руку на плечо. – Детей Князева вытащишь, а там… Бог не выдаст – свинья не съест.

– Ты главного не забывай, Саня, – все же ее повело от самогона. – Когда… если… мы все же победим… вдруг хоть один из нас в живых останется паче чаяния… надо не потерять то, ради чего это все мы делаем. За что товарищи наши погибли.

– Ты про власть Советов? – припомнил Антонов.

– Да. Избираемых равным и прямым, безо всяких цензов, голосованием Советов. И чтоб власть действительно принадлежала им, а не какой-нибудь политической партии, не очередной сраной элите. Всем. Фабрики и земля принадлежат тем, кто работает на них, а власть – всем. Безо всяких условий. Чтоб народ не был отчуж… отчужден от власти. Никогда в истории такого не было, Саня, а у нас должно быть, иначе зачем это все…

Глава 9

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Январь 1920 года

– А вот в Большую войну, когда Князев еще ротой командовал, добыл наш интендант под Рождество нам цельного хряка. Здоровенного такого, матерого. А в наряде по кухне как раз городские стояли, антилигенты мобилизованные. Кто ж знал, что допрежь они мясо только во щах и видали. Энти ухари свина сперва из клети выпустили, а опосля стали гонять по всей кухне – кто со штыком, кто с ножом, кто с топором. Какое там! Хряк-то половчее их оказался! Друг друга чуть не поувечили, дурачье. А хряк выскочил через двери на плац, а там учения как раз шли, так он самому Князеву в ноги кинулся!

Сидящие у костра нестройно засмеялись. Уговор был: сегодня дурное не вспоминать и не грустить. Само то, что удалось развести огонь и спокойно посидеть возле него несколько часов, было редким, удивительным везением. А у кого-то еще нашлась бутылка не самогона даже, а настоящей казенной водки в вещмешке – чудо. Так стоило ли портить эту ночь жалобами на судьбу?

– Князев оборачивается и видит, что в ногах у него визжащий свин, а прям на него несутся три здоровенных лба, расхристанные, с ножами и топором, – продолжал ободренный рассказчик. – Он и как на них заори! В четыре этажа завернул, твою дивизию! А свин, не будь дурак, чуть не спасся, уже до постов добежал, караульные его из винтовок расстреляли, что твои охотники. Умники потом до конца наряда свинец из мяса выковыривали.

Январь, длинный месяц, благословленный тридцатью одним днем, неумолимо подходил к концу. Отступление, беженцы, мороз, голод, волки… Тысячи раненых, из которых выжили сотни… Потери в боях и вне боев – люди уходили, чтоб обменять себя на родных. Собранная было в единый кулак Народная армия снова начала расползаться; огромных усилий стоило сохранить установленный Князевым порядок, не допустить деградации армии до сборища бандитских шаек. Вернее, замедлить эту деградацию – насколько это в человеческих силах.