Возможно есть души более яркие, более высокие, с более сильной частотой вибраций. Те, кого она увидела были похожи на стадо овец, которым официально разрешили быть свободными, но пределы их свободы огородили так, чтобы её хватало лишь на то, чтобы верить в эту несуществующую свободу – человеческое тело. Они в большой игре под названием "Земля".

Они во что-то верят, что-то делают, к чему-то стремятся, чего-то добиваются, женятся, разводятся, рожают детей. Они все живут только физической жизнью совсем забывая о своём действительном существовании, о своих истинных ценностях.

Это было похоже на приговор.

От каждой такой души прямо в небо тянулась тонкая, толщиной с девичье запястье, светлая нить. Все эти нити были в руках Азраила. Он властен дернуть за любую из них. И душа отзовётся. Она не сможет спрятаться. Душа покинет тело.

Нет, ей не хотелось бежать их спасать. Он поднял её над целой толпой, чтобы познакомиться и показать свою силу. И это была сотая толика той силы, коей он обладал. Это была была лишь малая часть того, что он предлагал ей в вечное пользовние.

Она больно ущипнула себя, чтобы удостовериться, что не спит.

Большое одеяло теплым облаком обернулось вокруг тела, не давая вечерней прохладе квартиры, где жила Хея, проникнуть в душу. Не смотря на это, она тихонько мурлыкнула, спрятала нос еще глубже, с головой готовая утонуть в мягкой, бархатистой неге подступавшего сна. За окном свистел северный, неугомонный ветер, разбрасывая сотни, а может миллионы сухих, колких снежинок. Кот посапывал в нога, так же, как и хозяйка зарывшись по уши в одеяло.

В этом году зима пришла рано, не дав осени разгуляться, как следует. Листья еще не успели толком пожелтеть и разлететься, как затрещали мелкие, сырые морозы. Хея любила и зиму, и осень, и лето, но в этом городе все было относительно и порой казалось, что у времен года напрочь отсутствует договоренность о том, кто и когда вступает в свои законные права. Хотя возможно, именно здесь они и договорились снять все привычные условности и выходили на "сцену" в удобное для них самих время. Петербург не сопротивлялся, сыростью и морозами его было не напугать. А вот люди суетились в попытке спастись от гололеда и ледяных ознобов.

– Холод – это иллюзия. – Хея повторяла это, как мантру, когда ей действительно было холодно. Ноги даже под одеялом никак не могли согреться.

– Холод – это иллюзия! – она вспомнила дождливый августовский день на берегу Ладоги. Этот день надолго расположился в ее памяти, один из самых ярких и неоднозначных дней того скудного питреского лета…

Зачастую, на Ладоге люди сбивались кучками в поисках просветления, тщетно пытаясь увидеть его в глазах соседа. Хотя кто-то, возможно, и впрямь получал это самое просветление, прямо там на берегу легендарного озера, всегда так приветливо встречающего туристов, медитирующих и просто практикующих эдакий образ жизни людей. Она и сама любила таких людей, как на Ладоге, свободных, легких, отпустивших свои проблемы и плывущих в томных и бесконечных ладожских вечерах у костра. Любила, наверное, потому что и сама была такой же летящей в этом облаке жизни.

– Чем они здесь занимались? – подумала Хея, шагая по выжженному берегу среди камней и песка. Нет, деревья стояли, как принято – корнями вниз, макушками с зелеными кронами вверх. И камни, как и принято, были разбросаны по песчаному берегу, в каком-то неведомом человеку порядке высшего хаоса вещей. И ветер вроде дул. Но земля как-будто перестала дышать. Тусовка, которая продолжалась здесь ни одну неделю, уехала сегодня утром. А земля осталась. Раскаченные места, так называемой силы, всегда гудели. А здесь стояла мертвецкая, холодная, не привычная живому телу тишина.

– Первый раз такое вижу, – бормотала она, сжимая в руках небольшой камень, будто не веря в то, что он вдруг оказался неживым. Камни были ее отдельной историей и одними из лучших проводников, каждый непременно особенный, как и люди, – каждый по своему прекрасный. Поэтому она и не верила, что не дышит.

Настя, Оля, Костя и еще трое ребят, с которыми она познакомилась вчера, когда приехала в лагерь своих друзей, продолжали болтать, двигаясь вперед по берегу и опушке леса. Хея отстала. В такие моменты у нее не возникало лишних вопросов, она просто знала то, что должна сейчас сделать. Как если бы в этот момент активировалось какое-то более сильное, более разумное существо внутри ее тела. Она закрыла глаза и медленно вздохнула. Вокруг зашурашал песок. Вихрь поднимался и поднимался, все набирая силу. Она открыла глаза и, стоя прямо в центре воронки, спокойно смотрела по сторонам на то, что происходит вокруг. Мозг уже давно привык и практически не сопротивлялся велению разума. Пространство загудело. Будто соки по стволам, откуда-то снизу, из невидимых человеческому глазу бескрайних недр земли, потекла энергия. Опушка тихонько ахнула и задышала.

– Вот так-то! – место раскачивалось и гудело все громче и громче. Хея просто стояла. Воронка становилась все мощнее и мощнее. Это было похоже на торнадо. Она дышала сама и лес, и озеро, и даже земля дышали вместе с ней. Дышали благодарно, окутывая ее своим теплом в эту дождливо-солнечную погоду. Внутри все горело. В груди было так жарко, как если бы там полыхало пламя.

Если кто-то из людей и наблюдал со стороны за тем, что происходило в тот миг, то мог видеть лишь молодую девушку с пучком рыжих волос на берегу озера, любующуюся бесконечной далью воды. Туристка, в шортах и растянутой майке с коротким топом на широких бретельках и кроссовках, с торчащими из них высокими зелеными носками.