Однако в последнее время особый интерес вызывает вопрос о так называемой универсальной юрисдикции, отношение к которому неоднозначно. Иногда мы наблюдаем в литературе очевидное отождествление понятий экстерриториальной и универсальной юрисдикций, разница между ними не проводится 66 . Но большинство специалистов исходит все-таки из понимания, предложенного, в частности, британским исследователем Роджером О’Кифом, в соответствии с которым: «Универсальная юрисдикция – это предписательная юрисдикция над преступлениями, совершенными за границей лицами, которые во время совершения противоправного деяния не являлись ни резидентами, ни гражданами предписывающего государства и деяния которых не являются угрозой для фундаментальных интересов государства, осуществляющего подобный вид юрисдикции» 67 . Иными словами, здесь нет никакой «суверенной привязки» в виде, допустим, посягательства на национальные интересы государства или интересы его граждан, характерной для традиционной экстерриториальности.

При таком понимании экстерриториальная и универсальная юрисдикции совпадают лишь отчасти – когда универсальная юрисдикция установлена в силу международных обязательств государства по борьбе с глобально опасными преступлениями, например пиратством, преступлениями против мира и безопасности человечества, незаконной торговлей культурными ценностями и т. п. Подобная ситуация понятна, она вытекает из уже классических в международно-правовом смысле подходов, хотя они и критикуются некоторыми авторитетными правоведами, полагающими, что «национальным судебным учреждениям нельзя давать право на осуществление правосудия, основываясь на принципе универсальности», поскольку это может вызвать «тотальный судебный хаос» 68 . Но все становится еще сложнее, когда то или иное государство объявляет о своей универсальной компетенции в одностороннем порядке, пытаясь расширить тем самым собственный суверенитет безотносительно к каким бы то ни было международным договорам. В данном случае мы сталкиваемся с некой «чистой» универсальностью, которую в понятийном смысле следует отделять от классической экстерриториальности, дабы не смешивать эти два явления.

Лидером расширения своего суверенитета за счет провозглашения в одностороннем порядке универсальной компетенции являются, разумеется, США, где данная практика начала развиваться еще в 1970-е годы. Проблема стала столь острой, что французский Парламент вынужден был подготовить в 2016 г. специальный объемный доклад по вопросу об «экстерриториальности американского законодательства», представляющий на данный момент, наверное, самое крупное исследование в этой области, которое мы уже неоднократно цитировали 69 . Что касается примеров такого рода одностороннего закрепления США своей универсальной юрисдикции, то даже если не принимать во внимание многочисленные законодательные акты 70 о привлечении к ответственности иностранных юридических лиц за нарушение, допустим, американских санкций, эмбарго и т. п. против определенных стран, которая в России считалась бы административной (речь идет о юридических лицах), хотя в США понимается как уголовная, их немало и в сфере классического для России уголовного права. Это, скажем, закон RICO (Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act) 1970 г. о борьбе с организованной преступностью, позволяющий властям США преследовать всех членов организованной преступной группы, независимо от их гражданства, за все деяния, невзирая на место их совершения, если хотя бы одно из лиц либо одно из деяний имеет связь с США, включая такие призрачные критерии, как осуществление даже одного платежа в долларах США, с использованием американских банковских счетов и т. п., или закон FCPA (Foreign Corrupt Practices Act) 1977 г. о борьбе с подкупом иностранных должностных лиц, под действие которого подпадают, например, служащие иностранных юридических лиц, в том числе не имеющих в США филиалов и представительств, обвиняемые в подкупе также не имеющих к США отношения иностранных должностных лиц, если иностранное юридическое лицо только выразило намерение размещать свои акции на американских фондовых рынках и в тому подобных ситуациях. В последнем случае можно, конечно, вспомнить Конвенцию ОЭСР по борьбе с подкупом иностранных должностных лиц при осуществлении международных коммерческих сделок от 17 декабря 1997 г., казалось бы, придающую соответствующим законам США международно-правовую легитимность: дескать, США просто-напросто выполняют свои обязательства по борьбе с опасными для всего международного сообщества преступлениями. Однако очевидно и то, что американский закон был принят за 20 лет до подписания Конвенции. Иными словами, мы имеем скорее дело с косвенным влиянием одной национально-правовой системы на другие посредством лоббирования международно-правового регулирования по схеме «национальный закон влиятельного государства -> воспроизводящий его подходы международный договор -> имплементация международного договора и ergo национального подхода влиятельного государства в остальные правопорядки 71 », о которой подробнее будем говорить в § 3 данной главы. На это обращают внимание и европейские авторы 72 . С 1977 по 2001 г. закон FCPA, под действие которого подпадали прежде всего американские предприятия, послужил основанием всего для 21 уголовного дела. В 1990-е годы американские власти начинают вести активную кампанию в ОЭСР, дабы обязать другие страны принять аналогичные законы. В 1997 г. им это удается – Конвенция ОЭСР подписана, после чего американский Конгресс изменяет закон FCPA, многократно увеличивая его универсальный характер: он теперь применяется не только к иностранным компаниям, которые разместили или собираются разместить свои акции на фондовых биржах США, и их служащим, но и к тем, кто осуществил платежи в долларах США либо использует электронную почту агрегаторов, чьи сервисы расположены на территории США (gmail, hotmail, yahoo и др.). После этого практика применения закона FCPA пошла резко вверх, причем преимущественно в отношении иностранных юридических лиц и их сотрудников, достигнув масштабов, вызвавших крайнее беспокойство в ведущих зарубежных государствах, в частности европейских 73 .

Еще одним новейшим примером является RADA (Rodchenkov Anti-Doping Act) или так называемый Закон Родченкова, принятый Конгрессом США в 2019 г. и затем Сенатом США в ноябре 2020 г. В соответствии с ним власти США получают право привлекать по своему внутреннему праву к уголовной ответственности любых лиц (кроме собственно спортсменов) за организацию применения или содействие в применении любыми спортсменами допинга в ходе любых проводимых под эгидой Всемирной антидопинговой ассоциации (ВАДА) спортивных соревнованиях в любой точке земного шара, если: 1) либо в этих соревнованиях также принимал участие хотя бы один спортсмен из США; 2) либо они спонсировались хотя бы одной организацией, действующей или извлекающей прибыль на территории США; 3) либо на территории США были приобретены права на трансляцию соревнований; 4) либо результаты соревнований учитываются для получения определенных призов.

Сложность оценки американских законодательных актов, закрепляющих за властями США универсальную уголовно-процессуальную компетенцию, заключается в тонкой грани, отделяющей «чистый» принцип универсальной юрисдикции (компетенции) от просто широкого понимания «суверенных привязок», иногда «притянутых за волосы» 74 , но остающихся в русле традиционной экстерриториальности. Это позволяет самим американским юристам и официальным лицам утверждать, в том числе при проведении, например, расследования французского Парламента, что никакого принципа универсальной юрисдикции их уголовные законы не содержат, поскольку «что-то» всегда связывает деяния или лиц, их совершивших, с американской территорией 75 . С одной стороны, граница между универсальной юрисдикцией и хрестоматийной экстерриториальностью, действительно, зыбка, ведь ни одно государство никогда открыто не заявляет, что оно осуществляет уголовно-правовую функцию вообще без малейших «привязок» к своей территории, своим гражданам и своим интересам 76 . С другой – считать такими суверенными привязками электронную почту, платежи в долларах или использование банковской системы SWIFT 77 – это, по сути, расширять свою компетенцию до неограниченных пределов 78 , особенно с учетом современного образа жизни, когда никто толком не знает, где расположен сервер компании, агрегирующей электронную почту, не задумывается о том, с помощью каких систем осуществляется международный либо даже национальный банковский или электронный платеж и т. п. Справедливости ради заметим, что сомнения подчас ощущаются и в американской судебной практике, когда судьи по некоторым делам находят чрезмерным расширительное толкование «привязок» органами уголовного преследования, сокращая его в каких-то ситуациях, т. е. прекращая уголовные дела или оправдывая обвиняемых именно на основании отсутствия надлежащей связи их самих и их деяний с территорией США, интересами США и т. п. 79 , хотя здесь, конечно, существует своя избирательность, неизбежная для американского судейского правотворчества.

Надо признать, что американский опыт самопроизвольного расширения собственной территориальной уголовно-процессуальной компетенции вызвал не только неприятие, но и стремление к подражанию со стороны многих других государств, пытающихся ответить тем самым на «вызовы времени» и сделать свою систему уголовной юстиции более конкурентоспособной. Можно вспомнить и нашумевший британский Закон о коррупции (The Bribery Act) 2010 г., чьи положения в части экстерриториальности вызвали в свое время яркую полемику в том числе в российской литературе 80 , и французский Закон о транспарентности, борьбе с коррупцией и модернизации экономической жизни от 9 декабря 2016 г. (так называемый закон Сапен 2), который, впрочем, в конечном итоге не отошел от более или менее классических подходов к территориальному принципу (ст. 21 Закона), хотя бурные дебаты во Франции продолжаются по сей день, и некоторые другие примеры 81 .

Эффективна ли такого рода реакция на американские действия? С одной стороны, какой-то резон в некоторых случаях в ней есть прежде всего с точки зрения дипломатической логики, требующей «ответных мер». С другой – иногда наблюдается прямо противоположный эффект, когда речь идет не об усилении соответствующих стран в их борьбе с американским правовым «гегемонизмом», а, наоборот, об их ослаблении на этом поприще. Во-первых, тем самым только укрепляется влияние американского права, которое воспроизводится «под копирку» в других правопорядках сообразно разрабатываемой в США повестке дня. Иначе говоря, происходит скорее влияние одних национальных правопорядков на другие, нежели самостоятельное развитие последних с учетом их экономических, социальных, политических потребностей, к чему мы еще вернемся в § 3 данной главы. К тому же подобная «гармонизация» лишь облегчает применение самими США необходимых им законодательных положений, что мы увидели на примере повсеместного внедрения после принятия Конвенции ОЭСР 1997 г. законодательства о борьбе с подкупом иностранных должностных лиц. Во-вторых, наивно было бы надеяться на то, что в случае внедрения у себя «встречных положений» заинтересованные государства смогут рассчитывать на сотрудничество с США в духе соблюдения принципа non bis in idem и взаимного признания приговоров и других судебных решений, хоть как-то ограничивая по факту универсальную юрисдикцию США и переводя своих граждан и свои предприятия «под сень» национальной юрисдикции. На самом деле этого не происходит, что доказывают многочисленные примеры конкретных дел, связанных все с тем же подкупом иностранных должностных лиц, когда США отказывают в сотрудничестве, невзирая на попытки, допустим, Нидерландов, Великобритании или ФРГ начать собственные производства по соответствующим фактам в своих странах 82 . Более того, представители Департамента юстиции США прямо заявили готовившим многократно нами цитировавшийся доклад французским парламентариям, что «американские власти ни при каких условиях не готовы принять на себя общее обязательство не преследовать в уголовно-правовом порядке соответствующих лиц в случае осуществления такого преследования иностранными органами уголовной юстиции. По их мнению, между органами уголовной юстиции разных стран принцип non bis in idem применению не подлежит» 83 . В такой ситуации копирование американского опыта не выглядит эффективным даже с юридико-тактической точки зрения, имея в виду тактику выстраивания взаимоотношений по конкретным чувствительным уголовным делам.

Теперь остается ответить на центральный для нас вопрос. Если вынести за скобки уголовно-процессуальные проблемы компетенции, неразрывно связанные с уголовно-правовыми проблемами действия уголовного закона в пространстве и по кругу лиц, то существует ли в концепции универсальной юрисдикции какая-либо иная уголовно-процессуальная составляющая, позволяющая, скажем, выходить за пределы национальной территории при совершении уголовно-процессуальных действий? Иначе говоря, каково уголовно-процессуальное измерение принципа универсальной юрисдикции?