Шрифт:
– Это книга? – спросил он.
– А что же еще?
– Настоящая, бумажная книга?
– Ну не пергаментная же!
– А бывают пергаментные?
– Включи телевизор, – попросила Оксана.
– Включись! – приказал Коре.
Никакой реакции. Неужели такой динозавр реагирует на мысленный приказ?
Оксана взяла пульт и нажала кнопку. Включился местный канал. Качество изображения было просто жутким. Картинка плоская, в искаженном цвете и не передает мелких деталей. По местному каналу выступал хорошо знакомый человек: доктор технических наук Петляев – тот, с которым никто не разговаривает, кроме телефонистки Урочки, – отчетливо вспомнил Коре. Урочка сидела здесь же, на экране, почти в полный свой рост, и задавала вопросы. Накрашена она была чрезвычайно вульгарно, настоящая Урочка никогда бы так не накрасилась. А вот платье на ней миленькое. Впрочем, настоящая Урочка такое бы тоже не надела.
Постарела.
– Это кто такой? – лениво спросила Оксана.
– Доктор наук Петляев. В сделал целых два изобретения: усовершенствованную швейную машинку и пароцилиндр, за что его сделали доктором технических наук. Он возгордился и повесил блестящую табличку на парадной двери: «Доктор технических наук А. В. Петляев. Прием по средам и вторникам.»
Местные жители обиделись на Петляева за такую заносчивость и облили табличку кислотой – табличка потускнела, но буквы видны. Да ну его, Петляева – с ним в Ыковке и не разговаривал никто, кроме телефонистки Урочки. Урочка была такая ужасно симпатичная, что иногда хотелось просто идти рядом с ней и любоваться, получать эстетическое удовлетворение, без всяких задних мыслей. Но вот одеваться она не умела, потому лишь немногие ходили за ней. Эта Урочка, на экране, ненастоящая.
– Мне показалось, – сказала Оксана, – что сейчас говорил не ты, а кто-то другой. У тебя совсем не такие интонации. Которая из твоих половин сейчас говорила?
– Мы с тобой просто плохо знакомы.
Петляев вел учебную передачу; чертил схемы мелом на доске. На лабораторном столике перед ним стояла модель пароцилиндра. На стене за ним виднелось несколько культовых изображений неизвестного предназначения.
Коре щелкнул кнопкой и снова попал на местный канал. В этот раз показывали что-то совсем неприличное: дочь академика Балмащи, толстая как шар, раздевалась на глазах у возбужденной публики. Публика состояла исключительно из толстых мужчин. Некоторые были даже толще дочери академика Балмащи.
– А это что за чудо?
– Дочь одного академика. Любит только мужчин и еду. И то, и другое предпочитает в больших количествах. Отец ее как-то запатентовал средство для похудания, специально для дочери, попробовал средство на себе и потолстел. Дочь пробовать побоялась. Да ей и так хорошо. Впрочем, это все сведения трехлетней давности.
– Сейчас опять говорил не ты, – заметила Оксана.
– Да, я тоже услышал.
Остальные восемь каналов тоже были местные. Один из каналов передавал местные новости и сообщил, между прочим, что трамвай сорок третий номер пока ходить не будет, по техническим причинам, а еще сообщил, что спичечник Еня доставлен в больницу по поводу аппендицита. Даже показали фотографию спичечника Ени и сказали, что ему уже намного лучше.
– Как ему может быть лучше, если еще не делали операцию? – спросил Коре.
– Что? Я спать хочу.
– Потом выспишься.
Если не считать новостей и дочери академика Балмащи, то по всем каналам передавали технический бред. Бред прерывался заставками военно-патриотического содержания. По четвертому каналу призывали голосовать за партию технического рычага. По девятому Иван Петров, изобретатель самодвижущегося рычага, объяснял, как вести себя при встрече со зверем. Объяснял длинно и невразумительно, со странным политическим уклоном.
– Я спать хочу, – повторила Оксана. – выключи эту муть.
Коре нашел пульт и выключил. Пульт даже не мурлыкал, чувствуя на себе человеческие пальцы.
– Понимаешь, в чем дело, – сказал он, – кажется я знаю, чем этот мир отличается от нашего.
– Вот и хорошо. Дай мне поспать.
Она легла на постель лицом вниз и уснула. Коре открыл шкафчик (узнал расположение предметов трехлетней давности), нашел цыганскую иглу. Кончик иглы был синего цвета. Коре вспомнил, что когда-то разогревал эту иглу над огнем, но уже не помнил, для чего он это делал.
Он подошел к подоконнику (в окно глядели два мертвых каштана без коры) и нацарапал иглой на краске:
А + К =???
Потом уколол иглой руку. Кожа вдавилась, но осталась совершенно непроницаемой для иглы.
В шкафу он нашел еще две книги: «Библия в правильном изложении» и «Отеческие указания». Обе оказались интересны. Некоторые имена из первой книги он уже слышал сегодня. До самого вечера он читал, с трудом преодолевая сопротивление текста, написанного нестандартным шрифтом. Информационных или обучающих систем в доме не было, приходилось читать глазами. Когда глаза уставали, он поднимал их над книгой и смотрел в окно. Дважды за вечер он видел отвратительнейшую старуху в мини-юбке, которая перелазила забор. Преодолев преграду, старуха рассыпала по дворику мелко набитое стекло. Работая, она постоянно бормотала в пол-голоса – вроде бы, проклятия.
Наверное, борется с грызунами, – подумал Коре. Но в третий раз старуха пришла с металлическим прутом и проковыряла несколько неровных дыр в асфальте.
Цель была неясна. Коре смутно помнил, что старуху зовут Березухой, помнил и то, что с ней лучше не заговаривать. Странно, – подумал он, – чем может повредить мне эта маразмированная бабулька?
Перед тем, как уйти окончательно, старуха отвинтила латунную ручку от дверей и, воровито огладевшись, спрятала ее за пазуху. Потом задрала мини-юбку и шумно опорожнилась.