Шрифт:
– Увидав Распутина (в Казанском соборе), я подошёл к нему и, свирепо выкатив глаза, зашипел:
– Пошёл отсюда, с. с.! Мужик!
В.М.Пуришкевич писал в известном стихотворении о Распутине:
Как хорошо дурманит дёготь И нервы женские бодрит. – Скажите, можно вас потрогать, — Статс-даме Гришка говорит… В салоне тихо. Гаснут люстры. Войдя в мистическую роль, Мужик, находчивый и шустрый, Ведёт себя, как Рокамболь… Его пластические позы — Вне этикета, вне оков; Смешался запах туберозы С ядрёным запахом портков…И т. д.
И в том и в другом случае одно – гневный окрик «барина»:
– Мужик! Грязный мужик! Как ты смеешь?!
Но Распутин – не случайность.
Грозное море провинции уже посылало в своё время, 125 лет тому назад, свою первую распутинскую волну, о чём позвольте напомнить здесь.
В 1794 году на русскую службу поступил камергер последнего польского короля Станислава Понятовского А.М.Елянский. Принадлежавший к скопческой секте, он обратился к императору Александру I с докладом об учреждении Божественной канцелярии. Дело в том, что в это время проживал в Петербурге известный скопец Кондратий Селиванов, почитавшийся у сектантов-скопцов живым богом… Этот Кондратий Селиванов – в прошлом каторжник…
– Наш настоятель, – писал А.М.Елянский, – в котором Дух Небесный с Отцом и Сыном соприсутствует, обязан быть при особе самого государя императора, и как он есть вся сила Пророков, то все тайны советы по неизречённой воле небесной премудрости будет апробовать. А что он устами скажет, то действительно Дух Святой устами его возвещает, ибо великая сила Божья в нём есть…
Божественная канцелярия, возглавляемая самим А.М.Елянским, и должна заведовать этой связью с живым представителем божества.
Умер и Елянский, Кондратий Селиванов «вознёсся на небо». Но они вернулись, таинственные и неожиданные, через 100 лет, в лице Распутина.
В Распутине страшная и тёмная провинция прислала своего делегата:
– Смотри-де, Петербург, воочию, кто я! Русь страшная, тёмная верой, двоеверная, распутная, преданная царю особой безжалостной любовью, хитрая, идущая теми дорогами, которые были ведомы Рюриковичам и от которых сбились Романовы… И к тому же мои методы далеко не глупы…
Революция началась с Распутина. Когда баре Петербурга убили провинциального мужика Распутина, народ перебил бар. Наследником Распутина проскочил Ленин.
Одно к одному.
– В каком веке мы живём, если вы пишете такие вещи? – спросит меня читатель.
– Если мерить по Европе, то в XX! Но мерить нам по Европе не пристало, господа! Посмотрите на О. Шпенглера: сей умный немец говорит, что Россия живёт сейчас в средневековье… Не угодно ли вам вернуться туда, господа?
Как известно, Ленин пошёл против провинции и занялся «ликвидацией безграмотности». То есть полуграмотный «ликвидатор» берёт безграмотных мужиков, сажает их за полуграмотный букварь и по окончании «учёбы», которое знаменуется умением написать «хфамилие», – «ликвидировавшемуся» выдаются сапоги.
Баста!
Или безграмотность ликвидируется ещё так: радио передаёт в избу, набитую мужиками и тараканами, звуки московской оперы, либо доклад о травосеянии.
Баста!
Ленину надо отдать справедливость. Он сумел своими мерами добиться того, что океан провинции плотно окружает теперь со всех сторон остров Москвы и Кремля. Всюду в газетах пишут, что всё, что может быть так или иначе отнесено к интеллигенции, находится в Москве; эмбрионы культурной городской сети сбежали туда:
– В Москву! В Москву!..
Две с половиной тысячи врачей служат в Москве писцами, а кругом лечат знахарки. Нет в провинции учителей, а педагоги служат «техническими работниками», то есть сторожами.
В провинции остались только священники и сектанты. Радио и ликпункты не мешают ей лелеять свои старые, излюбленные мысли. Они не мешают ей быть уверенной в том, что некоторые схемы власти, исторически употреблявшиеся ею, этой «провинцией», то есть повоёванною столицей землёй, в своё время окажут благодетельное действие. А сдерживающей силы городов почти не осталось.
Не следует ли поэтому ждать появления новых делегатов провинции у московских ворот на белом коне, с бородой, в красной рубахе, с топором в руке?
Ведь Распутин пришёл при более трудных обстоятельствах.
Не следует ли поэтому ждать третьей революции, крестьянской?
Первая была – буржуазная! Февраль.
Вторая – пролетарско-фабричная. Октябрь.
Третья будет – крестьянская.
Ведь грань между столицей и провинцией по-прежнему крепка. Блистательная Москва окружена сплошной мрачной и своенравной деревней. По-прежнему в Москве упражняются господа профессора Покровские в «безверии». Мейерхольды пророчествуют на разные лады о том, что «жизнь без искусства – варварство». По-прежнему выпираются в европейские ряды разные учёные.