— Загорский, — сквозь зубы ответила Леся и, вздохнув, добавила: — Такая мразь!

— Почему?

— А я знаю? Видимо, мама его таким родила.

— Нет, почему ты считаешь, что он мразь? Может, он просто крутой и жесткий мачо, например?

Леся взглянула на меня, как на сумасшедшего, и ответила:

— Ага, мачо. Знаешь, что про него говорят?

Я подтянулся к ней ближе, но вместо ответа Олеся неожиданно впилась в меня губами. Вот, блин! Попался, как ребенок! Наверное, я перегнул с выбором туалетной воды. Эх, если бы на ее месте была Анфиса… Надо срочно выкручиваться, а то, как только я завтра захочу узнать историю Карамельки, окажусь с Лесей в ЗАГСе. Кто же знал, что она в режиме охотницы?

— Это шикарно… — начал я, а Леся мило заулыбалась. — Но… Вдруг я такая же мразь, как Загорский?

— Ты? Нет! Куда тебе до него? — рассмеялась она и снова подтянулась ко мне.

Но, к моему счастью, пришел новый пациент, и я отошел в сторону со своей остывшей чашкой кофе. Итак, надо раскрутить Олесю на информацию, но при этом ничего не наобещать ей лишнего, чтобы себя не подставить.

Как только пациента забрал доктор, я подошел к ресепшену и начал снова заигрывать с Лесей:

— И чем же я лучше Загорского?

— Ну, хотя бы ты никого не убивал, чтобы заполучить чужой бизнес.

— Это бред. Сейчас не девяностые, — не поверил я.

— Ну, не знаю. Такая слава за ним ходит. К тому же вид у него очень жуткий, — поежилась Леся.

— Мне кажется, что наоборот. Вы таких брутальных любите.

— Ну, мне не двадцать лет. И я не все, — зардевшись, захихикала Леся. — Мне, например, всегда нравились айтишники. Ты же айтишник? — с надеждой спросила она.

Ах, вот оно что! Благодаря моим очкам и виду ботаника, она подумала, что я — перспективный чувак.

— Угу, — согласился я. — Угадала! А что, на мне прям написано?

— Ну, опыт не пропьешь. Я тут насмотрелась многого.

— И видела, как Загорский убивает конкурентов? — типа пошутил я.

— Видела, как он относится и к жене, и к любовницам!

— Лю-бов-ни-цам? — по слогам переспросил я.

— Да! Строит из себя шейха! И все разные! И все красавицы, в отличие от его жены. Ну, конечно, женимся на денежках, а любовницы для души. Ну, не мразь он?

— Ага.. — задумался я. — А разве его жена богатая? Что-то непохоже.

— Так многие богатые не выглядят, как богатые. Вот ты, например.

Я взглянул на себя, не понимая, что со мной не так. Вроде шмотки я надел приличные.

— Все из дешевого сегмента. Но вы, айтишники, вообще не умеете тратить деньги. Зато вы сколачиваете целое состояние, — с умным видом продолжала Леся.

Тут я понял, что все. Эта женщина мне больше ничего дельного не расскажет, так как мыслит шаблонно. Богат — бандит, айтишник — неухоженный ботан, жена — гадина, некрасивая — женился ради денег, красивая — стерва.

В общем, теперь я должен проверить всю информацию, которую мне дала Олеся. А потом найти доказательства наличия других любовниц у Загорского и сунуть все факты под нос Анфисы. Пусть увидит, какой на самом деле ее брутал!

Анфиса

— Анфиса… — с придыханием протянул мой начальник.

Хоть от его громкого дыхания меня и воротило, но я стояла с ледяным лицом и даже не шелохнулась. Потому что давно привыкла к домоганиям Тимоши. Два года я отработала, водя его за нос, добиваясь повышения, и сейчас занимаюсь тем же. Он слишком туп, чтобы понять, что ему ничего не светит.

— В новой программе мы уделим больше внимания экологии. Сейчас это актуальная тема. Она будет хорошо принята нашими западными партнёрами, — продолжала вещать я, не реагируя на почти капающие на мое плечо слюни Тимофея Савельевича.

Он все кругами ходил вокруг меня, словно кот, выпрашивающий сметанку, но вдруг заявил:

— Анфиса, я так больше не могу... Ты меня убиваешь…

Что это с ним? Я строго взглянула на начальника поверх своих очков, которые носила специально для него, чтобы быть более желанной. Только его вожделение повышало меня в должности и давало премию, а также оплачиваемые за счёт фирмы отпуска. Я два года жила как в шоколаде, если не считать вечную проблему, как красиво слиться от сексуальных обязательств. А ведь это очень серьезная проблема. Получать все и ничего не давать — надо уметь. Еще в юности я этому научилась и через такое прошла, что сейчас вспоминать даже страшно.

Теперь я сплю только с теми, кого действительно хочу. А этого старого и лысеющего пердуна я точно не желала.

Он лишь ступенька к моей заветной цели. И я по нему пройдусь, как бы тот не рыпался.

— Сейчас... Сейчас ты будешь моей... — заключил дрожащим голосом Тимофей Савельевич.

Сказать, что я потеряла дар речи, ничего не сказать. Он что, таблеток объелся? Или вместо микстуры от кашля выпил паленку? Но я была уже прожженной дамой. Поэтому, сделав лицо строгой училки, я ледяным голосом заметила: