Господи боже мой!!! Кажется, мы нарвались на сумасшедшего! Или он на нас нарвался, разница небольшая. Говорил он, вроде бы русскими словами, но для меня это все было какой-то тарабарщиной. Какой такой барьер я сняла? С чего барьер? Кто такие «они» и почему собственная мать не принимала их?! К моему запутанному клубку из ранее возникших вопросов, добавились еще новые, образуя в голове страшный хаос, разобраться в котором я, увы, не могла. Но, имея любовь к точным наукам и, как следствие, к логике, я понимала, что, для того чтобы во всей этой каше-малаше разобраться, нужно начинать сначала. И поэтому, я как заведенный попугайчик, упрямо повторила свой вопрос:

– Ты кто?

Незнакомец глянул с изумлением на меня, будто я спросила неимоверную глупость. Я надеялась, что с этого его ответа я могу завязать первый узелок, на который постараюсь намотать постепенно весь клубок своих вопросов в упорядоченном виде. И тогда, мне, возможно, станет хоть что-нибудь понятным.

Белоголовый, оставив наконец наглаживать Иннокентия, склонил голову на бок и принялся меня внимательно разглядывать. И от этого взгляда у меня, где-то, казалось, в самом мозжечке стало щекотно. Будто, кто-то легким перышком размахивал у меня внутри черепушки. Я даже головой потрясла, пытаясь избавиться от этого «перышка». Мгновение, и это, не совсем приятное чувство исчезло. А человек медленно, словно сомневаясь в правильности того, что он делает, протянул:

– Я – Койда, сын Окаба, из рода древичей…

Я от такого ответа опять глупо захлопала глазами. Это что еще такое?! Как прикажете это понимать?! А внутренний голос радостно прогукал: «Каков вопрос, таков и ответ…» У меня еще не было достаточного жизненного опыта для бесед со своим внутренним голосом. Но уже, где-то в глубине собственного сознания, я твердо знала, что свою интуицию стоит слушаться. Правда, подобное ехидное замечание вряд ли можно было назвать интуицией, но, так или иначе, внутренний голос принадлежал мне самой, так что…

В общем, поняв, что, задавая подобные вопросы, мы далеко не продвинемся, решила пересмотреть собственную концепцию по поводу того, что есть начало. И решила подступиться с другой стороны.

– Кто такие «они»?

Сразу все вопросы задавать поостереглась. Даже не потому, что этот белоголовый на них не сумеет ответить, а скорее, причина была во мне. Я опасалась, что не сумею переварить его информацию, если она будет в большом количестве. Неизвестное, так же, как и ядовитые лекарства, стоило принимать в микродозах.

Мой собеседник (если его можно было так назвать) опять склонил слегка голову набок, и принялся буравить меня своими черными глазами. От его взгляда мне сделалось как-то не по себе. Теперь мне казалось, что уже не перышко шурует в моей черепушке, а настоящий пылесос. Кажется, он пытался прочесть мои мысли, словно страницы в какой-нибудь книге. И, честно скажу, мне это жуть, как не понравилось! Я, конечно, читала про телепатию и все такое прочее, но на себе испытать подобного не доводилось раньше, и сейчас, вынуждена была признать, что эта процедура мне совсем не по нутру. Было ощущение, словно я совершенно голая стою перед ним, а он внимательно изучает все изгибы и линии моего тела.

Гипнозу я была не подвержена. Как-то, Танька меня затащила на подобный сеанс. Помню свое ощущение, словно кто-то пытался влезть в одежде и в обуви (причем в грязной обуви) прямо внутрь моих мыслей. Мое возмущение тогда сработало на автомате, будто воздвигнув какой-то барьер, напоминающий грубо сработанную кирпичную кладку. Я, кажется даже, ощутила некое возмущенное давление на эту стену, словно тот, кто пытался проломиться, был недоволен тем, что обнаружил на своем пути это препятствие. Тогда, многие зрители вели себя несколько странно. Кто-то смеялся, кто-то плакал, а кто-то вообще спал. Танька дрыхла, а потом, когда все закончилось, захлебываясь от восторга, рассказывала мне о чудесных видениях, которые она видела, пребывая в этом, на мой взгляд, похожим на обморочное, состоянии. Я, конечно, не была нигилистом, отрицая все, чего сама не испытала, или не видела. Но все ее рассказы мне тогда казались странными, а состояние – неестественным, сродни наркотическому опьянению. А еще с детских лет я твердо уяснила себе, что наркотики – это зло.

Сейчас я ощущала почти тоже самое, только, пожалуй, за исключением одежды и обуви. Теперешнее давление было тонким, я бы сказала, изворотливым, словно весенние ручейки, пробивающие талый снег. Но, все равно, мне это не нравилось. И я, уже более или менее осознанно, воздвигла барьер. Только на этот раз, это была не стена из кирпичей, а толстое стекло, из-за которого и я могла наблюдать, или даже слышать, что творилось в голове у собеседника. Но, человек, стоявший сейчас передо мной, был очень непрост, и, потому, многого мне ни увидеть, ни услышать не удалось. Только какое-то изумление, граничащее с радостным открытием. И все… дальше сразу глухая стена, словно бастион крепости, готовой ко вражеской осаде.

Вся эта, с позволения сказать, процедура заняла очень короткое время, можно даже сказать, какие-то мгновения, и я почувствовала, как давление отступает. Незнакомец (впрочем, чего это я? Он уже назвал свое имя, значит, знакомец) как-то очень скупо улыбнулся, и эта улыбка сразу сделала его лицо похожим на доверчивого, если не сказать, застенчивого ребенка, только очень взрослого ребенка. И сейчас, я бы не дала ему больше тридцати лет. Сделав несколько коротких, почти бесшумных шажков вперед, он опустился на корточки рядом с костром. И как-то непроизвольно, я проговорила, все еще продолжая обращаться к нему на ты: