Думская комиссия при обороне находила в 1911 г., что «деятельность Главного артиллерийского управления в деле снабжения армии новейшими боевыми средствами отличается медленностью и беспорядочностью. При выяснении причин, оказалось, что замедление в заготовке материальной части происходит вследствие неудовлетворительности административных органов, ведающих надзором над ними, а равно вследствие неправильного распределения заказов между казенными и частными заводами, от неподготовленности нашей промышленности к некоторым производствам, междуведомственных трений и, наконец, от излишней продолжительности предварительных изысканий и опытов. Разработка технических усовершенствований в материальной части артиллерии и ручного оружия и связанных с этой отраслью вопросов возложена на состоящий при ГАУ Артиллерийский комитет. Большинство постоянных членов комитета ранее занимало должности делопроизводителей комитета, и некоторые из них состоят членами от 10 до 40 с лишком лет. Таким образом, все эти лица уже давно порвали связь с живым делом как строевым, так и техническим, и деятельность комитета приобрела замкнутый и малоподвижный характер при устарелой и крайне громоздкой организации. Между тем все нити боевой готовности армии в техническом отношении сосредоточиваются в этом комитете, который является единственным вершителем судеб всякой новой мысли, всякого усовершенствования в области артиллерийской техники и материальной части, в результате же наша армия оказывается всегда позади армий наших возможных противников».

В мае 1912 г. известный октябрист Гучков заявил в Думе, что «анархическая организация Артиллерийского комитета, отсутствие быстрого обновления его состава, недостаточная техническая высота этого комитета – все это делает его тяжелым тормозом при введении различных усовершенствований в артиллерийском деле».

Подчеркивая крайнюю медленность технических усовершенствований, разрабатываемых Артиллерийским комитетом (вопрос шел о взрывателях, который Артиллерийским комитетом разрабатывался в течение 5–6 лет), Гучков признал ГАУ в корне дезорганизованным ведомством и при этом заявил Государственной думе следующее:

«Надо знать, какими «ложными путями проходят малейшие вопросы в ГАУ, особенно сколько-нибудь новые и свежие идеи, в каких лабиринтах делопроизводств, отделений они затериваются, как нужны недели, месяцы для такого рода операций, которые в любом сколько-нибудь благоустроенном частном предприятии кончились бы в течение если не часов, то дней. Простая передача заказа, полученного от морского ведомства, простая передача заказа соответствующему техническому артиллерийскому заведению, на соответствующий завод требует, как был случай, не меньше шести месяцев». [1]

Крайняя медлительность и бюрократическая запутанность в разрешении вопросов ГАУ получили такую нелестную известность, что недаром в строевых частях артиллерии ГАУ иначе не называли, как «главным артиллерийским затруднением». Продвижение самых простых, заурядных вопросов в ГАУ измерялось неделями, а в Артиллерийском комитете нормальным движением считалось 3–4 месяца. Что касается больших серьезных вопросов, то разрешение их длилось месяцами, а в некоторых случаях годами. Например, только одно «бумажное» делопроизводство по переустройству и оборудованию орудийного завода для изготовления 3-дм пушек, несмотря на необходимость срочного разрешения вопроса, продолжалось почти год, считая со времени получения смет от завода до внесения представления ГАУ в Военный совет. Переговоры и переписка по поводу заключения договора ГАУ с Путиловским заводом на первый валовой заказ тех же пушек продолжились несколько месяцев. Вопрос об устройстве мастерских для снаряжения патронов при мобилизации затянулся на 4 года и т. д. Вот на такое сугубо бюрократическое и отсталое учреждение царское правительство возлагало одну из важнейших задач технического вооружения армии.

За всеми усовершенствованиями по артиллерийской части, должно ныло следить ГАУ.

Ближайшее рассмотрение новых изобретений по артиллерийской части, обсуждение вопросов, касающихся теории, техники и тактики артиллерии и ручного оружия, руководство исследованиями и опытами по всем указанным вопросам – все это возлагалось на Артиллерийский комитет при ГАУ. На него же возлагалась и переработка конструкций орудий, снарядов и материальной части артиллерии, а также ручного огнестрельного и холодного оружия.

Специальные опыты, необходимые для решения какого-либо вопроса об усовершенствовании или введении на вооружение нового образца, большею частью производились на Главном артиллерийском полигоне или в офицерской стрелковой школе, в том и другом случае под наблюдением Арткома, иногда же испытания поручались техническим артиллерийским заведениям или окружным учебным артиллерийским полигонам.

Офицерская стрелковая школа работала в довольно тесной связи с пехотой, окружные учебные полигоны были приближены к строевым частям артиллерии; поэтому при производстве ими опытов, поручаемых Арткомом, они считались с требованиями войск.

Что касается Главного полигона, то основным его назначением было производство опытов, имеющих целью исследование научных артиллерийских вопросов и испытание баллистических свойств пороха, орудий, снарядов и пр. Главный полигон подчинялся председателю Арткома и производил испытания по его указаниям. Главный полигон, составляя неразрывную часть Арткома, являлся, так сказать, его научно-технической лабораторией. Он был оторван от войск так же сильно, как и Артком. Начальник Главного полигона и офицеры для производства опытов назначались преимущественно из лиц, получивших высшее специальное артиллерийское образование, прослуживших не менее двух лет в строю. Такой короткий срок службы не давал им прочной связи со строем, и они быстро забывали его нужды.

Не имея в своем составе представителей от войск, Артком работал совершенно обособленно. Ставя своей задачей дать армии образцы оружия наиболее совершенные, отвечающие всем требованиям современной техники он в то же время недостаточно учитывал предъявляемые войсками боевые требования, далеко не всегда совпадающие с научно-техническими.

Начальник ГАУ ген. Кузьмин-Караваев, служивший долго в строевых частях, признавал, что для большей части предметов вооружения «испытания полигонного характера не давали широкого знакомства со слабыми сторонами испытуемого». Но его мнению, при решении вопроса о снабжении войск новыми предметами вооружения недостаточно предварительного научения принимаемой системы, необходимо проверить ее службой, по возможности при неблагоприятных обстоятельствах, причем крайне существенно знать суждение самих войск о новом предмете вооружения.