– Здесь еще можно жить, - Флетчер словно отзывается на мои мысли.
– Здесь хотя бы знают, что такое табак.

– Однако мало кто из высокородных курит, - замечаю я.

– А, - он машет рукой, - после войны все перемешалось. А на той же Роардинэ, если помнишь такую дыру, я за четыре дня без сигарет чуть на стенку не залез.

– Да, закури ты там, от обвинения в черной магии уже не отвертелся бы!

– Слушай, а почему ты с Орсаллом? Вы же вроде никогда не были особенно близки...

– Использует меня в качестве щита от обаяния Йоссамэл, поясняю я кратко.

– Да, Йоссамэл - это нечто!
– его улыбка делается еще шире.
– По-моему, даму с таким характером Атхайну не сменять даже на выгодный политический союз. Наинрин - та пусть дурнушка, но хотя бы не стерва, а уж Йосса...

Комната Флетчера в северном крыле дворца, где разместили всех гостей из Долины Лилий. Первое, что предстает моим глазам, едва я распахнула дверь - некий тип в бежевом камзоле, который разлегся на единственной кровати, перебирая струны лютни. Увидев меня, он в мгновение ока принимает вертикальное положение и отвешивает мне поклон.

– Мое почтение прекрасной леди с золотыми волосами...

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не застонать. Волосы у меня русые, но с характерной ругианской желтизной, так что первый комплимент, приходящий в голову ну буквально всем и каждому назвать меня золотоволосой...

– Отставить, Россиньоль, - Флетчер смеется и машет рукой.
– Эта леди такая же моталица, как и мы с тобой. Эленд, позволь представить тебе Нэда Россиньоля, Мастера Ордена, известного также как Винато и Большой Баклан, последнее подчеркнуть. Страшный разгильдяй, но при этом идеальный спутник в Сутях, ибо побывал там, где нам и не снилось...

Где-то я уже видела эти соломенные волосы и яркие голубые глаза... не иначе, мельком в святилище Ордена...

– Очень приятно, - я сбрасываю плащ, разуваюсь и ставлю сапоги к каминной решетке. Неплохо бы набить их бумагой, но ее на этой Сути изобретут лет через триста, не раньше.
– Кто-то, кажется, обещал развлекать меня, пока моя обувь сушится?

– Уступаю эту честь тебе, Россиньоль, - Флетчер наполняет три кубка из большой бутыли темного стекла.
– Мои песни тут уже все знают.

– Ты же знаешь, что тебя я готова слушать в любое время! возражаю я.

– Потом, - вечно эта его наигранная скромность!
– Сначала пусть споет мой друг.

Россиньоль, видать, не страдает таким же пороком - с готовностью берет лютню, и комнату заполняет его голос, негромкий, но проникновенный:

Вспомню легенду давних времен:

Белая леди, черный барон,

Ангел во плоти и сатана,

Двое - не пара - муж и жена!

Замечательная песня - она заворожила меня с первой же ноты, с аккордов вступления. Даже не ожидала от этого хмыря... Нет, с человеком, который слагает такое, мы, несомненно, будем друзьями!

Когда песня кончается, я поднимаю кубок.

– Как говаривала шотландская ведьма Илсей - за нас с вами и за хрен с ними!

– За Орден!
– кубок Флетчера ударяется о мой.

Наверное, только ради таких минут и стоит жить на свете... Я сижу с ногами на постели, приклонившись головой к Флетчеру чего церемониться, здесь только свои. На этой же кровати с краешку пристроился Россиньоль, и сменяют одна другую прекрасные песни...

Жаркий бой закипел... Я его одолел!

Но не в радость мое торжество

Леди кошкой глядит и молит: "Пощади

Я люблю не тебя, а его!"

Как все-таки они непохожи... Этот Россиньоль по виду типичный бродяга, средневековый жонглер, знающий, как угодить даме и развеселить толпу. Не сразу и догадаешься, где у него просто песни, а где Слова. Флетчер же - менестрель из легенды, чья песня одинаково тревожит на королевском пиру и у костра на ночном привале... Но сила в них одна - и та же сила, таясь, живет во мне, хотя я-то сама не пою, только Говорю, но и без лютни порой можно сделать немало!

Она то робко намекает,

Что разделяет эту страсть,

То вдруг стыдливо замолкает...

Она греха вкусила всласть!

Но с виду ангел, если нужно

Силен притворством слабый пол...

Что за черт! Я ведь уже слышала эту песню - и если мне не изменяет память, именно здесь, в Мире Великой Реки!

А нужно ей - всего лишь мужа...

– Поскольку, э-э, возраст подошел, - вставляю я совершенно автоматически раньше, чем это успевает сделать сам Россиньоль.

Он резко обрывает мелодию: