Шрифт:
В кабинет вошла Фыра. Я долго смотрел на неё, отметил про себя, что камни в ошейнике сверкают, как положено, пока не потускнели, значит, подзарядка не требуется. Фыра села на ковёр и пристально посмотрела на меня жёлтыми глазищами.
— Ты со мной не поедешь, — строго проговорил я. Рысь тряхнула головой, зевнула во всю свою пасть, с внушительными клыками, и запрыгнула на диван, растянувшись на нём. — Похоже, это означает: «Не очень-то и хотелось», — да? — Спросил я у неё. В ответ Фыра посмотрела на меня прищуренными глазами и ещё раз зевнула. — Вот и отлично. Я тогда пошёл собираться.
Маша, скрипя зубами и, кажется, негромко матерясь, перебирала свои наряды.
— Женя, у меня есть синий форменный костюм, но нет синих вечерних платьев, — сообщила она, поворачиваясь ко мне.
— Очень жаль, Машенька, — я стянул рубашку через голову и бросил её на кровать. Не буду себе изменять: белый костюм и чёрная рубашка. Даже императрица сочла меня вполне прилично одетым, так что местной публике сами боги велели. — Надеюсь, ты приобретёшь его на тот случай, если вы снова решите глупо пошутить. Чтобы не выставлять меня идиотом.
— Женя, извини, мы не думали, что он так отреагирует, — она подошла ко мне и уткнулась в шею.
— Одевайся, — я погладил её по волосам. — На такие вечера положено опаздывать, но всё-таки не слишком сильно, потому что совесть надо иметь. — Поцеловав Машу в висок, я её слегка оттолкнул и вытащил рубашку.
— А где твой орден? — спросила Маша, остановив выбор на лавандовом шелковом платье. Не синее, конечно, но сойдёт. — Это был бы прекрасный штрих, если бы вы с Олегом пришли с орденами. На нетитулованных дворян эти штуковины почему-то очень странно действуют.
— Я его отдал деду. Пускай повестит рядом с картиной, где Рысь изображена. Или на неё, мне без разницы. Ему нужен наглядный предмет для гордости, который можно ткнуть в морду особо сомневающимся типам. Орден для этого подойдёт идеально. Не только нетитулованные дворяне странно реагируют на награды, Машенька. — Я ухмыльнулся. — Полагаю, Олег отдал своему отцу. Это его окончательно примирило с Академией изящных искусств.
Я накинул пиджак, и тут раздался звонок мобилета. Посмотрев на высветившийся номер, я нахмурился.
— Что-то случилось? — спросил я, не давая собеседнику сказать и слова.
— Нет, то есть, да. — Куницын помялся, а потом продолжил. — Вы вернётесь через две недели? — Спросил он.
— Это сложный вопрос, на самом деле. — Я задумался. — Возможно. А что всё-таки произошло?
— Я Ленку замуж через две недели выдаю, — ответил Аркаша и вздохнул. — Как раз мама приедет.
— Надеюсь, ты выдаёшь её за Сашку? — спросил я и принялся вертеть в руках пилку в футляре, подаренную мне императором.
— Конечно, за Сашку, иначе бы так не спешил, — ответил Куницын. — Ему разрешили продлить увольнительную только на две недели. Поэтому такая спешка. Я думал, меня мать через мобилет вытащит и придушит, — пожаловался он. — Так вы приедете? Мне нужно учитывать вас в списке гостей?
— Учитывай, — принял я решение. — В крайнем случае мы вырвемся на день, поздравить молодых.
— Я окончательную дату тебе чуть позже сообщу. — Аркаша ещё раз вздохнул. — У нас есть дом в Новосибирске. Вот его в качестве приданного и отдам. Как раз им жить будет где.
И он отключился. Я долго смотрел на погасший экран. И что это сейчас было?
— Нас только что пригласили на свадьбу Лены Куницыной и Саши Галкина, — сообщил я Маше.
— Отлично. Надо подумать насчёт подарка. — Маша повернулась ко мне, и я присвистнул. Она была прекрасна. — Когда?
— Через две недели, — ответил я улыбнувшись.
— Как через две недели? — Маша всплеснула руками. — Женя, это только у тебя такое возможно. Да ещё у твоих друзей. Ладно, что-нибудь придумаем.
— Поехали уже, — я протянул ей руку, и мы вышли из спальни.
В холле нас уже ждали Вика и Мамбов.
— А зачем Игнат обе машины подготовил? — спросил Олег, натягивая перчатки.
— Не спрашивай, — я только покачал головой. — Готовы? Пошли.
До Дубны доехали быстро. Но вот когда остановились перед ратушей, я сразу же понял, что что-то не так. Люди толпились вокруг одного из экипажей. Мужчины нервно оглядывались по сторонам, а женщины подносили к глазам платочки и многие даже вытирали слёзы вполне искренне.