По ту сторону любви

Аннотация

Страстная любовь, временами переходящая во вражду, упоительная нежность и взрыв обид и взаимных упреков — все это переживают герои романа американской писательницы Энн Мэйджер «По ту сторону любви». Надеемся, читателям интересно будет узнать, чем завершилось это длительное противостояние.

Глава 1 Этот обычный холодный день ноября в Напа-Вэлли Дина Кирстен не забудет никогда. Она, хлопнув дверью, выскочила из дома, как всегда, когда ее шестнадцатилетнее сердце начинало разрываться от обиды, тщательно скрываемой от всех, особенно от деда. Холодный порыв ветра обжег ей щеки. Она торопливо собрала свои длинные черные волосы в пучок, застегнула молнию желтой ветровки и побежала к сараю, чтобы поскорее скрыться. Под ногами хлюпала намокшая земля, в горах стелился туман. Виноградники Кирстен-Вайн-ярдз были похожи на выцветшую фотографию времен первой мировой войны из дедушкиного альбома. Сухие виноградные листья безрадостно коричневого цвета валялись в грязи между скрюченными стеблями, небо — свинцово-серое. Ряды лоз, как могилы военного кладбища, в печальном марше уходили вдаль. Завершал пейзаж высившийся на горе дом деда, выстроенный в викторианском стиле. Несмотря на погоду. Дине стало лучше на воздухе. Она всегда испытывала духовную близость с природой и всем своим существом любила эту долину и виноградник, считая себя их частью, так же как и Холли. Лучше бы она была родным, а не приемным ребенком. Холли было все равно, любит ее дед или нет, а виноградарство и виноделие она считала скучным занятием. Наконец Дине удалось прогнать от себя прочь эти дурные мысли. Обычно она не думала о Холли, но как раз сегодня пришло письмо от старшей сестры, оказавшейся, очевидно, в стесненных обстоятельствах. Дед очень разволновался, так как это было ее первое письмо за два месяца отсутствия, и прочел его вслух за обедом. Тогда Дину охватило знакомое чувство ревности, от которой она как будто бы избавилась после отъезда Холли в Беркли в сентябре. Она с трудом заставляла себя слушать о том, как дед соскучился по Холли. Он говорил, что Холли тоже скучает, и Дина в кровь искусала губы, чтобы не обидеть деда замечанием, что он принимает желаемое за действительное. Холли не стала бы писать, если бы у нее было все в порядке. Дина, всегда мечтавшая, чтобы он любил ее не меньше, чем свою родную внучку Холли, до сердечной боли переживала его восторг. Холли была ко всему здесь равнодушна, а Дина ходила за дедом по пятам, как ребенок, на виноградник и винодельню. Холли же обычно останавливалась в дверях винодельни, морщась от кислого запаха перебродившего винограда. Когда Дина подросла, она стала делать все возможное, чтобы доставлять деду удовольствие. Она научилась водить узкий трактор между рядами винограда не хуже взрослого мужчины. Она научилась пробовать виноград на сахар и знала, когда настает время собирать урожай и давить вино. Она подрезала лозы не хуже самого деда. И все это делалось ради того, чтобы завоевать его любовь. Но Дине казалось, что он любит только Холли, и она чувствовала себя аутсайдером. Иногда ей хотелось просто убежать, как сегодня. Но она понимала, как это глупо, потому что здесь было единственное место на земле, где ей хотелось жить. Как ему не любить Холли больше, если она была его собственной внучкой, женским воплощением его сына, которого он любил и трагически потерял в авиакатастрофе вместе с невесткой. Это ведь Дину, а не Холли, нашли на пороге в дырявой корзинке. В конце концов, родители Холли, а не дед, удочерили ее. Приемные родители погибли так давно, что Дина их совсем не помнила. Тогда дед не хотел взять ее и, возможно, теперь жил с ней по обязанности. Но, правда, он всегда был добр к ней. Холли была блондинкой, как все Кирстены, но в отличие от них была медлительна и быстро уставала. Учителя в школе всегда обращали внимание на этот недостаток и считали ее ленивой. Они упрекали деда за то, что он ее портит, но ей всегда удавалось пресечь все его попытки приструнить ее. Уже с детства было понятно, что красота и шарм Холли сослужат ей лучшую службу, чем Дине ее работоспособность. Как ей хотелось быть такой же красивой, как Холли с ее белокурыми волосами, серо-голубыми глазами, опушенными длинными ресницами, и фигурой, гибкой и грациозной. Дина была прямой противоположностью Холли. И что хуже всего, совсем не походила на Кирстенов: ни своими прямыми, иссиня-черными волосами, ни маленькой фигуркой, имеющей такие крутые формы, что приходилось тщательно подбирать одежду. Обычные майки только подчеркивали округлость форм. Но мальчикам это явно нравилось и придавало ей уверенность в себе. Дина считала, что самое привлекательное у нее — это глаза. Темные и искрящиеся, когда она была счастлива, они вспыхивали, когда она злилась. Эдуард с соседнего виноградника говорил, что ее глаза обещают в будущем страстность. Но так как Эдуард был французом и жил большую часть года в своем замке в Бордо и приезжал в Напа-Вэлли только летом, дед не советовал принимать его слова всерьез. Девушки отличались друг от друга не только внешностью. Если Холли была ленива и неамбициозна, то Дина, наоборот, обладала неиссякаемой энергией человека, постоянно готового к самоутверждению. Добравшись до виноградника. Дина сбавила скорость, чтобы отдышаться. Из дома прислуги слышался мужской смех и разговор на смеси испанского и ломаного английского. Перед домом стоял старый ржавый “кадиллак”. По обыкновению братья Сильва развлекали по субботам своих друзей с соседних виноградников. После этого они уходили танцевать. Дина не стала заходить ни в винодельню, ни в дом прислуги, ни на конюшню, где она держала свою кобылу по имени Чардонэй. Вместо этого она отправилась прямо в сарай, где стоял трактор и лежали садовые инструменты. Она захватила ножницы, незаметно выскользнула из сарая и пошла в дальний конец виноградника, где любила уединяться с детства. Там неподалеку, на границе земли ее деда, стояла заброшенная винодельня и по дороге, проходившей мимо, редко кто ездил, так что нарушать ее покой было некому. Дина любила этот полуразрушенный каменный дом и истории, которые ее дед рассказывал об итальянской семье Совиньянио, когда-то владевшей им. Неприятности так и сыпались на них. Последний удар по семье нанес сухой закон. Тогда-то дедушка и купил имение за гроши на спор, что сухой закон не будет длиться вечно. Он рассказывал своим внучкам, что там на чердаке водились летучие мыши, а в подвале — крысы. Виноградник у них зарос сорняками в человеческий рост. Дина провела у винодельни почти час, срезая наросты с лоз, как вдруг услыхала рев автомобильного мотора, потом раздался звук падающего предмета и хруст виноградных веток. Дина в панике выглянула из-за куста и увидела, как из машины на полном ходу вывалился парень лет восемнадцати в грязных джинсах и тонкой рубашке. Его тощее тело катилось по грязи, пока не остановилось. Парень застонал и сел, осторожно потирая левую ногу. Думая, что он выпал из машины случайно, Дина собралась было подойти к нему, чтобы помочь. Но застыла в нерешительности, увидев, как он на нее уставился. Свирепые голубые глаза сверкали из-под черных спутанных волос. — Убирайся, — прорычал он. Она не шелохнулась. — Скройся, я сказал! В этом типе было что-то отталкивающее. — Ты же ушибся, — настаивала Дина. — Делай, что тебе говорят, — прошипел он. — Я выпрыгнул из этой машины сам и ни в чьей помощи не нуждаюсь. Дина увидела у него в руке смятую пачку денег. Вид у парня был растерзанный. Может быть, он ограбил банк и скрывается? Пока дикие мысли об убийствах и наркотиках витали в ее юном воображении, машина с визгом остановилась и поехала назад. — О Боже, — прошептала Дина, спрятавшись за куст, довольная, что несколько рядов винограда отделяют ее от пострадавшего. — Два грабителя! Сидевший за рулем плотный, вызывающего вида малый кипел от злости. — Морган, какого черта ты прикалываешься? Худой парень с пачкой денег, пошатываясь, поднялся. Его лицо было белым, как бумага. Он был близок к обмороку. В джинсах, замызганных грязью, он с трудом наступал на левую ногу. Несмотря на свою невинность. Дина отметила что-то непреодолимо мужественное в его тощей фигуре. Дрожа всем телом от холодного ветра, он сказал ровным и совершенно взрослым голосом: — Ты плохо слушал, Джек. Я с тобой больше не поеду. Мне не нужны твои деньги. — Ты же заработал их и имеешь на них такое же право, как и я. — Возможно. Но тебе не удастся впутать меня в свои дела. Я думал, ты зашел в тот магазин купить сигареты. — Как ты докажешь? Как только власти узнают, кто ты, тебе не поверят. Ну же! Как ты собираешься вернуться в Лоутон без денег? К тому же мы не жрали два дня и у нас опять кончился бензин. В конце концов, я не так уж плохо поступил. — Сам знаешь, что это чертовски плохо. Держи свои деньги! Морган со злостью влепил в руку парня деньги. Несколько бумажек упало на землю. — Двигай без меня. Я отваливаю. — Лучше пошел бы ты позвонить своему богатому покровителю в Лос-Анджелес, а я за это время уведу твою тачку, — с издевкой произнес Джек. Развязной походкой он угрожающе приблизился к Моргану. — С Лос-Анджелесом покончено навсегда, а мы с матерью потеряли интерес друг к другу в день моего появления на свет, — совсем по-взрослому горько ответил Морган. — Бери машину и вали отсюда. Неведомая сила тянула Дину к Моргану, несмотря на чертовы обстоятельства. Ей было слишком хорошо знакомо чувство сиротства. От страха за этого незнакомого парня у нее перехватило дыхание. У Моргана же не было никакого страха. Дурак, подумала Дина, глядя на полную ему противоположность, грозно нахмуренного гиганта. В голубых глазах Моргана была решимость и отвращение к Джеку. "Не смотри на него так!” — хотелось ей громко крикнуть Моргану. Парню было явно наплевать на Джека, и эта безумная отвага приводила Дину в восторг. Но Морган поступил совсем уж глупо. Он повернулся к Джеку спиной и заковылял к дороге, с, каждым шагом явно испытывая острую боль. Взглянув на Джека, Дина поняла, что лучше держаться подальше от этого брызжущего слюной быка. — Эй, Морган, ты не уйдешь от меня! — крикнул Джек. Морган оглянулся и посмотрел на Джека своими голубыми глазами. — Я сделал это, — с презрением в голосе сказал Морган. И, повернувшись, пошел дальше. Ярость исказила лицо Джека. Он быстро нагнулся, схватил большой камень и кинул его прямо в черную голову. Потом схватил другой. Дина закричала, как только первый камень полетел в цель. — Нет! — Она выбежала из укрытия, угрожая Джеку садовыми ножницами. Моргану удалось пригнуться, когда она вскрикнула, так что камень только слегка скользнул по голове. Он пошатнулся, больная нога подвернулась, и он упал. Тонкая струйка крови потекла по бледной щеке. — Эй, ты, маньяк, ты же мог убить его, — заорала Дина, позабыв о страхе. Его лисьи глаза сузились, и он в ярости кинулся к ней. — Откуда ты взялась? — Не смей ко мне приближаться, — сказала Дина. — А если немедленно не уберешься с земли моего деда, пожалеешь! Морган с окровавленным лицом еле встал на ноги. — Делай, что тебе говорят. Нас двое против одного, Джек. Ты же никогда не станешь драться с теми, кого больше. — А кто сказал, что она против меня? — Он уставился на Дину. Вдруг послышалось урчание мотора. — Ублюдки! — крикнул Джек и кинулся к своей машине. Он включил двигатель, машина с ревом понеслась по дороге и вскоре исчезла. Дина выскочила на дорогу, размахивая руками, чтобы остановить приближающуюся машину. Но та мчалась прямо на нее, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не Морган, который, несмотря на больную ногу, ринулся на дорогу и успел подхватить ее на руки. Не более одного дюйма отделяло прижавшуюся к Моргану Дину от промчавшегося голубого “бьюика”. Когда страх прошел. Дина осознала, что находится в теплых крепких руках. Несмотря на худобу, Морган оказался очень сильным. Сердце заколотилось чаще, но она успокоила себя, что это от только что пережитого страха. Затаив дыхание, она высвободилась из объятий Моргана, в растерянности вспоминая его крепкое тело. — Эта старуха, наверное, слепая, как летучая мышь, — злобно пробормотал Морган. — Она чуть не задавила нас. — Это миссис Донаг. Я слишком поздно узнала ее машину. Она рассказала мне однажды, что сдала только часть экзамена на права. Другая ей еще предстоит. — Какого же черта ты кинулась ей под колеса? — Чтобы помочь тебе, — огрызнулась Дина. — Помочь мне… Дине было неловко смотреть в решительное лицо Моргана. — Я же сказал тебе, что не нуждаюсь в твоей помощи. — Его голубые глаза, разглядывающие ее с ног до головы, вспыхнули. — И уж совсем глупо с твоей стороны было так вести себя с Джеком. Он ведь мог… — Не договорив, он взглянул на нее с нескрываемым презрением. Ее смущал его пронзительный горячий взгляд. — Не смотри на меня так! — закричала она. — Девушка с твоей фигурой должна бы привыкнуть к таким взглядам, — сказал он грубо. — Тем не менее меня это бесит. Неожиданные слезы в ее голосе смягчили его взгляд. — Джек мог сделать что-нибудь похуже, чем только посмотреть, — сказал он спокойно, почти нежно. Только теперь она поняла, как опасно красив был его голос. Она копнула ногой гравий у обочины дороги. — Вообще-то мог бы и поблагодарить, что тебе спасли жизнь, — проворчала она все еще в крайнем смущении. — Кто кого спас? — Я бы успела отскочить с дороги, — ядовито заметила она. — А камень Джека мог размозжить тебе череп. — Боюсь, тебя никто не поблагодарит за то, что ты меня спасла. Знаешь, меня мало кто любит. — Если ты всегда такой любезный, я понимаю почему. — Я не всегда такой любезный. Я гораздо хуже. — Охотно верю. — Она улыбнулась. — По крайней мере ты кажешься честным. Он уставился на нее тяжелым оценивающим взглядом, но потом смягчился. — Ты почти хорошенькая, когда улыбаешься. Такая нежная и невинная на вид. И не испугалась даже такого мерзавца, как Джек или.., я. Я никогда не встречал девушки вроде тебя. — Почти хорошенькая. — Ее улыбка исчезла. — Большое спасибо. — Ты сама сказала, что я честный. — Как ты гордишься своими добродетелями! — Возможно, — пожал он плечами. — Ну я тоже не такая уж нежная. — Ей не хотелось, чтобы он подумал, что она глупышка. — В самом деле? — Его низкий голос определенно приглашал к игре. — В самом деле, — ответила она. Он слегка улыбнулся, и его лицо потрясающе преобразилось. Оно оказалось очень красивым, когда исчезла горечь. Ее сердце заколотилось сильнее. Она вспомнила тепло его крепких рук, мускулистую грудь. Она ощутила его физически, как не ощущала ни одного из мальчишек своего возраста, которые неуклюже заигрывали с ней на школьных вечеринках. — Опыта у тебя не больше чем на шестнадцать лет, — заметил он. Пристальный взгляд его голубых глаз выдавал знающего мужчину и вызывал порочное возбуждение. Дина сухо рассмеялась. Она понимала, что он смотрит на нее с мужским восхищением. Впервые в жизни она почувствовала себя хорошенькой. Она небрежно тряхнула головой, длинные черные волосы рассыпались по плечам. Она стояла и перебирала пряди. — Как тебя зовут? — спросил он, наблюдая за движением ее пальцев, теребящих черные волосы. — Зачем тебе знать? — Ты спасла мне жизнь. — Дина, — произнесла она смущенно. — Спасибо, Дина, — сказал он торжественным, официальным тоном. — Что бы я ни говорил, мне понравилось, как ты себя вела. — А как тебя зовут? — спросила она. — Морган… Смит. — Его неуверенный тон выдавал, что он лжет. — Мне лучше уйти, пока меня не прогнали. — Он быстро перевел взгляд с ее губ, которые она нервно облизывала, на землю. Затем отвернулся и заковылял на дорогу. — Тебе нельзя идти, — закричала она. — Тебе больно, и ты не ел два дня. У тебя такой вид, что люди будут бояться помочь тебе. Я же подумала сначала, что ты ограбил банк. — Ограбил банк? — Он запрокинул черноволосую голову и рассмеялся глубоким приятным смехом. — А ты не боишься меня? — пробормотал он, глядя сверху вниз. — Вот тебе и раз. — Она подбежала к нему вплотную. Он приподнял ее лицо и заглянул ей прямо в глаза. Восхитительное чувство охватило ее. — Нет! — справилась она с собой. — Не боюсь. — А может быть, не мешало бы, а? — Голос был очень приятным. — Постарайся дойти до дома. Тебя покормят. Дедушка вызовет врача. — Мне не нужна милость, ни твоя, ни твоего деда. — Он снова стал резким. — Такой девушке, как ты, вообще нечего здесь делать. Он убрал руку, но она все еще чувствовала ее тепло. Интересно, думала она, он и вправду так уж хотел уйти или только делал вид? Какая-то неведомая сила тянула их друг к другу. — Это не милость. — Обойдусь сам, — пробормотал он. — Так же, как тогда с Джеком? — Да, так же. — Он попытался улыбнуться, но его лицо исказила боль, как только он наступил на ногу. Сделав всего несколько шагов, он споткнулся и упал. Дина сразу кинулась к нему. — Глупое упрямство, — прошептала она. — Надеюсь, ты уже понял? — Она нежно дотронулась до его плеча. Под тонкой рубашкой прощупывалось тело — худое, крепкое и теплое. Слишком теплое, подумала она, догадываясь, что его лихорадит. Она скинула с себя ветровку и укутала его, а затем села, положив его голову к себе на колени. Она размышляла, стоит ли оставить его одного и пойти за помощью. Она боялась, что он может уйти, как только придет в себя, но в таком состоянии он не сможет постоять за себя. Холодный ветер качнул ее, и она прижалась ближе к Моргану. Она никогда не была так близка ни с одним мальчиком, и, как ни странно, ей это понравилось. Никто никогда не обнимал ее. Приемные родители погибли, когда она была еще ребенком, дед вообще не любил проявлять эмоции. Рана на лице Моргана кровоточила. Она беспомощно уставилась на него, жалея, что ничем не может ему помочь. Наконец она решилась и нежно убрала прядь черных волос со лба. Трогать его было очень приятно и в то же время опасно. У него был широкий лоб, прямой нос и волевой подбородок. Лицо сильного человека. Очень мужественное и очень красивое, несмотря на кровь и грязь. Сейчас, когда горькая ухмылка сошла с лица, страстность его натуры стала очевидной. Он был слишком худой, но Дина не видела в этом недостатка. Она не могла оторвать глаз от его чувственного рта, и непреодолимое желание потрогать его овладело ею. Он ведь никогда об этом не узнает. Дрожащими пальцами она ощупывала его лицо с любопытством не девочки, а взрослой женщины. Когда она дошла до губ, танталовы муки овладели ею. И тогда она дотронулась до них, чего бы никогда себе не позволила, если бы он был в сознании. Дивный восторг пронзил ее тело. Он зашевелился, и она отдернула руку. Что с ней происходило? Этот грубиян был каким-то сомнительным незнакомцем, но ей было все равно. Она должна помочь ему. Он ранен и одинок, и в глубине души она тоже чувствовала себя одинокой. Она услышала скрип тормозов и в ужасе подумала, что вернулся Джек, но, к великому облегчению, увидела “кадиллак” братьев Сильва. Она аккуратно опустила Моргана на землю и стала махать им, чтобы они подошли. Энрике Сильва и его брат засыпали ее вопросами, пока втаскивали Моргана на потертое заднее сиденье. — Я нашла его на дороге, — сказала она. — Он ранен. Энрике нагнулся и поднял с того места, где лежал Морган, что-то блестящее. — Ты потеряла свое ожерелье. Дина, — сказал он, протягивая ей предмет. На порванной цепочке болталась школьная бирка с именем. Она взглянула на нее в шоке. Фамилия на бирке была вовсе не Смит, а нашумевшая около года назад фамилия сына всемирно знаменитой матери. Если бы она знала раньше, что он вовсе не несчастный мальчик в беде, она не стала бы с ним возиться. Все изменилось на виноградниках Кирстенов с появлением Моргана. Дина предполагала, что когда он сможет самостоятельно передвигаться, то захочет уйти, поэтому она ничего не рассказала деду о том, что знала. Хотя Дина избегала Моргана, она не могла не замечать его вовсе. Чистый и свежевыбритый, он был очень хорош в одежде, которую ему купил дед. Он был высокий, худой и всегда оживленный. Он был полон удалым безрассудством и мужской самоуверенностью. Когда она ловила на себе горячий взгляд его голубых глаз, она чувствовала себя женщиной, а не невинной шестнадцатилетней девушкой и сопротивлялась этому чувству изо всех сил. В ответ на его дружелюбие она оказывала сопротивление. Она хотела, чтобы он скорее уехал, пока не поздно. Мало-помалу она стала осознавать опасность, исходящую от него. Морган не скучал, ему определенно нравилось в Кирстене. Он стал принимать знаки внимания, к которым поначалу относился с враждебным недоверием, особенно от нее и деда. Морган был очарователен. Он обладал некой сверхъестественной силой, которая притягивала к нему всех. Дед каждый день проводил по часу около постели выздоравливающего. Он приносил с собой наверх бутылку вина и просвещал Моргана насчет его уникальных свойств. Они вместе дегустировали, и Дина, делавшая уроки в своей комнате за стеной, скрежетала зубами, когда Морган проявлял малейший интерес. Как она мучилась от обиды, слыша смех деда! Дед не смеялся так с тех самых пор, как уехала Холли. Вновь охваченная давними муками ревности и незащищенности. Дина не могла сосредоточиться на занятиях, грызла карандаш, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной. Даже при Холли было лучше, потому что Холли никогда так не вдохновляла старика, как Морган, и деду самому всегда приходилось искать ее компании. Дину переполняли новые страхи. Чем больше времени дед проводил с Морганом, тем больше его к нему тянуло. Но ее пугало не столько то, что он встал между ними, сколько то, что он может обидеть ее деда. Раздражало еще и то, что Грапиела Сильва, экономка, тоже души не чаяла в Моргане. Она сновала в кухню и обратно с разными вкусными вещами для Моргана. — Он такой худой, сеньорита Дина, — объясняла Грапиела. — Сегодня на ужин я приготовила ему мясо с овощами. Я сказала ему об этом, и он улыбнулся. — Грапиела сияла. — Он в первый раз мне улыбнулся, сеньорита. Пухлая, средних лет Грациела была буквально очарована больным парнем, одобрявшим ее стряпню. У Дины и в мыслях не было уморить его голодом, но он что, собирается всех тут обольстить окончательно? В конце концов, даже неизвестно, останется ли он здесь. Однако каждый день, возвращаясь из школы, она открывала для себя, что он все глубже вникает в дела хозяйства, не то что в первые две недели, когда он лежал в комнате Холли, приходя в себя после сотрясения мозга и перелома голени, слишком слабый от высокой температуры, чтобы обращать на что-нибудь внимание, кроме явно раздражавших его розовых оборок на одеяле и занавесках. Но к концу второй недели он стал, прихрамывая, спускаться вниз вопреки предписаниям врача, чтобы почитать в библиотеке деда о винах и виноградниках. Он с интересом наблюдал, как братья Сильва ловкими движениями ножниц придают лозе форму, готовую выдержать урожай. Он засыпал их вопросами, проявляя живой интерес, как будто такой бродяга, как он, может интересоваться подобными вещами. Как-то в конце второй нацепи жизни Моргана в доме дед сказал за обедом: — У Моргана появилась хорошая идея. Дина. Дина пристально посмотрела на деда. При свете свечи Брюс Кирстен выглядел на двадцать лет моложе. У него были густые седые волосы и брови, живые серые глаза и гладкая загорелая кожа. Он с любовью глядел на внучку. Она вцепилась в стакан с водой и нервно вертела его в руках. — У такого злюки, — сказала она, глядя в стакан так, что казалось, вода вот-вот закипит от ее взгляда. — Его можно понять. Он рассказывал мне прошлым вечером о своей жизни. Его родители умерли… — Умерли? — удивилась она. — Это он тебе сказал? — Я думаю, если ему дать шанс, он может чего-то достичь. Если бы ты только знал, подумала она. Вслух же сказала: — Он слишком долго был в беде, чтобы знать, как из нее выбраться. — Возможно. Ты всегда была слишком хорошей девочкой, чтобы понять такого, как Морган. Ты слишком нетерпима. Дина, — сказал Брюс с сожалением и, помолчав, тихо спросил: — Знаешь, кого он мне напоминает? Дина не имела ни малейшего представления. — Кого? — Меня самого в его возрасте. — Не может быть! — Правда. Мне было столько же лет, сколько ему, когда я в Германии попал в переплет и должен был уехать. Мне пришлось начинать сначала именно здесь. Я подумал, почему бы и Моргану не сделать то же самое. Предложил ему остаться с нами. Он молод, вынослив, красив. Именно такой человек создан для работы на свежем воздухе. Дина, он мне нужен. С годами я все больше ощущаю потерю сына. Дина остолбенела. Всю жизнь она старалась заменить ему сына и теперь со всей ясностью поняла, что все ее старания пошли насмарку. Ревность к новому разлучнику наполнила ее. — Ты это серьезно? — Более чем серьезно. Про себя она кипела от негодования, но вслух произнесла совсем спокойно: — Он только хочет тобой воспользоваться, дедушка. С чего ты взял, что он может измениться? — Он сам сказал это. Дина. Вчера он сказал мне, что ничего не обещает, но останется и попробует. Дину трясло. — Я сделала большую ошибку, что не оставила его на дороге, — заплакала она, кидаясь к двери. Но, к ее ужасу, Морган, стоя на костылях, преградил ей дорогу. Он прямо смотрел ей в глаза своим пронзительным голубым взглядом. — Я в самом деле хочу измениться, — раздался его циничный, взрослый и, увы, такой красивый голос. — Неужели в это так уж трудно поверить. Дина? — Невозможно, — выпалила она и, отпихнув его, бросилась в свою комнату. Прошло шесть недель, Морган все глубже вникал в дела на винограднике. Он был неразлучен с Брюсом. Дина всячески старалась избегать Моргана, поэтому редко виделась с дедом и была в плохом настроении. Брюс не раз называл ее капризным ребенком. Он никак не мог понять, что Дина просто не доверяет Моргану и боится, что он может причинить ему вред. Но по какой-то, одному Богу известной, причине она не рассказала Брюсу того, что знала. Однажды морозным воскресным днем Дина прогуливалась одна вдоль реки, размышляя о Моргане и о том, как все переменилось, когда он вошел в их дом. Виноградные лозы были покрыты коркой льда и сверкали на солнце, как бриллианты. Деревья вдоль реки стояли голые и темные, с окоченевшими скрюченными ветками. Дине не хотелось возвращаться домой, несмотря на пронизывающий ветер, чтобы не видеть Моргана и не испытывать мук ревности. Она прошла милю, как вдруг что-то заставило ее поднять голову, и она увидела Моргана, медленно пробирающегося сквозь рады виноградника. У нее испортилось настроение, когда он нагнулся и стал рассматривать лозу, где на месте среза появилась коричневая корка. Она знала, что нехорошо все время подозревать Моргана в неискренности, но попыталась спрятаться. Его решительный голос остановил ее: — Дина! Она подождала, сжимая кулаки. — Я давно хочу с тобой поговорить, Дина. Он стоял рядом с ней, распространяя свежий запах одеколона после бритья. Темные слаксы обтягивали его бедра. Кожаная куртка деда была ему явно велика и висела на плечах. Не глядя на него, она чувствовала его мужскую привлекательность. — Ты избегаешь меня. Дина. — У меня есть причины, — пробормотала она. — Хотелось бы их узнать. — Его красивый голос был мягким и ласковым. — Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Вот и все. — Она все еще не смотрела на него. — Почему? Может быть, я тебя чем-то невольно обидел? — В конце концов ты кого-нибудь обидишь, если не уедешь. — С чего ты взяла? — В его низком голосе снова зазвучала соблазняющая мягкость. — Это потому… Одной рукой он убрал у нее со лба прядь длинных черных волос. Трепетное прикосновение его пальцев и предательская вспышка нежности к нему в ответ ужаснули ее. Она не привыкла к таким чувствам и попыталась оттолкнуть его руку, но он схватил ее за запястье и поднес к губам. Она стояла как вкопанная. — Дина… Дина… — шептал он. Она не подозревала, что прикосновение и сладкие слова могут так сводить с ума. Все воздвигнутые ею преграды рухнули. Он жадно прижимал ее к себе, гладил волосы, шею, и поток еще незнакомых ей безумных чувств переполнил ее. — Дина, я сошел с ума, — сказал он прерывающимся голосом. — Я не собирался. Не сегодня. Я только хотел поговорить. В его объятиях она ни о чем не могла думать. Она хотела только одного — чтобы он продолжал свои ласки. Магическое тепло его губ обжигало ее. Она поняла, что любовь может быть прекрасна, если гнать от себя все ужасные эмоции. Голова ее кружилась, и она прижалась к Моргану в блаженном замешательстве, желая близости и сознавая, что это нехорошо с ее стороны. Он запрокинул ее голову, и Дина, затаив дыхание, взглянула на него полузакрытыми глазами. — Н-не надо, — только и смогла она произнести слабым голосом. — Мы не должны. — Я был не прав, когда сказал, что ты “почти хорошенькая”. Ты красавица. Дина. Ты самая красивая из всех девушек, которых я знал. Застенчивая, как новорожденный котенок, и храбрая, как лев. Это то, что я на самом деле о тебе думаю. Я никогда не забуду, как ты защищала меня от Джека. Ты слишком молода для меня, и я не хотел, чтобы ты знала о моих чувствах к тебе. Нам надо было подождать, сначала стать друзьями, но ты убегала, как только я подходил близко. Наверное, ты разгадала мои чувства и поэтому хотела, чтобы я уехал. Это естественно в шестнадцать лет. Ты еще не готова, и я тоже. Я никогда не думал, что могу чувствовать… — Он оборвал фразу на полуслове. — Я с трудом справляюсь со своим желанием, Дина, но сейчас я обещаю, что больше не трону тебя, даже если это будет стоить мне жизни. Сегодня я позволил себе только высказать мои чувства. Но ты меня больше не бойся. Никогда меня не бойся. Она беспомощно вглядывалась в неясные очертания его лица и губ, готовых впиться в нее. Его поцелуй волшебно проникал в самое нутро, обдавал огнем все ее существо. Она плыла в море огня; она парила над землей. Это был первый поцелуй такого рода в ее жизни. Ее руки скользили по его крепким плечам, тонким очертаниям спины и наконец крепко сплелись вокруг его шеи. Он с жадностью прижимал Дину к себе, и ее сердце отчаянно билось. Морган умело раздвинул ее губы. Язык медленно проник в сладостную глубину рта, вызвав у нее стон экстаза. Бушующее пламя страсти охватило их обоих, и внезапный трепет подсказал Дине, что это и есть желание. Она уже больше не была подростком. Она хотела его всего, и эта отчаянная потребность в полной близости одинаково пугала и смущала ее. — Морган, нам надо остановиться, — произнесла она хриплым, низким, как будто чужим голосом. — Мы должны. — Я знаю. Знаю, — прошептал он с нежностью. Но он не мог остановиться и крепко сжал ее в объятиях, уверенно подавляя ее слабые попытки к сопротивлению. Она всхлипнула, когда он снова страстно поцеловал ее, а потом обмякла, полностью сдавшись. Наконец он с трудом оторвался от ее губ и крепко прижал ее голову к груди. Она слышала, как бешено колотится его сердце. Они прижались друг к другу, и божественный покой окутал обоих. Никто первым не хотел нарушать этого блаженства. Ветер завывал в ветвях деревьев и рябил воду в реке. Дине суждено было запомнить это волшебное мгновение на всю жизнь. Наконец его прерывистое дыхание стало ровным, и он с неохотой выпустил ее из объятий, все еще крепко держа за руки. Она поймала его голубой взгляд. — Ты поэтому хотела, чтобы я уехал, Дина? Почему ты избегаешь меня? Потому что нас обоих тянет друг к другу? Она уставилась на него в полном замешательстве. Что это? Только что она была бездумной, безответственной развратницей. Она еще никогда ни с кем так не целовалась — и вдруг отдалась Моргану так бесстыдно… Но здравый смысл начал потихоньку возвращаться к ней. Она припомнила, кто он и что они наделали. Кроме того, он наврал ее деду. Не пытается ли он окрутить ее своими искусными поцелуями и разговорами о любви? Не хочет ли он просто использовать ее неопытность? Безусловно, он способен на любой обман, чтобы добиться своего, и по каким-то одному ему известным причинам он хотел остаться в Кирстене. Она оттолкнула его. — Нет, — ее голос дрожал, — не поэтому. — Но… — Я знаю, кто ты на самом деле, — выпалила она. — Я видела твою школьную бирку с именем Морган. Я.., я не знаю, почему позволила себе целоваться с тобой, но ты больше и пальцем меня не тронешь. Я не могу доверять тебе. Она почувствовала, как напряглись его мускулы. Лицо стало твердым и серым, как камень. — Понятно. Она посмотрела на него. Ветер растрепал его волнистые волосы. Глаза потухли и стали ледяными. Его лицо стало еще более красивым, и что-то в его выражении заставило ее пожалеть о сказанном. — Почему бы тебе не рассказать Брюсу? — Потому что… О, я не знаю, — прошептала она в отчаянии. — Я думала, ты и так уедешь. — Но я не уеду. Ты должна сказать Брюсу, или я не уеду. — Ну почему ты не можешь просто исчезнуть? — Из-за тебя. — Не ври! Я не выношу этого! — Я не вру. Дина. Я хочу начать сначала. Но я не смогу остаться, если Брюс узнает. Я бы не мог жить с ним, зная, что я… И без того трудно жить… — Я никогда не смогу тебе верить. Неизвестно, что ты можешь сделать. — Значит, тогда ты веришь тому, что обо мне наговорила моя мать, — сказал он страстно. — Ты думаешь, что я такой необузданный маньяк. На самом деле все было не так. Дина. Откуда тебе знать о том, как я жил? О моей матери? — Я знаю только то, о чем писали все газеты. — Я и пальцем ее не трогал! Я не могу причинить боль женщине, тем более матери. — После той трагедии она отправила тебя в эту школу, в Лоутон. Для твоей пользы, как она сказала, и потому, что боялась тебя. — Да. Этот шикарный суд для неблагополучных подростков из богатых и знаменитых семей. — Он горько засмеялся. — Они пытались меня лечить, — сказал он с сарказмом. — Я не могу снова вернуться туда. — Может быть, это самое подходящее для тебя место. Он прижал ее к себе, и она задрожала, не в силах противиться его притягательной силе. — Ни одному порядочному человеку не может подходить это место. — А ты можешь быть порядочным человеком? — Может быть, я всегда им был. Неужели тебе так трудно в это поверить? Возможно, преступление против порядочности заставило меня так поступить. Я хочу исправиться. Я буду очень стараться. Во мне всегда было так много злости. Я бросался на все и вся, пока не попал к вам! Твой дед открыл мне глаза. Он долго молчал. Слышалось только журчание реки. По тому, как он разглядывал Кирстен, было понятно, как он мечтает здесь остаться. Наконец он сказал: — Виноградники красивы даже зимой. Я мечтаю увидеть лозы в пышной зелени и в гроздьях винограда. Не видел более красивого места на земле. В природе и работе на свежем воздухе есть что-то целебное, говорит твой дед. Смешно, но за короткое время я впервые в жизни почувствовал, что здесь мое место. — Нет, здесь не твое место, — закричала она. Ей казалось необходимым защитить себя и деда, как бы это ни было плохо с ее стороны. — Это твое место? — спросил он грубо. — Я все про тебя знаю. Дина Кирстен, подкидыш, найденный у порога, а настоящая внучка уехала учиться. Это не более твое место, чем мое. Поэтому мое присутствие так тебя беспокоит? Я наблюдал за тобой. Я видел твою собственническую любовь к деду, видел, как ты смотришь на него, когда он говорит о Холли или общается со мной. Ты хочешь приковывать людей своей любовью. Старая боль хлынула на Дину из самой глубины души. Как сумел Морган узнать о ее тайных муках? Почему он такой жестокий? А может ли он быть другим? Ей хотелось бежать от обиды, но его руки крепко держали ее. Он прижал ее к себе и не отпускал. Она вырывалась изо всех сил, но он был сильнее, и наконец она успокоилась. — Дина, я не хотел тебя обидеть. Я понимаю тебя, потому что мы похожи. Только мы попали в разные жизненные обстоятельства. Мы оба — отверженные. Я, так же как и ты, всю жизнь чувствовал себя лишним. Это сводило меня с ума и привело к безумству, которое я сделал. Ты спасла мне жизнь, но если ты отправишь меня назад, в Лоутон или к матери, ты убьешь меня. У меня есть только один шанс — остаться здесь и начать все сначала. Я умоляю тебя, впервые в жизни умоляю. Твой дед сказал, что я ему нужен. Я знаю, что и он нужен мне. Пожалуйста, Дина! Она вырвалась и, спотыкаясь, побежала в дому, вспоминая затаенную боль в глазах Моргана, когда он заискивал перед ней. Если она откажет ему, он пропадет, а если позволит ему жить здесь, то сама останется тем, кем была всегда. Аутсайдером. Глава 2 Дина так и не отважилась рассказать деду правду о Моргане. Морган подошел к ней только раз и сказал красивым, низким и мягким голосом: — Спасибо, Дина. Ты не пожалеешь. Обещаю. О, как он ошибался! Она уже жалела. Морган остался и теперь целиком посвятил себя изучению виноградарства и искусства виноделия. С этого времени виноградник Кирстен-Вайн-ярдз переменился. Дина не могла преодолеть внутреннего сопротивления Моргану. Она пожертвовала собой, но он не выказывал никакой благодарности. Он принимал эту жертву как должное. Больше того, он узурпировал ее место около деда. Он работал с Брюсом вместо нее, и было очевидно, что Брюсу это нравится. Однажды, когда она набросилась на него в порыве ревности, Морган сказал нежно: — Я думал, что освободил тебя. Раз я здесь, тебе не надо так много работать на винограднике. Займись, чем занимаются все девочки твоего возраста. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Возможно, она и была бы счастлива, если бы его здесь не было. Он отнял у нее работу, которую она любила, и еще имеет наглость заявлять, что делает ей одолжение. Она даже не могла пожаловаться деду, которого Морган так окрутил. Брюс постоянно пел ему дифирамбы. Дина хотела игнорировать Моргана, но его постоянное присутствие не позволяло ей это сделать. Он работал так самозабвенно, будто в него вселилась нечистая сила. Так же азартно он отдыхал. Ходили слухи, что он гуляет с девчонками, но ни одну из них он не приводил на виноградник. Дину втайне интересовали эти женщины, ей хотелось знать, какой тип ему нравится, и это ее пугало. Она помнила по собственному опыту, когда он целовал ее, умоляя оставить его здесь, какие чувства он способен возбуждать. Воспоминание об ответных чувствах было вдвойне унизительным, так как он больше ни разу не проявлял к ней интереса как к женщине. Она предполагала, что он считает ее дурочкой, поддавшейся на уговоры такого опытного в любовных делах типа. Но за кого бы он ее ни принимал, он относился к ней с неизменным дружелюбием и уважением. Прошло четыре года. Дина успела окончить школу и превратиться во взрослую женщину, а Морган — в мужчину, но никогда больше он не говорил ей, что хочет ее. Правда, недавно она поймала его пристальный взгляд и подумала: что там у него на уме? За эти годы, проведенные в долине, Морган так целеустремленно вникал в дела, что Дина поняла: он не остановится ни перед чем в своих честолюбивых планах. Иногда она слышала, как он спорит с дедом. Его интересовало, имеет ли он будущее на этом винограднике. Заработанные деньги Морган откладывал. Он даже купил несколько акров земли и засадил их виноградом. Но на первом плане у него была винодельня и дедушкины виноградники. Он экспериментировал с винами, начал получать международные призы. Брюс считал, что у него большой талант и много энергии, он не хотел расставаться с Морганом, но и не давал никаких обещаний относительно его будущего. Поэтому Морган стал проявлять беспокойство. Брюс ходил задумчивым. И казалось, в нем зреет какое-то важное решение. Что касается Дины, она занималась всем, чем все школьницы ее возраста. После окончания школы она без энтузиазма записалась в местный колледж. Она пользовалась успехом и встречалась с мальчиками, но ничего серьезного у нее ни с одним не было. Она отдавала предпочтение Эдуарду де Ландо, которому был уже двадцать один год. Он учился в университете во Франции, но каждое лето приезжал из своего замка во Франции к отцу на соседний виноградник, где производилось шампанское. Эдуард был сыном графа де Ландо, всемирно известного производителя прекрасных вин и шампанского. Эдуард был воспитан в винном бизнесе, и считалось, что он унаследует не только титул отца, но и его видное положение в винодельческом мире. Семья де Ландо владела виноградниками и винодельнями не только в Шампани и Бордо, но и в Напа-Вэлли. Дине шел двадцать первый год. Брюс хотел, чтобы она училась в колледже, а она только хотела быть с ним рядом и работать на винограднике и винодельне. Почему он не мог этого понять? — В мире есть много интересных вещей, кроме Кирстен-Вайн-ярдз, — доказывал Брюс. — После, если ты захочешь вернуться, я найду тебе работу здесь. — Колледж ничего не дал Холли! — выпалила Дина и тотчас пожалела, увидев боль, вспыхнувшую в глазах Брюса. Дина знала, как был разочарован Брюс, когда Холли два года назад бросила университет и уехала в Сан-Франциско, где постоянно меняла работу и была так расточительна, что часто ей не хватало денег на жизнь. Брюс тем не менее помогал ей. Весна на винограднике всегда была сезоном ожидания, но этот год выдался неспокойным для Моргана, Дины и Брюса. Морган мечтал связать свое будущее с Кирстен-Вайн-ярдз, а Брюс, не любивший скороспелых решений по важным делам, раздражался, потому что должен был сделать выбор, от которого зависели они все. За неделю до двадцать первого дня рождения Дины Брюс и Морган крупно поссорились. Они орали на весь дом, но она притаилась на лестничной площадке над библиотекой, чтобы лучше слышать. — Если ты не решишь, то решу я, — орал Морган. — Я четыре года усердно работал. — Четыре года, мальчик? Ты, наверно, забыл, кто владелец этих земель? Я здесь уже пятьдесят шесть лет. Свой первый клочок земли я приобрел в 1933 году во время сухого закона, когда никто не знал, сколько этот сухой закон просуществует. Мне было только восемнадцать. Я работал как проклятый, чтобы сделать это место таким, каким оно стало теперь… — Я вовсе не хочу отрицать, что ты сделал для этого места и для меня, Брюс, но, если мне здесь нечего делать, я уеду. — Кто говорит, что здесь нет ничего для тебя? — ТЫ никогда ничего не обещал. — Не торопи меня, Морган. Я не могу принимать поспешные решения, как ты. — А я не могу больше ждать. Дверь библиотеки распахнулась, и Дина прижалась к стене, чтобы Морган не заметил ее, когда спустился в холл, а затем выбежал из дома. Дина ощутила свинцовую тяжесть в сердце, готовом выскочить из груди. Надо бы радоваться, что он уезжает, а вместо этого она была в ужасе и полной растерянности. Что с ней? Почему такая пустота? Все эти годы она заставляла себя не любить Моргана. Внезапно до нее дошло, что она давно не думает о нем плохо. Это была просто детская привычка, упрямство видеть в нем самое плохое, чтобы чувствовать свое превосходство. Ее неуверенность и ревность всегда мешали ей видеть людей такими, какие они есть… Давно ли он вернул себе доброе имя? Он так упорно работал. Он всегда был добр к ней и ко всем остальным на винограднике. Она думала о нем плохо, потому что прочла что-то дурное в газетах. Что бы он ни сделал своей матери, у него, наверное, были причины, потому что тот Морган, которого она знала, был хорошим человеком. И вот он собирается уезжать, а она так ни разу даже виду не подала, как на самом деле его обожает. Дина услышала, как завелся мотор его пикапа, кинулась вниз по лестнице и выбежала за ним. Ночной воздух был холодный, но у нее не было времени надевать свитер. Ее длинные волосы растрепались без заколок. Она как бешеная побежала к машине. Он затормозил рядом с ней. — Морган… — Она запыхалась и не могла говорить. Он перегнулся через сиденье и открыл ей дверь. Как всегда, он заговорил с ней нежным голосом: — Дина, что случилось? — Я слышала, как вы ссорились с дедушкой. — Уверен, нас было слышно в Калистоге. Она села рядом, и вдруг ей стало не по себе с ним наедине в темном пикапе. Должно быть, он считает ее дурой. Он уже не был тем косматым, неуверенным в себе мальчиком, которого она спасла, а потом жалела об этом. Тот злюка исчез много лет назад. Это был Морган-мужчина, Морган, кожа у которого теперь всегда была загорелой, тонкое худое тело обросло крепкими мускулами и твердой плотью, Морган, который знал, чего хочет и как этого добиться, Морган, чью целеустремленность нельзя не принимать в расчет. Такого Моргана она еще не знала. — А ты вернешься когда-нибудь? — выдавила она из себя. Воцарилась тишина, и он наконец спросил: — А ты бы этого хотела? Она смутилась под его прямым взглядом и сдалась: — Мне кажется, я к тебе привыкла. Он улыбнулся, и эта улыбка сняла напряжение между ними. — Итак, черт побери, ты привыкла ко мне? Он откинулся назад, вытащил из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну и зажег. — Видно, ты знаешь, как польстить мужчине. — Можно подумать, ты нуждаешься в женской лести. — Ты стала женщиной? Что-то новое и возбуждающе-интимное вкралось в низкий тон его замедленной речи, и она не нашлась что ответить. Она все еще была девственна. Он наблюдал за ней с той прежней напряженностью, которая бросала ее в дрожь. Кровь прилила к ее голове и шумела, как тысяча индейских барабанов, возвещающих о войне. Она почувствовала себя с ним беззащитной и насторожилась. — Я не знаю, что ты имеешь в виду, — сказала она грудным голосом. — Ты — женщина? Слова сорвались с ее губ прежде, чем она подумала: — У меня никогда не было ничего с мужчиной, если ты это имеешь в виду. Она покраснела. Зачем она в этом призналась? Ведь ее неуместные слова прозвучали как приглашение. Он мягко засмеялся, и она разочарованно вздохнула. — Не смейся надо мной, Морган. Я не знаю, что ты хотел услышать. — О, ты сказала именно то, что я хотел услышать, и я смеюсь не над тобой, — пробормотал он суховато. — Я просто не очень тебе нравился четыре года назад. — Нет. — Мне всегда хотелось тебе нравиться. Дина. Я почти потерял надежду. Когда ты начала встречаться с Эдуардом и была так холодна со мной, я подумал, что ты в него влюблена. Все эти письма из Франции… Он не стал продолжать, и она подумала, уж не почудилась ли ей страсть и ревность в его голосе. Он бросил сигарету на землю. Ее трясло. Он решил, от холода, проникающего в открытые окна. Она следила, как он снимает куртку и накидывает на ее хрупкие плечи. Несколько лет она прожила с ним в одном доме, спала в соседней комнате. Она должна была относиться к нему как к старшему брату, но это было совсем не так. Никогда раньше она не смотрела на него как на мужчину. Его широкие плечи, свежесть запаха, зрелость его смуглой красоты будили приятные, но и опасные чувства. Случайное прикосновение к плечам вызвало знакомый, предательский жар в крови. — Я не всегда хорошо к тебе относилась, — прошептала она. Было что-то гипнотизирующее в его пристальном взгляде. — С одной стороны, правда. Дина. С другой — ты относилась ко мне лучше, чем кто-либо в доме, и намного лучше, чем я того заслуживал. Ты рисковала жизнью, спасая меня. И ты позволила мне остаться, хотя тебе этого не хотелось. Я ни на минуту не забываю об этом. Дина. Я всем обязан тебе. — Может быть, я лучше относилась бы к тебе, если бы ты раньше поговорил со мной, как сейчас. — Я не мог. Ты не подпускала меня к себе близко. Может, это и к лучшему. — Почему? — Я тебе как-то говорил, — сказал он. Может, он вспомнил, как целовал ее? — Морган, я.., я хотела сказать тебе, что мне будет тебя не хватать. Не дожидаясь его реакции, она прижалась к нему и крепко обняла. Слезы хлынули из ее глаз. — Я была злой, потому что ревновала тебя к деду. Он обнял ее дрожащее тело и нежно провел рукой по голове. — Я знаю, милая. Я знаю. Тебе не в чем упрекнуть себя. — А теперь я не хочу, чтобы ты уезжал. Он нежно, по-братски, поцеловал ее в щеку. Она никак не могла найти ручку дверцы, так что он нагнулся и открыл ее сам. — Береги себя, — сказал он. — Ты тоже. — Ее мучили угрызения совести. Затем он уехал, а она в горючих слезах кинулась в дом, в свою комнату. Она плакала навзрыд, пока не осознала, что случилось на самом деле. Она любит его, и вовсе не как брата. Возможно, она всегда любила его. Но она не отдавала себе в этом отчета, пока не стало слишком поздно. Почему она так ужасно вела себя с ним? Если бы он вернулся, она сумела бы доказать, как сильно она его любит. В первую неделю после отъезда Моргана на винограднике воцарилась печаль, как будто кто-то умер. Дед надолго запирался по вечерам в своей комнате. Работники ходили грустные, особенно Грациела, для которой было самым большим удовольствием баловать Моргана своей стряпней. Дина была безутешна, но больше всего ее волновал Брюс. Казалось, он постарел на десять лет. Его охватила полная апатия: он даже не выходил на виноградник проверить, не распустились ли почки. Она мечтала, чтобы что-то произошло и вывело деда из летаргии. Она очень обрадовалась, когда позвонила Холли. Она поняла, что у Холли какие-то неприятности, так как Брюс немедленно отправился в Сан-Франциско. Во всяком случае, в нем снова появились признаки жизни, хотя в них и была сдержанная ярость. Впервые Дина не испытывала ревности, когда дед кинулся Холли на помощь. Когда Брюс отправился в город, Дина возвращалась на автобусе домой. Она была так погружена в свои мысли, что, выйдя из автобуса, не сразу сумела оценить потрясающую красоту этого дня. Золотая пена дикой горчицы вздымалась над морем новорожденной травы между рядов винограда. Одинокий ястреб с красным хвостом низко парил в волнистых белых облаках. Вдруг она услыхала мужской голос, самый музыкальный на свете, окликнувший ее по имени. Она оживилась, грусть сошла с ее лица, глаза засверкали. Но вокруг никого не было видно. С противоположной стороны дороги послышалось: — Дина. Я здесь. Она оглянулась и как во сне увидела его. Она покраснела от радости. Через дорогу стоял пикап Моргана. Со свойственной ему небрежностью он прислонился к пикапу, безусловно дожидаясь ее. Он никогда еще не выглядел таким привлекательным с блестящими на солнце черными волосами в ленивой позе молодого повесы. Чистая белая рубашка и джинсы обтягивали его мускулистое тело. День был прохладный, но возбуждающее тепло разлилось по ее телу при виде Моргана. Она перебежала шоссе с такой же ослепительной улыбкой, как у него. — Я думала, тебе там лучше, куда ты уехал, — закричала она, когда он брал книжки из ее рук и перекладывал в пикап. Он гладил ее пальцы. — Это на самом деле так, — прошептал он. — Но ты вернулся. — Только потому, что скучал, Дина. — По кому же? — спросила она. — Я думаю, ты знаешь сама, — сказал он мягким дразнящим голосом. — Ты станешь еще более уверенной в себе, если я тебе признаюсь. Она всегда жаждала любви. — Пусть я буду более уверенной, — прошептала она, когда он обнял ее. — Единственное, чего я хочу, — это чтобы ты стала моей. — Он поймал ее испуганный взгляд. Она тоже этого хотела. Его длинные руки держали ее талию, и она чувствовала их жар сквозь тонкую материю блузки. Он подсадил ее в пикап, а потом залез сам. — Морган, мне было очень плохо, когда ты уехал. — Мне тоже. — Я скучала по тебе, — призналась она. Он повернул ее к себе. Сердце бешено забилось при виде его загорелого, словно высеченного из камня волевого лица. — А я скучал по тебе.., и винограднику. Когда я поостыл, то понял, что не хочу бросать Брюса.., особенно теперь. Ее немножко обидело, что у Моргана было еще что-то, кроме страсти к ней, хотя ей было известно, как он предан работе. Она шла впереди к винограднику, утопающему в золоте, все еще чувствуя ревность. Подрезанные лозы казались уже готовыми проснуться и пойти в рост. Его взгляд заставил Дину оглянуться. — Сегодня твой день рождения, дорогая. Тебе двадцать один. Наконец ты выросла. Морган провел большим пальцем по ее губам. Затем легким движением обследовал каждый изгиб ее рта, после чего своими губами раздвинул ее губы. И все ее мысли сосредоточились на ласках Моргана… Вдруг ей стало трудно дышать. — Как это было эгоистично с моей стороны оставить Брюса в такое время года, — пробормотал он отсутствующим голосом, потому что ему тоже было трудно думать о винограднике, держа ее в объятиях. — Черт возьми, может быть, я уехал из-за.., весеннего напряжения. Она смутно догадывалась, что он имеет в виду. Весна была особенно напряженным сезоном на винограднике: сначала ожидание, когда лопнут почки, потом постоянный страх ночных заморозков… И даже после того, как виноград собран, лозы подрезаны, зима миновала, приходит беспокойство о следующем урожае. Он обнял ее. Затаив дыхание. Дина прислушивалась, как учащенно бьется его пульс в унисон ее собственному. — Ты не очень романтичный. Не можешь не думать о винограднике даже в такой момент, — поддразнила она. — Ревнуешь даже к винограднику? — Он нежно улыбнулся. Его губы почти касались ее губ. — Когда-нибудь, когда ты действительно станешь взрослой, Дина, ты поймешь, что тебе не следовало ревновать. Ты очень много значишь для своего деда и для меня. Тебе не надо было бороться за нашу любовь. Ты ее всегда имела. — Правда, Морган? — С первого дня, как я увидел тебя. — Но все эти годы ты ничего не говорил мне об этом. Ты так много работал. — Я работал для здоровья. Тебе было всего шестнадцать лет, а я любил тебя, несмотря на твою ненависть. Мне надо было дождаться, пока ты вырастешь. — Но ты встречался с другими девушками? — Они не имели для меня значения. Только ты… Разговор внезапно оборвался. Трепетная тишина окутала их. Он обхватил ее плечи и прижал к себе ее дрожащее тело. И поцеловал ее губы сначала нежно, а потом со все возрастающей страстью. Ее руки скользили по его плечам, пальцы ерошили его мягкие черные волосы. Дрожа, как испуганный зверек, она отвечала с восторгом на его любовь. — Ты представить себе не можешь, какие это адские муки любить шестнадцатилетнюю, — шептал он, целуя ее снова и снова. — Ты была самой бессердечной на свете девчонкой. — Могу себе представить. Без сомнения, Морган мог бы овладеть ею в первый же день по возвращении домой. Но он хотел продлить эту сладостную прелюдию к полной близости на всю жизнь. Он хотел быть уверен в ее чувствах к нему. В течение этого золотого времени она продолжала ходить в колледж, а он подолгу работал на винограднике. Надо было отремонтировать и наладить кучу всяких вещей. Кое-что было запущено в отсутствие Моргана, а Брюс был в Сан-Франциско. Несмотря на их занятость, Дина никогда не чувствовала себя такой счастливой, полной ожидания. Она не могла расстаться с Морганом. Когда она приходила из колледжа, он бросал работу пораньше и ухаживал за ней. Они гуляли по Напа-Вэлли как туристы. Морган катал ее на монгольфьере. Воздушный шар запускали со стоянки автомобилей “Вин-тидж-1870”, отреставрированной винодельни со множеством магазинов и ресторанов. Шар быстро набирал захватывающую дух высоту, так что слезы стали застилать глаза радужными полосками. Дика крепче прижалась к Моргану, когда они поднялись над окутавшим землю туманом и мягко поплыли, подгоняемые ветром, над Напа-Вэлли. Чем выше они поднимались, тем крепче Дина держалась за Моргана. Она разглядела внизу очертания столетней винодельни и вскрикнула от восторга. — Смотри, Морган. Вон старинные подвалы Эшкол. Теперь это виноградники Трефетен… — Я знаю. — Он не смотрел вниз. Он был всецело поглощен красотой женщины, которая была в его объятиях. Монгольфьер поднялся на три тысячи футов, и им открылась вся тридцатипятимильная долина. К северу маячил усеченный конус горы Святая Елена, потухший вулкан, охраняющий долину, как крепость. Виноградники растекались с горы, как золотая лава, окружая маленькие городишки Калистогу и Святую Елену. В другой раз Морган повез ее в северную часть долины, к винодельне Стерлингов. Виноградники Стерлингов расположились на большом холме, сквозь них просвечивали белые здания с закругленными колокольнями, напоминая греческий монастырь в Эгейском море. Пока вагончик канатной дороги нес их к вершине горы, Морган и Дина сидели в стальной корзине рука об руку. Затем они бродили по винодельне, почти не замечая романтического окружения, поглощенные только друг другом. Виноградник внизу горел золотом в лучах заходящего солнца. Семена дикой горчицы еще не высыпались в землю. — Я рассказывала тебе когда-нибудь легенду о горчичном семени? — спросила Дина, прислонившись к белой стене. Морган прижал ее своим теплым телом. — Не помню, — прошептал он, приподнимая ее волосы и целуя в затылок. — Так вот, легенда гласит, что, когда отец Антимира впервые посетил Напа-Вэлли в 1823 году, он привез с собой мешок с семенами горчицы, в котором нарочно была проделана дырка. — Очень интересно, — сказал он отсутствующим тоном. Он следил только за движением ее губ. Она с трудом проговорила: — Ты ведь не слушаешь. — Да нет же, слушаю, — прошептал он с улыбкой. — Ну вот, мешок с семенами взвалили на одного из осликов отца Алтимира, чтобы они могли равномерно сыпаться по пути. Когда отец возвращался через несколько месяцев, он легко нашел дорогу — просто шел вдоль ленты растущего золота. Морган рассмеялся от радости, что ее рассказ окончен и можно поцеловаться. — Я не слышал этой истории. Зато я знаю, что вся эта полезная растительность сохраняет влагу и является зеленым удобрением. — Ну и познания. — Занятие фермерством не так уж романтично, Дина. А я — фермер. — Очень романтичный фермер, — мурлыкала она, в то время как он целовал ее. Они долго не произносили ни единого слова, пока не вспомнили, что кругом люди. Он изо всех сил прижимал ее к себе. — Я хочу быть с тобой наедине. Она молча кивнула и поцеловала его, подходя к вагончику. Они были целиком поглощены поцелуями. В один из вечеров он пригласил ее в чудесный ресторан в Домэн-Шандоне, на винограднике расцветающей французской фирмы шампанских вин. За изысканной трапезой из лососины и шампанского они тихо ворковали, держась за руки, стараясь как можно лучше узнать друг друга. Она снова изливала душу, какой несчастной от ревности чувствовала себя в детстве. — Вряд ли у кого из нас было легкое детство, — сказал он наконец. Он был мрачен, и она поняла, что он вспоминает свое собственное детство, которое перешло в такую беспокойную юность. — Ты никогда мне не рассказывал о своем детстве, — закинула она удочку. — Когда-нибудь потом. Мне все еще трудно вспоминать то время. Я хочу одного — все забыть. — Морган… — Это называется самосохранением. Дина. Я не могу выворачивать себя наизнанку, как герой мыльных опер. Могу тебе сказать только одно… — Что? — Я был в Лос-Анджелесе. Видел мать. Дина не знала, что сказать. В его глазах была такая обида, что она просто крепче стиснула его руку под столом. Он продолжал своим низким голосом: — Знаешь, я думал, что никогда больше не захочу ее видеть. Я думал, что она умерла для меня. Я жаждал этого! Мне не надо было ехать к ней! Но наша бывшая соседка, которая всегда помогала мне в самых невыносимых ситуациях и с которой я время от времени перезванивался, попросила меня поехать! Она сказала, что мать очень больна. Это было ужасно. Алкоголь так разрушил ее, что она с трудом понимает происходящее. Когда она наконец узнала меня, то пришла в бешенство. Она так меня ненавидит. Она заставила себя поверить в свои же выдумки. Все время спрашивала меня: почему ты так похож на него? Я не знаю, что она этим хотела сказать! Долгое время они не разговаривали. Они просто были вместе, но после того вечера, когда они говорили о прошлом, между Диной и Морганом возникла новая близость. Она поняла какую-то жизненно важную вещь в нем. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, прошлое преследовало его. В ту пятницу после обеда, пока Грациела убирала посуду со стола, Морган прошептал: — Тебе два дня не надо ходить в колледж, а Брюс звонил и сказал, что не вернется до вторника. Почему бы нам не смыться? Я знаю одно очень романтическое местечко. Они смотрели друг на друга горящими глазами. Чувственное напряжение в комнате накалилось до крайности. Ее сердце бешено колотилось. А он продолжал: — Когда я ездил в Лос-Анджелес, моя старая подруга предложила мне пожить на ее ранчо в Марине. Вместо этого я приехал сюда — к тебе. Мы можем сегодня туда отправиться, вместе. Она страстно поцеловала его в ответ, так что у него перехватило дыхание. Дом на ранчо, окруженный скалами, врезающимися в Тихий океан, был таким большим и красивым, что напоминал мавританский дворец. Морган и Дина ходили из комнаты в комнату, одна роскошнее другой, выходящие на океан. — Морган, кому принадлежит это имение? — Я говорил тебе. Подруге. — Очевидно, она очень богата. — А также знаменита. Она актриса, — улыбнулся он ее любопытству. — Как.., твоя мать? — Как когда-то моя мать. — Он помрачнел. — Дина, я не хочу о ней говорить. Дине тоже вдруг расхотелось. Тема была слишком опасной, а ей хотелось совсем другого. — Моя подруга держит лошадей. Чистопородных арабских скакунов, — сказал Морган. — Я попросил ее человека по имени Джо оседлать двух лошадей. Он сказал, что у них в конюшне есть кобыла со спокойным нравом, как раз для тебя. Моргану захотелось скакать на лошадях в разгар ночи, в то время как ей хотелось только одного — оказаться в его объятиях! Горькое разочарование разозлило ее. — Дай мне жеребца! Я езжу не хуже тебя! — огрызнулась она негодующе. — Мой котенок сейчас настоящий лев. — Морган, я езжу верхом так же хорошо, как и ты. — Ну, положим, хорошо, но не так, как я, — поддразнивал он. — Я вижу, ты совершенно не знаешь, как вести себя со мной. Могла бы по крайней мере сделать вид, что думаешь, будто я немного лучше тебя езжу верхом. Она не заметила игру в его глазах. — Эти идеи старомодны. — В них есть некоторый шарм, и сегодня ты поедешь на кобыле. Я не хочу, чтобы ты свалилась с лошади прежде, чем.., станешь моей. — Я отказываюсь подчиняться мужчине. — Тогда наша совместная жизнь никогда не будет скучной, — ответил он невозмутимо, — потому что я не намерен подчиняться женщине. Он провел рукой по изгибу ее шеи и повернул к себе ее лицо. На мгновение у Дины остановилось дыхание. Затем она почувствовала его губы в своих полуоткрытых губах и легкий запах табака в его дыхании. Сильной рукой он притянул ее к себе. — Открой рот. Дина, — наставлял он хриплым шепотом. Она подчинилась, и он поцеловал ее в губы, сначала нежно, потом все глубже и чувственнее. Ее тело охватило пламенем от его смелых ласк. Внезапно раздался стук в дверь, и они отпрянули друг от друга, продолжая гореть желанием. Это оказался Джо, который пришел сказать, что лошади готовы. Морган вздохнул: — А, да, лошади. Спасибо, Джо. Копыта приглушенно цокали по мокрому песку. Берег раскинулся перед двумя наездниками, как серебряная лента. Вдали вспыхивал белый огонек на фоне чернеющего мыса. Дина скакала впереди Моргана. Ее кобыла была легче и проворнее. Позади себя она слышала тяжелый цокот конских копыт. Она наклонилась вперед, привстала на носки, пригнула голову и понеслась так, что ветер трепал ее длинные черные волосы, лежащие на лошадиной гриве. — Дина, подожди, — закричал Морган. — Ты победила. Дина расслабилась от того, как легко нанесла ему поражение. Им предстояло проскакать не меньше мили по песку узкого длинного берега. Она знала, что он подумал о лошадях, когда окликнул ее. Ему вовсе не хотелось загнать лошадей просто для того, чтобы победить в заезде. Дина начала осторожно натягивать поводья. Морган на своем коне поравнялся с ней, и они пошли рядом в том же вековечном ритме, как и темный сверкающий океан, ласкающий скалы, лежащие вдали. Наконец они остановились, Морган слез с коня, взял за поводья обеих лошадей и свободной рукой снял Дину с седла. Он поцеловал ее. Дина почувствовала соль на его губах и запах бурного моря. Безудержное желание отдаться ему причиняло боль. У обоих перехватило дыхание от заполонившего их чувства. При лунном свете в его объятиях она поняла, что принадлежит этому мужчине вся без остатка и никогда не сможет полюбить другого. Этот волшебный мир счастья будет жить в ней вечно и свяжет их навсегда. Он целовал ее снова и снова, как бывает в книгах и полузабытых песнях о любви. Их близость была необузданной и вместе с тем безгранично нежной, как сказка. Она медленно высвободилась, счастливая и уверенная, что уже ничто не сможет встать между ними. Он убрал с ее лица спутанные волосы, поднял ее на руки и понес в эвкалиптовую рощицу у самого берега. Расстелив одеяло, он положил ее и лег рядом. Он гладил ее волосы, лицо. Дина никогда не чувствовала себя так хорошо и свободно. Острое сладкое чувство пьянило. Его глаза заглядывали ей прямо в душу. Морган молча начал расстегивать ее блузку. Умело справляясь с пуговицами, крючками, молниями, снял с нее всю одежду. Она вздрогнула, когда он дотронулся до ее обнаженной груди. Его возбуждали ее роскошные формы, но в проявлениях его любви не было ничего вульгарного. Когда он окидывал взглядом ее цвета слоновой кости, роскошное тело, ей совсем не хотелось его прикрыть. — Ты красивая. Дина, даже больше, чем я мог себе представить, — шептал он. И она чувствовала себя красивой, осыпаемая поцелуями Моргана. Его руки свободно ласкали ее всю. Она совершенно не сопротивлялась, пылая от страстных поцелуев, от его умелых ласк. Она поцеловала его так же глубоко, как он ее. Наконец он остановился и начал снимать с себя одежду. Дина с удовольствием смотрела на мужественную красоту его мускулистого тела. Он снова сжал ее в объятиях, и она задрожала от этого прикосновения. Она прильнула к нему так, как будто ей хотелось остаться в нем навечно. — Осторожно, дорогая, — простонал он. — О Дина, любимая… — Он осторожно проник в теплую влагу ее размягченной плоти. Дина полностью расслабилась. — Тебе не больно? — пробормотал он с тревогой. Боясь, что он остановится, она поспешно ответила: “Нет” — и прижалась к нему, обвив руками его могучее тело. Ее руки обнимали его шею, плечи, гладили крепкие мышцы влажной спины. Они самозабвенно целовались. У него не было больше сил сдерживаться. Она наслаждалась его объятиями, внимала его обрывочному, бессвязному шепоту. Боль прошла, и нахлынул восторг. Ее тело стало отвечать на его осторожные движения, и весь ее стыд и чувство вины смыло волной экстаза. Она крепко прижалась к нему всем своим проснувшимся телом. Дина была наверху блаженства. Она невольно плакала и непрерывно произносила его имя. Наконец этот необузданный вулканический прилив эмоций, охвативший их обоих, прошел и наступила неописуемая сладость все еще продолжающегося объятия. Она стала медленно приходить в себя, ощущать острый запах эвкалиптов в прохладном влажном воздухе, слышать ржание лошадей и глухие удары прибоя, разбивающегося о скалы вдали. Укутанная одеялом, уткнувшись головой в широкую грудь Моргана, Дина задремала под звездным небосводом, льющим лунный свет. Его руки нежно теребили ее тяжелые волосы. Прежде чем уснуть, она прошептала: — Я люблю тебя. — Навсегда, любовь моя, — произнес он нараспев низким красивым голосом. В воскресенье дождливым вечером Дина и Морган вернулись в Кирстен-Вайн-ярдз. Плотные облака нависли над покрытыми лесом вершинами гор, и туман клочьями стелился по долине. В пикапе влюбленные сидели, прижавшись друг к другу. Его рука лежала на ее плече. Ее — на теплом бедре, обтянутом джинсами. Они тихо разговаривали, и их сердца были полны сладостными воспоминаниями о недавно открытых чувственных удовольствиях. Когда двери гаража автоматически открылись, они увидели блестящий белый “корвет”, припаркованный на месте Моргана. Внезапно воцарилась тишина. — Это же машина Холли, — в ужасе произнесла Дина, не в силах скрыть свою старую ревность. — Возвращение блудной внучки. Не удивлюсь, если Брюс велит заколоть откормленного тельца к завтрашнему обеду. Дина оцепенела от циничного замечания Моргана. Она пыталась расслабиться, когда почувствовала его руки на своих волосах, но его теплые губы на ее лбу были чужими. Он проницательно посмотрел на нее. — Постарайся быть великодушной, дорогая. У тебя есть больше, чем у всех Холли в мире, вместе взятых. Дина похолодела. Он еще никогда не встречался с Холли, а уже защищает ее. Глава 3 Дину разбудил серебристый смех Холли и низкий голос Моргана. — Раньше это была моя комната, — говорила Холли. — О, она стала совсем мужской. А где мои розовые занавески из органди? — Боюсь, они не в моем стиле. — Понимаю. — В низком голосе Холли звучало восхищение. — Если ты хочешь снова занять свою комнату, я моту перебраться вниз. — Даже не думай. Мне нравится, что ты спишь в моей комнате, — игриво ответила Холли. Дина в страхе привалилась к дверям. Не было сомнения в хищном интересе Холли к Моргану. Почему Холли всегда хотела именно то, что любила Дина? С пустотой в сердце Дина открыла дверь. — А, Дина, — проворковала Холли, — ты совсем не изменилась. Она улыбалась только губами. В красивых аспидно-голубых глазах застыл холод. Старшая сестра явно подчеркивала, что относится к младшей как к ребенку, и это Дину сердило. Она поймала на себе хмурый взгляд Моргана и вспомнила, как он просил ее быть более великодушной к Холли. Это оказалось очень не просто. — Добро пожаловать домой, Холли, — выдавила из себя Дина. — О, как это мило, сестричка. Хорошо снова быть дома. Если бы я знала, что здесь так интересно, я бы давным-давно вернулась. Холли хлопала длинными и густыми, как бахрома, ресницами и смотрела на улыбавшегося ей Моргана. Дина вся съежилась от нарастающего внутри отчаяния. Что она собирается делать? Никогда в жизни Дина не чувствовала такой острой ревности к старшей сестре, никогда не была так уверена в красоте Холли. Холли была прекрасна в холодно-голубой пене из шифона. Ее светлые волосы кудрявыми волнами падали на плечи, обрамляя лицо с искусным макияжем. Дина никогда не могла соперничать с Холли, и ее охватил ужас от неуверенности в любви Моргана. Как он может хотеть ее, если такая, как Холли, сама предлагает ему себя! — Пока ты в колледже. Дина, дорогая, Морган обещал показать мне виноградник и винодельню, — сказала Холли. — Правка? — слабым голосом пробормотала Дина, не в силах взглянуть на Моргана. Ей хотелось поскорее уйти в свою комнату. Одеваясь, она старалась не прислушиваться к разговору Моргана и Холли, но было невозможно не слышать, как умело Холли кокетничает. На нее нахлынули все ее давние страдания, и она ощутила себя растерянной и никому не нужной, как в детстве. Позже, когда Холли ушла вниз переодеваться, Морган тихо постучал в дверь к Дине. — Дина… — Его голос был нежен. Она была так несчастна, что не хотела его видеть. — Уходи. — Дина, пожалуйста… — Я же сказала, уходи. — Я хочу поговорить с тобой. — Говори с Холли, если тебе надо с кем-нибудь поговорить. Похоже, она без ума от тебя. — Ну ее к черту. Дина! — Оставь меня в покое, — заплакала Дина. — Если ты этого хочешь, будь уверена, я так и сделаю. В ужасе от того, что наделала, Дина с замиранием сердца открыла дверь и хотела позвать его. Веселый голос Холли остановил ее: — Морган, я думала, ты собираешься отвезти Дину в колледж. — Да нет… — Тогда, может быть, мы пойдем в винодельню? Он мгновение колебался, прежде чем ответить. — Почему бы нет, черт побери? — послышался его красивый мужественный голос, который Дина любила больше всего на свете. Слезы застилали ей глаза, когда она подошла к окну и приподняла занавеску. Она увидела, как они вместе выходят из дома. Холли по-хозяйски взяла его под руку, и его темная голова склонилась к ее светлой, внимательно слушая, что она ему говорит. Пара была красивая, и Дина поняла, что если не будет осторожной, то сама может толкнуть Моргана в объятия Холли. Но она была слишком молода и влюблена, чтобы осторожничать. Весна уже переходила в лето, и Дина с каждым днем все больше играла на руку своей вероломной старшей сестре. Холли умела выглядеть слабой и беспомощной в глазах Моргана, а это вызывало вспышки ревности у младшей сестры. Дина поэтому часто ссорилась с Морганом. Она прекрасно сознавала, что с ним нельзя так себя вести. Не он ли сказал однажды, что не даст женщине взять над собой верх. Любые требования Дины только отдаляли его. Морган не понимал ревности Дины к Холли. Он объяснял, что сочувствует Холли и что Дина должна понять ее проблемы и быть добрее. Чем больше он был на стороне Холли, тем ревнивее становилась Дина. Если бы Дина была уверена в любви Моргана, может быть, она и взяла бы себя в руки и изменила разрушительный курс, по которому ее несло. Но Холли с таким постоянством и умением представляла ее смешной и незрелой в глазах Моргана, что это было невозможно. Может быть, он и понимал, что происходит на самом деле, но был слишком занят, так как сезон на винограднике был в разгаре. Неопределенность висела в воздухе, но в перерывах между ссорами Морган и Дина предавались бурной и безрассудной любви в горном лесу над виноградниками, любви, еще более сладкой из-за клокочущего отчаяния в Динином сердце. Она прижималась к нему так страстно, как будто хотела приковать его к своему телу, чувствуя, что он ускользает. Но ее поджидал ужасный удар. Брюс, все это время наблюдавший, как его любимая Холли бегает за Морганом, был в восторге не только от того, что Холли проявляет интерес к винограднику и виноделию, но и от мысли о романе между Холли и Морганом. Он хотел, чтобы Холли, как всегда, получила, что хочет. Забыв, что Дина переменилась к Моргану, Брюс разоткровенничался как-то вечером. — По-моему, было бы гениально, если бы Морган женился на Холли. — Ч.., что? — Дину затрясло. — Ясно, что Холли влюблена в него, а Морган мечтает остаться здесь навсегда. Как бы упорно Морган ни работал, я не могу оставить ему наследство в ущерб своим внучкам. Вы с ним никогда не нравились друг другу. — Никогда не нравились друг другу… — Она с болью вспомнила, с какой любовью крепкие руки Моргана ласкали ее. — У меня сердце разрывалось при мысли, как поступить с Морганом. Если он женится на Холли, я смогу дать ей часть состояния, и Морган останется здесь навсегда. А я отойду от дел. В этот момент в библиотеку вошел Морган. Его глаза сияли, и Дина, которой только что напомнили о его преданности виноградарству и виноделию, поняла отчего. — Ты говорил, Брюс, что я останусь здесь навсегда? Холли стояла за ним в ослепительно белом шелковом платье. Дина пыталась догадаться, были ли они близки. Холли победоносно подняла свой бокал вина. — Я.., я устала, — сказала Дина слабым голосом. На самом деле ее тошнило, и ей хотелось поскорее уйти к себе. Морган не попытался ее остановить. На следующий день в доме царило ужасное напряжение, и Дина поняла, что Брюс объявил о своем предложении Моргану. Дину больше всего испугало, что Морган не поделился с ней. Вместо этого он ушел из дома на виноградник раньше обычного, чтобы подумать и принять решение. К полудню Дина была уже вконец истерзана подозрением. Холли влетела в столовую с письмом, как раз когда вошел Морган с видом мрачной решимости. — Дедушка, тебе письмо от.., от графа де Ландо, — сообщила торжественно Холли. Дина побледнела от неуместного выступления сестры. Брюс разрезал конверт и начал читать вслух: “Граф де Ландо имеет честь пригласить Дину Кирстен в его замок в провинции Бордо на все лето, поскольку его сын Эдуард не сможет приехать в Калифорнию и очень надеется на ее приезд во Францию”. К письму был приложен еще один золоченый конверт, в котором находились билеты на самолет и другое письмо, уже от самого Эдуарда, умолявшего ее приехать. — О Дина, письмо от самого графа, — воскликнула Холли оживленно. — Кто отказывается от такого приглашения? — Да, кто? — сказал Морган ледяным тоном. Ссора между Морганом и Диной той ночью была неизбежной. Они были вдвоем в старинной обветшалой винодельне Совиньянио, освещенной только лунным светом, проникающим через открытые окна и двери. Как обычно, бурные эмоции взяли над Диной верх, и она обвинила Моргана, что тот хочет завладеть виноградником и поэтому женится на Холли. — Ты на самом деле думаешь, что я на это способен? — спрашивал он настойчиво. — Но ты же не предлагал мне выйти за тебя замуж. — Как могут пожениться люди, которые все время ссорятся, ты об этом думала? Я все еще надеюсь, что мы научимся понимать друг друга. Я считаю, ты еще слишком мала для замужества. — А Холли, конечно, нет! — Во всяком случае, она не так ревнива! — Может быть, ты хочешь именно Холли и виноградник в придачу? — Значит, ты думаешь, я могу использовать женщину для удовлетворения своих амбиций? — Да! Да! — закричала она со страстью. — И поэтому ты можешь спокойно уехать к Эдуарду? — Возможно. — Только слепая ярость позволила ей наговорить такое. Слишком поздно она осознала свою ошибку. Он схватил ее за руки и сжал их с такой нечеловеческой силой, что она вскрикнула от боли. — Я оставлю тебе что-нибудь на память, когда ты будешь с ним, моя дорогая, — сказал он резко. Схватив ее за густые черные волосы, он приблизил ее лицо вплотную к своему, чтобы она взглянула в его горящие глаза. Он был в бешенстве. Его потемневшее пылающее лицо было чужим. Она задрожала. Никогда еще она не видела его таким злым, и новый страх вкрался в нее. Такого Моргана она не знала. Он всегда контролировал свои эмоции, но сейчас они рвались наружу. В ее голове всплыли давние воспоминания о той статье в газетах, где рассказывалось об ужасных вещах, которые он наделал, и она попыталась вырваться. Но он только крепче прижал ее к своему крепкому мускулистому телу. Молния на ее платье расстегнулась, и он провел рукой по обнажившейся коже. — Ты моя и никогда не будешь принадлежать ему. — Его источающая жар, ласкающая рука возбуждала ее. Тепло его дыхания ласкало губы. Она с упоением вдыхала чистый запах его тела. — Морган, не надо. — Она попыталась помешать ему раздеть себя. — Спокойно, Дина! — скомандовал он. Он прижал ее к себе еще крепче и начал целовать долго и вызывающе. Дина пыталась вырваться, но ее сопротивление было напрасным. С каждым поцелуем она чувствовала все большую слабость во всем теле. Ее руки упирались в его грудь с крепкими мышцами, натянутыми как струны. Он стал целовать ее в губы, пока его страсть не вызвала такого же ответного желания. По мере того как ее сопротивление слабело, его поцелуи делались нежнее, а руки хотели ласкать, а не брать силой. Его легкие прикосновения вызывали мучительную сладость, и она крепче прижалась к нему, умоляя не останавливаться. Слезы брызнули из глаз от обиды, что он имеет над ней такую власть. — Я не хочу любить тебя, — плакала она. — Это причиняет слишком много боли. — Только потому, что ты не веришь в мою любовь, — сказал он со спокойной уверенностью в голосе. — Как ты не можешь понять, что сама причиняешь себе боль, не веря в себя! Почему ты стараешься разрушить нашу любовь? Дина, ты единственная женщина, которую я любил. Что мне сделать еще, чтобы ты поверила? — Он наклонился к ее груди и с нежностью поцеловал ее отвердевшие соски. — Я люблю тебя. Дина. Чувство головокружительного восторга нахлынуло на нее, и она застонала, сливаясь с ним воедино. Мир вокруг перестал существовать. Только Морган, шепчущий чудные слова, и его тело, полное экстаза. Время слов кончилось. Она не сопротивлялась, когда он уложил ее на одеяло, постеленное на грубый пол старинной винодельни, которая так часто служила им приютом любви. Этой ночью их любовь была особенно сладкой из-за предшествовавшей ссоры. Он снова и снова вызывал в ней потрясающие вспышки безумного экстаза, чтобы доказать, что она принадлежит только ему одному. Потом, когда Дина лежала рядом с уснувшим после бурных излияний Морганом, сомнения вернулись к ней, как она ни пыталась подавить их. Она вспоминала, как часто Морган защищал Холли, вспоминала, какая она красавица. А самое главное, она понимала, что, если бы не она, Морган мог бы жениться на Холли и обеспечить себе будущее в Кирстен-Вайн-ярдз. Может быть, для них обоих будет лучше, если он женится на Холли, а она уедет во Францию, думала она с тоской. Ее мучила любовь к Моргану, так как она только усилила былую ревность и неуверенность. Страх потерять его не ослабевал, и она боялась, что, когда он проснется, она вызовет в нем новый всплеск непредсказуемых эмоций. Ей следует быть поосторожнее. Он сонно пошевелился и придвинулся к ней. От его прикосновения ее бросило в жар. Если бы она не так сильно любила его, ей было бы легче с ним справиться. — Ну, Дина, ты веришь, что я люблю тебя? Я чуть не умер сегодня, пытаясь тебе доказать, — в полусне спросил он. — Секс и любовь — это не одно и то же, — упрямилась Дина. — Иногда одно и то же. Во всяком случае, для мужчины. — Не всегда. — Возможно, не всегда. Когда ты хочешь чего-то на самом деле, то впадаешь в панику, боясь это потерять. Ты должна научиться доверять, Дина. Ей не нравилось, что он все сваливает на ее ревность или комплекс неполноценности. — А что, если я никогда не смогу доверять тебе? Может быть, дело вовсе не в Холли или моей гордыне? Может быть, дело в тебе? Как я могу доверять тебе, Морган? Почему я должна быть уверена, что ты не такой, как твоя мать? Откуда мне знать, что ты не обидишь меня так же, как ее? Боже, что заставило ее сказать это? Его лицо исказилось. Тяжелый взгляд сковал ее. — Вот оно что. Ты до сих пор считаешь меня каким-то монстром. Оставим это между нами. Я никогда не буду для тебя достаточно хорош, не правда ли? Он убрал руку с ее груди. Она никогда еще не видела его таким злым и испугалась, что он может ее ударить. Вместо этого он встал и быстро оделся в темноте. — Иди к своему Эдуарду. Со своим безукоризненным воспитанием он тебе подойдет гораздо лучше, чем я. Морган ушел. Она с дрожью наблюдала за ним, но была слишком молода, горда и упряма, чтобы побежать вслед и попросить прощения. Когда она вернулась домой вслед за ним, то увидела его и Холли, беседующих в столовой. Он даже не взглянул на нее, когда она пробежала наверх в свою комнату. Морган продолжал избегать ее, и она в упрямой гордости приняла предложение графа и через две недели вылетела во Францию. Она все еще надеялась, что, если Морган действительно ее любит, он кинется за ней, несмотря на все обрушившиеся на него обязанности по хозяйству в разгар сезона. Четыре недели она не писала и не звонила Моргану. Его единственное письмо она, не распечатывая, отправила назад. Ее сердце было разбито вдребезги. Дина стояла у окна в большом зале замка Ландо, глядя в никуда. Под окном раскинулся тщательно спланированный сад с посыпанными гравием дорожками, английскими газонами, открытыми галереями и бельведером караульной будки. Обычно Дина любила уединяться в саду, но не сегодня. Не успела она вернуться из деревни от врача и подумать, что ей делать, в комнату ворвался Эдуард. — Дина… Она обернулась к Эдуарду, солнце осветило ее бледные черты. — Тебе телеграмма из Америки, — сказал он. У нее упало сердце, а пальцы так дрожали, что она не могла вскрыть конверт. Вся ее жизнь висела сейчас на тонком волоске надежды, что телеграмма от Моргана, что он ее хочет, что он ее любит и умоляет вернуться, что каким-то магическим образом он знает, как ей сейчас нужен. Она читала ужасные слова, и лицо ее становилось белым как смерть. Телеграмма была от Брюса, а не от Моргана. Немногословное послание жгло сердце. “Холли и Морган сегодня поженились”. И больше ничего. От самого Моргана ни слова. — Что с тобой. Дина! — О, Эдуард! — Она кинулась к нему в объятия. — Морган женился на Холли. А я беременна от него! Что мне теперь делать? Глава 4 Дрожь возбуждения, как электрический ток, пробежала по спине Дины, и она уронила опушенную мехом перчатку, которую пыталась натянуть на пятикаратный бриллиант обручального кольца. Только один человек на свете мог заставить ее так лихорадочно вспыхнуть от чувственного возбуждения, и то восемь лет назад. До тех пор, пока вчера не появился незнакомец в черном! Она оглянулась, ожидая его увидеть, но никого не было. Только дома в снежных шапках и отель Санкт-Мориц в пурпуре рассветного неба. Дина, хотя и не видела его, знала, что он следит за ней из какого-нибудь темного окна. Когда Эдуард вез ее в красных санях Палас-отеля, у нее замерло сердце. Такое же странное чувство волнующей опасности не покидало ее с того момента, как вчера она встретила высокого незнакомца на склоне горы, заполненном лыжниками. Она презирала себя за то, что почувствовала себя молодой ветреницей, сбросившей каким-то чудесным образом восемь лет. Мысленно она задавала тысячу вопросов. Она пристально вглядывалась в молчаливые, окутанные снегом здания, пытаясь найти мужчину в черном лыжном костюме и черной лыжной маске, упорно выслеживавшего ее от самых склонов до улицы с дорогими магазинами, куда она заходила, мужчину, который материализовался из ниоткуда, когда ее вожжи запутались перед стартом рысистого заезда. Его присутствие взволновало ее до дрожи, когда она увидела, как он легко освободил лошадь в то время, как она только неуклюже вертела в руках поводья. Не дожидаясь благодарности, незнакомец исчез в толпе зрителей, но впечатление от его фигуры, манеры двигаться отложилось у нее в памяти. В нем было что-то невероятно знакомое. Кто он и почему один лишь его взгляд заставил ее вздрогнуть? Почему он не снял маску? Может быть, он не хотел, чтобы она его узнала? Или это просто злая игра воображения, заставившая ее подумать, что это Морган? Может быть, она слишком поглощена мыслями о Моргане из-за его звонка в Париж во вторник, звонка, на который она не посмела ответить? Эта странная попытка связаться с ней после восьми лет молчания была непонятной. Она немедленно позвонила по телефону своему деду, чтобы удостовериться, что все в порядке; хотя и была какая-то загадка в его слабом голосе, он уверил, что и он, и ее сын Стивен в порядке. Однако после звонка Моргана она не переставала думать о нем. Как и восемь лет назад, когда она рассталась с Морганом и осталась в Европе в течение всей беременности, вид высокого мужчины вызывал в ней такое же необъяснимое возбуждение, какое она испытывала сейчас. Все эти годы ей везде чудился Морган. Когда она встречала похожего на него незнакомца, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Потом наступил такой болезненный период, когда она встречалась только с теми мужчинами, которые напоминали его. Хорошо, что она остановила свой выбор на Эдуарде, который, слава Богу, совсем не был похож на Моргана. Лучше избавиться от привидений, чем позволять им преследовать тебя. Однако привидение все еще преследовало ее и даже послужило причиной сегодняшнего приключения. Если бы не вчерашний незнакомец, она бы уютно устроилась в постели, а не встала ни свет ни заря. Санкт-Мориц еще спал, когда вертолет де Ландо взмыл вверх ранним зимним утром и направился к склону горы, где Дина могла покататься на лыжах в одиночестве. Лыжи и палки в беспорядке валялись под сиденьями. Дина держала под руку Эдуарда и неотрывно смотрела на знаменитый курорт, сверкающий внизу как горсть золота и бриллиантов, рассыпанных по темнеющей долине. Эдуард с озабоченным видом наклонил к ней свою светлую голову. Он подозревал, что ее что-то волнует. В пушистой шубе из рыси двадцатидевятилетняя женщина-космополитка едва напоминала испуганную девчонку, какой она была в двадцать один год, потерявшую все самое для нее дорогое из-за безрассудной любви. Дина была ошеломляюще красива, красотой зрелой, уверенной в себе женщины. За тщательно отполированным фасадом она надежно скрывала свою незащищенность. Все благоговели перед ней, включая Эдуарда. Журналисты в своих хвалебных статьях о ней в винодельческих журналах считали ее лицо привлекательным и даже классически красивым. Они писали, что она грациозна и держится как профессиональная манекенщица, что у нее практический талант блестящего администратора. Чего ей стоило достичь такого мнения о себе! Для нее было важно, чтобы люди о ней хорошо думали. Это давало силы бороться с тайным комплексом неполноценности. Дина была как тростинка, если не считать полной груди. Эдуард не одобрял ее частые изнурительные диеты. — Надо быть худой, чтобы хорошо одеваться, — ворчала она в ответ. — Ты же знаешь, как я люблю красиво одеваться. — Под красивой одеждой ты имеешь в виду гардероб “от Кутюр”, — смеялся он. — Роскошь, которую я могу теперь себе позволить. — А я? — Эдуард и она должны были пожениться через неделю. Куча друзей съехалась в Санкт-Мориц по этому случаю. За последние восемь лет Дина стала не только богатой женщиной, знаменитостью в винодельческом мире, но и любимицей прессы. Она поставила перед собой несколько целей. В тот далекий день, когда она навсегда потеряла Моргана и свой дом, она поклялась никогда не давать своей ревности и неуверенности доводить ее до такого поражения. Она решила добиться того, что Холли будет ей завидовать. Итак, она богата и знаменита. А о ее неуверенности в себе никто не узнает. Что касается Моргана и ее сына… Дина всегда стремилась много работать, чтобы не думать о них. Изредка размышляя о себе, она осознавала, что, по иронии судьбы, одни и те же качества ее характера привели ее к ошибкам в юности и к сверху-спеху теперь. Наедине с Эдуардом она иногда посмеивалась над своими достижениями. — Я думаю, пресса переоценивает меня просто потому, что я женщина. В этом бизнесе ведь мало женщин. — Не мешает принадлежать к одному из бесправных меньшинств, не правда ли, моя любовь? Пресса так любит защищать жертвы несправедливости! Эдуард с удовольствием скользнул взглядом по ее розовой шелковой блузке, сшитой Лиз Ворзииски специально для нее, и остановился на своем подарке — огромном бриллианте, сверкающем на ее левой руке. — Не так уж плохо быть твоей невестой, — добавила Дина с любовью. — Что бы я без тебя делала? Где бы я без тебя сейчас была? — На вершине, любовь моя. Я только помог тебе. Благодаря твоему блеску компания Ландо имеет рекламу. Такая очаровательная женщина как представитель компании только придает большую привлекательность и романтизм нашей продукции. Я всегда знал, как ты необычайно талантлива. А теперь, после недавней международной дегустации в Голь-Милле, где три сорта вин с твоей новой винодельни в Техасе получили высшие премии, мир узнал, что ты настоящая звезда. И только благодаря тебе компания Ландо получила две награды. Я не думаю о соревновании, я просто рад, что ты работаешь на меня. — Ты еще не забыл Вуд-Крик-Вайн-ярдз? — Зачем беспокоиться, если я женюсь на бизнесе? Но и в противном случае ты выпускаешь только двадцать тысяч бутылок в год, дорогая. Производство вина в Техасе еще в зачаточном состоянии, так что я не боюсь конкуренции. — Экспериментировать с разными сортами винограда на разных землях — это так интересно! — А я думал, ты любишь Техас, потому что он далеко от Калифорнии и Бордо и от двух мужчин, от которых ты решила убежать. — Нет, Эдуард. Это нечестно. Я собираюсь выйти за тебя замуж. — Я не могу забыть, как мы ссорились всю ночь, прежде чем ты приняла это решение, хотя мы помолвлены уже больше двух лет. А ты не кажешься особенно счастливой. Ее глаза помрачнели. При малейшем намеке на Моргана она становилась грустной и озабоченной. Как она ни старалась, она так и не могла совсем забыть Моргана и брошенного сына. Вместо, удовлетворенности от успехов она постоянно ощущала ноющую пустоту в сердце и бралась за новые дела, чтобы забыться. Она надеялась, что, выйдя замуж за Эдуарда и сделав этот брак прочным, она построит с ним пристойную жизнь. У них будут дети, и, возможно, она сможет забыть ребенка, которого отдала. Вертолет с шумом кружил над склоном, пока пилот выбирал место для высадки лыжников. — Хорошо, что мы сюда приехали, Эдуард. — Дина старалась перекричать шум мотора. Белоснежные склоны манили вниз своим спокойствием. — Это единственный способ отвлечься от постоянных мыслей об этом проклятом урожае винограда. — И единственный способ отвлечься от мыслей о некоем субъекте в черном, подумала она. — Ты имеешь в виду, меня не будет в живых и некому будет помнить, — сказал Эдуард, любуясь островерхими пиками. Его голос смягчился. — Я должен быть доволен, что ты такая сорвиголова, любимая. Страсть к острым ощущениям привела тебя неделю назад в Европу, и мы можем наконец вместе отдохнуть. И я рад, что ты согласна выйти за меня замуж. Дина. Во всяком случае, ты будешь со мной рядом, где твое место. — Где мое место… — Ее голос звучал отстраненно и мечтательно. Перед ее мысленным взором возникли рады виноградника в золотой кипени дикой горчицы, холмы, окутанные прохладным туманом с Тихого океана, и маленький темноволосый мальчик со своим загорелым отцом. И тут же она вспомнила неотрывно преследующего ее незнакомца в черном. Ее задумчивость не осталась не замеченной Эдуардом. — Я думаю, ты бы уже давно вышла за меня замуж, если бы твоя сестра Холли не погибла в катастрофе в прошлом году. В глубине души ты все еще надеешься… — О чем ты, Эдуард? — Много лет прошло, а ты все еще не забыла Моргана и все еще не уверена в своих чувствах ко мне. — Это абсурд. — Тогда почему ты всегда убеждаешься, что его нет, когда едешь навещать своего сына и деда в Калифорнию? Почему ты не поговорила с ним, когда он звонил тебе в Париж? Дина! Почему ты так его боишься? И почему не вышла до сих пор за меня замуж? Ее красивое лицо напряглось и сделалось неподвижным. — Он не имел права мне звонить, — начала она неуверенно, — я же собираюсь выйти за тебя замуж. — Может быть, Морган хотел сказать тебе что-то чертовски важное. Он ведь отец твоего единственного сына. — Но Морган не знает этого. — Неважно, любовь моя. — Эдуард, ты ведь знаешь, как я ненавижу его! — Нет, Дина, не знаю. — Так знай. Если бы он не позвонил, мы бы с тобой сейчас не ссорились. — Может быть, именно ссоры нам и не хватало. Дина, я прошу тебя принять решение. — Я уже сказала, что выйду за тебя, Эдуард. Что тебе еще нужно? Вертолет завис в четырех футах над снегом. Пилот посмотрел на них выжидающе. Дина схватила лыжи и с вызовом сбросила их вниз. Она была зла на Эдуарда за его вопросы. — Эдуард, я хочу кататься одна. — Ну и дуйся себе на здоровье. — Я уже столько дней на людях. Могу я побыть одна?! — Ты сошла с ума! Здесь один неверный шаг — и тебя нет. — Пожалуйста, Эдуард. Ты же знаешь, как у меня портится настроение при мысли о.., о нем. Не надо было тебе бередить старые раны. Ну пожалуйста! Я буду очень осторожна. Он начал колебаться, и она поняла, что побелила. С ним ей всегда удавалось одерживать верх. Вертолет уже почти касался снега, и Дина, наспех поцеловав Эдуарда, нырнула в белый пух. Он крикнул пилоту: “Если через час она не вернется, мы вернемся за ней”. Белый пух разлетелся в стороны от ее грациозной фигуры, и два белоснежных крыла за ее спиной понесли ее вниз с горы. Только привкус страха мог придать такой восторг охватившему ее чувству. Эдуард с его вопросами отошел на задний план, и она целиком отдалась горам. Если бы он не задавал ей лишних вопросов, она бы не впала в такое отчаяние, что перестала осознавать опасность бешеной скорости и схода лавины. Она просто чувствовала себя свободной — как птица, парящая в безбрежном небе. Она летела с горы все быстрее и быстрее, напрягая тело, когда ей приходилось перепрыгивать через трамплины. Эдуард называл ее сорвиголовой, и это слово как нельзя более подходило к ней. С тех пор как родился Стивен, ей стало наплевать на себя. Она полюбила быструю езду на машинах и лошадях. Она каталась на лыжах и карабкалась в горы, когда ей удавалось выкроить несколько дней зимой после окончания винодельческого сезона. Вот и сейчас она совместила свою любовь к лыжам и лошадям, приняв участие в комбинированных скачках, на которых специализировался курорт Санкт-Мориц. Звук еще одного вертолета заставил ее остановить свой сумасшедший полет над снегом и льдом и перевести дыхание, разглядывая в небе приближающееся желтое пятнышко. Кто-то еще решил уединиться от толп катающихся лыжников знаменитого курорта и, может быть, тоже совершить длинный спуск среди сказочной обители рождественских елей. Ее сердце гулко билось; пальцы онемели от холода. В это время вертолет завис над склоном неподалеку от нее. Она похолодела, когда увидела худого верзилу в черном обтягивающем лыжном костюме, выпрыгивающего из вертолета. Черная маска скрывала его черты. Это был он! Незнакомец, преследовавший ее! И теперь она с ним одна в горах. От страха у нее замерло сердце. Она стояла на снегу как вкопанная, пока он надевал лыжи. Этот большой мужчина, нагнувшись, тщательно приделывал крепления. Его движения были лишены торопливости. Когда он закончил и встал, он натянул перчатки и бросил хищный взгляд в сторону оцепеневшей Дины. Он поднялся, но она не пошевелилась. Только когда он, как черная молния, помчался вниз с горы по направлению к ней, она пришла в себя и ринулась вниз. Она сорвалась с места, как испуганный зверь, и помчалась, рассекая снежный пух. Все было как в кошмаре, только этот кошмар был реальностью. Она быстро, как никогда в жизни, летела с горы, и ветер обжигал ее раскрасневшееся лицо. Объятая невыразимым ужасом, она не смела остановиться. Между тем расстояние между ними заметно сокращалось. Она уже слышала, как скользят его лыжи и хрустит под палками лед. Он с легкостью перелетал через трамплины, трудные для нее. Подъемы, казавшиеся ей крутыми, он преодолевал играючи. Кто этот незнакомец, стремящийся догнать ее? Что ему нужно? В страхе она не могла больше ни о чем думать. Опасность, преследующая ее, целиком овладела всем существом. Наконец он окликнул ее. Этот глубокий голос мог принадлежать только одному человеку. — Дина, ради Бога, остановись, пока ты не разбилась. Обезумевшая, она обернулась, и ее глаза встретились с голубым огнем, сверкающим из-под маски. Чувства нахлынули бурным потоком. Слишком поздно она поняла, что ей не надо было оборачиваться. Она ногой попала на лед, всеми силами старалась удержать равновесие, но не смогла и так упала, что лыжи соскочили от удара. Палки полетели в разные стороны. Она продолжала беспомощно скользить вниз, лыжи за ней, пока не уткнулась головой в снег у самого края ужасного обрыва. — Морган!.. — разорвал воздух ее крик. Рискуя собой, Морган кинулся наперерез, пытаясь всей массой своего тела удержать ее. Вместо этого они вместе начали сползать с крутой горы, и это, безусловно, кончилось бы неминуемой смертью, если бы Моргану не удалось схватить короткую ветку, оказавшуюся на их пути. — Держись за меня. Дина! Дина некоторое время беспомощно прижималась к нему, ловя воздух, обвив руки вокруг его талии, смущенно уткнувшись в его пах. Когда она немного пришла в себя, он начал подталкивать ее вверх, чтобы она тоже могла ухватиться за ветку. Казалось, они пролежали здесь вечность. Чудом он поднял ее на руки. В десяти футах под ними лежала гора, оголившаяся как рана после недавнего схода лавины, накрывшей долину. Дина была в оцепенении и не могла произнести ни слова, но отчетливо ощущала тепло крепких рук, сжимавших ее. У нее похолодело внутри от его прикосновения и близости, голова кружилась от безумного, до боли знакомого желания. — Тебе больно? — спросил он мягко. Его теплое дыхание ласкало ее щеку. — Нет, — сказала она низким приглушенным голосом. Это была ложь. У нее все болело от близости к нему. Он прислонил ее к скале, чтобы ей было удобно сидеть, торопливо стащил с себя маску и сунул ее в карман. Они молча смотрели друг на друга. Время стерло юную нежность с его лица, сделав черты грубее. Он возмужал, но морщины под глазами и вокруг рта только подчеркивали его зрелую мужественность. В копне черных волос появились седые пряди. Калифорнийское солнце покрыло его кожу темным янтарем. Его глаза были по-прежнему ярко-голубыми, но в них была твердая решимость, когда они заглядывали в ее тщательно закрытую ото всех душу. Он был, как всегда, привлекателен своей особой мужской красотой, и она готова была испить его, как воду в жаркий день. Она испуганно взглянула на него, и ей показалось, что он хочет замаскировать злостью какое-то совсем другое чувство. Он тоже не отрываясь смотрел на нее. Его высокомерие взорвало ее. — Зачем ты преследовал меня вчера и сегодня, изображая Зорро? Ты напугал меня так, что я чуть не упала с обрыва! — Черт возьми! — прошипел он, хватая ее за плечи и прижимая к себе. — Это все ты. Я сам чуть не погиб, спасая тебя. Его прикосновение заставило ее пульс учащенно биться. Когда она попыталась оттолкнуть его, он прижал ее еще крепче. И только когда она перестала делать попытки освободиться, он ослабил свои объятия. Они таяли от ощущения друг друга. — Тебе не надо было следовать за мной наверх, — сказала она вяло. Он взглянул на край обрыва. — Поверь мне, я бы не делал этого, если бы не помнил твою страсть к опасностям. — Почему ты вчера не открылся мне? Его губы скривились в ироничной улыбке. — Чтобы ты встретила меня поцелуем? — спросил он, не сводя с нее глаз. Она густо покраснела от смущения, потому что смысл его жадного взгляда был ясен для нее. — Ты ведь знаешь, я бы убежала, — пробормотала она. — Конечно, ты была с Эдуардом, а цифра три — не самая лучшая для рандеву двух старых любовников. Я предпочел рискнуть, чем делить тебя с кем-то еще. — Рандеву между… — она захлебнулась от ярости, не закончив фразу. — Как ты смеешь заявлять мне такое! — Она попыталась освободиться из его рук, но он до боли вцепился ей в спину. — Как бы я мог выяснить при Эдуарде, что высокопоставленная женщина, о которой я так много раз читал в журналах по виноделию, и есть та самая Дина Кирстен? Остался ли хоть след от той маленькой разбойницы, которую я хорошо помню? — Он нежно рассмеялся. — И как ты собираешься это выяснить? — спросила она прерывистым голосом, изо всех сил стараясь высвободиться. — Я думал, ты этого не спросишь, — пробормотал он и снова уставился на ее дразнящие губы. Он притянул ее так крепко к себе, что каждый его мускул вжался в ее тело, и вдруг она вся задрожала, отнюдь не от ярости. Возбуждение, которое он всегда вызывал в ней, вспыхнуло с новой силой. — Как это вульгарно, отвратительно… — со злостью начала Дина, пытаясь оттолкнуть его. Она высвободила руку, чтобы дать ему пощечину, но он схватил обе руки и скрутил их за спину. — Бесполезно бороться со мной. Дина. — Его голос был мягок и неестественно спокоен. — Именно это я и намеревался получить от тебя. — Его вызывающий взгляд скользнул по ее напуганному лицу и остановился на дрожащих губах. — Все, чего я хочу, — это поцелуя. Считай, что это плата за жизнь. Она отвернулась. — Ну уж этого ты не получишь. — Не получу? Время остановилось и воцарилась тишина, когда он накрыл ее всем телом и властно сжал в объятиях. В его позе было что-то примитивное и завоевывающее. — Дина, Дина… Я никогда не думал, что все еще могу так хотеть… — Он так и не окончил фразу, и ее недосказанность, казалось, рассердила его. Он еще крепче обхватил ее. Он со звериной настойчивостью впился в ее нежные губы. Она пыталась бороться, но его стальные объятия сковывали ее. Чем яростнее она пыталась освободиться, тем нежнее он не давал ей этого сделать, пока она наконец не обмякла в его руках. Только победив ее сопротивление, он отпустил ее. — Я буду тебя всегда ненавидеть за это, — прошипела она. — Ты и так меня ненавидишь, дорогая, так что какая разница, одной причиной больше, одной меньше, — ответил он сухо. Она рассвирепела. — Ты чудовище, тебе следовало бы выцарапать глаза. — А ты не изменилась, — сказал он язвительно. — Вся твоя утонченность просто поза. Ты все та же маленькая дикая кошка, которую я покорил восемь лет назад. — А ты все такой же жестокий хулиган, которого я по глупости вытащила из помойки! — заорала она с отвращением. — Вовсе не жестокий, дорогая, а Беверли-Хиллз отнюдь не помойка. — Жестокий, грубый, подлый… — Ну чем мы не общество восхищения друг другом? — дразнил он. В приступе злости она ударила его по загорелой щеке так сильно, что у нее заболела ладонь, несмотря на толстую перчатку. Он быстрым движением схватил и больно стиснул ее руку. — Никогда больше не смей этого делать. — Не буду, — воскликнула она, — если ты уйдешь от меня. — Именно этого я и не собираюсь делать, дорогая. — Морган, я давным-давно решила не иметь с тобой ничего общего. — А я здесь для того, чтобы ты передумала. Я должен поговорить с тобой наедине. Где-нибудь в более удобном месте, чем это, если только тебе самой не захочется отдаться мне на горном склоне. — Что за мерзкая мысль, черт побери. — Отлично, предлагаю тебе свое шале. — Нет! Нет! — Она была в ярости. — Почему бы тебе просто не уйти? Разве ты не понимаешь, что нам с тобой не о чем говорить.., наедине? — закончила она, запнувшись. — А я говорю, есть о чем, — последовал его угрожающе-мягкий ответ. Его глаза метали молнии. — О чем же? — О нашем сыне, — сказал он холодно. — Видишь ли, я только что узнал, что ты, а не Холли, настоящая мать Стивена, и этот печальный сюрприз должен изменить жизнь нас обоих. Глава 5 — Дедушка обещал, что никогда.., никогда тебе не скажет, — крикнула Дина. Морган подбросил еще полено в огонь. — Так он и сделал, — сказал он спокойно. Шторы в ультрамодном шале, снятом Морганом в Сувретте, были опущены для полного уединения. Морган стоял на коленях перед огромным камином. Дина, все еще кутаясь в мокрую от снега шубку, внимательно следила за ним. Их разделял серебристый пушистый ковер, зеркала, хрустальные канделябры, хромированная мебель. Это шале с ошеломляющими видами из окон и бассейном в виде грота с подогретой водой было мечтой сибарита. Воздух был наполнен ароматом свежего кофе. Чашка Моргана стояла на камине; Дина держала свою в дрожащих руках. Что она могла сказать в свою защиту? Меньше всего ей хотелось вспоминать душевные муки, когда она решила отдать сына. Она сделала это только в интересах Стивена. Он носил бы клеймо незаконнорожденного, если бы она растила его сама. С Морганом и Холли он рос как законный наследник виноградников Кирстен-Вайн-ярдз. Она хотела, чтобы в отличие от нее Стивен вырос как равноправный член семьи. Она горько вздохнула. — Сомневаюсь, что мне удастся тебя убедить. — Попытайся, Дина, — попросил он. Она вертела в руках перчатки. Ему стоило огромных усилий сдерживать свои чувства. — Я.., я не могу. — Она задыхалась и не смотрела ему в глаза. — Дина, легко или трудно, но я проделал такой длинный путь, чтобы ты ответила на мои вопросы… В его пристальном взгляде чувствовалось не только желание получить ответы. Огонь от камина отбрасывал мягкий свет и сверкал на зеркальной поверхности мебели. Обстановка могла казаться вполне романтичной — при других обстоятельствах. Молчаливая враждебность между мужчиной и женщиной была более зловещей, чем огонь. Закончив с дровами, Морган с грохотом опустил кочергу и повернулся к ней. Он снял куртку, и теперь на нем была черная водолазка и лыжные штаны, обтягивающие его ноги и бедра как вторая кожа. Он бесцеремонно рассматривал ее. Она вспыхнула от смущения под его грубо оценивающим взглядом. — Тебе не надо было приезжать, — сказала она ледяным тоном. — Какое ты имел право тащить меня сюда! — Согласись, довольно мелодраматическая трактовка фактов. — В голосе звучала угроза. — Если ты уже знаешь правду о рождении Стивена, тебе незачем было сюда приезжать. Что тебе от меня надо? Его взгляд снова ощупывал ее с ног до головы, и ее бросало то в жар, то в холод, несмотря на твердое решение не поддаваться ему. — Это зависит… Что-то в его взгляде заставило ее вздрогнуть. — От чего? — спросила она храбро. — От того, о чем мы с тобой будем говорить, — ответил он с убийственной нежностью. — Не понимаю, что ты имеешь в виду. Любовь в его взгляде заставила ее сердце пуститься вскачь. Она вспомнила его страстный поцелуй. Невероятно, чтобы он хотел возобновить с ней физическую близость. — Я хочу, чтобы ты вернулась в Калифорнию и осталась со мной навсегда. Она посмотрела на него с испугом. Это было совсем не то, что она ожидала. — Это несерьезно. Я собираюсь замуж на этой неделе. — Тем более тебе нужно вернуться немедленно, пока ты не вышла замуж за другого человека, — сказал он высокомерно. Сейчас они были совершенно чужими людьми. Как он мог предлагать такое? — Восемь лет ты избегал меня, — сказала она ледяным тоном. — Ты ни разу не появился. Не проявлял ни малейшего интереса. Его рот скривился в сардонической улыбке. — Не забывай, я был женатым человеком. — Я не забывала об этом ни на минуту! — Дина, разве ты не понимаешь? Я думал, между нами все кончено. Я не знал тогда, о чем еще можно говорить. — И сейчас не о чем. — Ошибаешься. Семь лет я прожил из-за тебя в аду, а ты считаешь, нам нечего сказать друг другу? Ни слова, объясняющего твой коварный обман? — Он говорил резким циничным тоном. — Мой коварный обман? Я любила тебя, Морган. А твоя женитьба на моей сестре не коварство? — Ты в этом тоже виновата, — добавил он едко. — Не пойму — в чем. — Я скажу тебе. Ты бросила меня из-за Эдуарда. Сначала я подумал, что это просто детская глупость с твоей стороны и ты вернешься, как только придешь в себя, но ты не вернулась. Ни одной открытки от моей потерянной любви. Даже мое письмо к тебе вернулось нераспечатанным. Я тебя слишком любил, чтобы не разозлиться и не почувствовать себя оскорбленным и разочарованным. Это было слишком для мужского самолюбия. Я подумал, что переоценивал тебя, на самом же деле ты была такой же, как моя мать. Холли была все время рядом. Она была так же одинока, как и я. Я знал, чего она добивается. Но мое самолюбие было уязвлено, и я не мог преодолеть злость. Ее внимание, наконец, просто льстило мне, и я на ней женился, потому что и Брюс хотел этого. Я надеялся, что это поможет мне освободиться от любви к тебе. Через неделю я понял, какой я дурак, и попросил у Холли развода. Она была совсем подавлена, когда я записался в армию и ушел от нее из Кирстен-Вайн-ярдз. Я думал, между нами все кончено, когда вдруг через месяц пришло письмо от Холли, в котором она сообщала, что ждет от меня ребенка. — О Боже… — Теперь ты видишь? Я любил тебя. Дина, несмотря на то, что ты сделала. Но я не мог вынести мысли, что оставил другую женщину беременной. Не могло быть и речи, чтобы я оставил ее и ребенка, даже понимая, что наш брак имеет мало шансов на успех. — Но я тогда еще не знала, что беременна. А потом узнала о твоей женитьбе, Морган. — Если бы ты только сказала, мы могли бы что-нибудь придумать. Вместо этого ты пришла к Брюсу и Холли — и вы втроем придумали эту безумную ложь. Я все знаю: как ты пошла в больницу в Сан-Франциско, зарегистрировалась как моя жена и родила ребенка, пока меня не было. Затем ты отдала Стивена Холли и начала новую жизнь, как ни в чем не бывало. ТЫ сделала себе имя в винодельческом бизнесе, не так ли? Я вернулся домой из армии и попытался наладить жизнь с Холли, в то время как ты стала супругой французского графа. — Я никогда не была супругой Эдуарда, — крикнула она. — Когда ты женился на Холли, он был моим единственным другом! Я не сказала тебе о ребенке, чтобы не разрушить твой брак. — Прости меня, что мне не удалось интерпретировать твой поступок как благородную жертву с твоей стороны. Твоя ложь заперла меня в мышеловке дьявольски пустого брака с Холли на целых семь лет. — До меня доходили слухи, что она выпивает и… — Встречается с другими мужчинами, — закончил он мрачно, скрывая мучившую его боль. Он взял свою чашку кофе. — Она заменила мне мою мать. В какой-то мере мне ее даже жаль. Она ни в чем не находила счастья и удовлетворения. Она была обречена на ужасную неприкаянность. Некоторое время я старался наладить с ней жизнь, но в конце концов сдался и выбрал свой путь. Я не мог развестись с ней из-за Стивена, к которому она относилась с такой же собственнической враждебностью, как моя мать ко мне. Я никогда не мог понять ее злобы к Стивену, и это еще больше усугубляло наши отношения. Если бы я знал, что она не была даже его матерью… — Морган глотнул кофе и посмотрел на Дину с уважением. — Прости, — сказала Дина слабым голосом, не смея встретиться с ним глазами. Дрожащими руками она поднесла к губам чашку. — Если бы я только знала, я бы, конечно, сказала тебе правду. Но теперь все в прошлом. Холли умерла. Ты волен распоряжаться собой. Я выхожу замуж за Эдуарда через несколько дней и не вижу смысла ворошить это все снова. Не могу представить, зачем тебе понадобилось проделывать такой путь ради минуты правды. Его магнетический взгляд вызывал в ней трепет. — Не можешь? — пробормотал он, с трудом сдерживая злость. — Нет. — Стивен очень даже живой, Дина. — И… — Ему нужна мать. — Но он ведь не знает, что я его мать, не так ли? Он считает меня своей тетей. — И он обожает свою тетю. Он все время говорит о тебе, хотя ты и приезжаешь раз в год. Он помнит все, что вы с ним делали, все пикники, верховые прогулки, походы в библиотеки и на пляжи. Он бережно хранит все твои письма и подарки. Даже твою фотографию в рамке он поставил на свой стол. — Правда? — Дине сдавило горло. Она резко отвернулась от Моргана и подошла к окну. Дрожащей рукой она отдернула занавеску. За окном тихо падал снег, но слезы мешали ей видеть причудливые очертания близлежащих шале и горы вокруг. — Я старалась не занимать места Холли, — произнесла она, в надежде что Морган не заметит слез в ее голосе. — Я.., я хотела видеть его гораздо чаще, но уезжать было всегда так мучительно. Любящая тетя своего собственного сына — это очень трудная роль, Морган. У нее задрожал голос и затряслись плечи. Она вытерла слезы тыльной стороной пальцев. Как же ей не хотелось при нем плакать! Вдруг она почувствовала, как сильная рука Моргана схватила ее руку и притянула к себе. Он повернул ее лицом, и сквозь слезы она увидела, что его живые глаза горят состраданием. — Дина, любимая. — Он еще сильнее прижал ее к себе. — Я не хотел доводить тебя до слез. Я никогда не думал… Она понимала, что ей следует выскользнуть из его рук, но их волевой комфорт приятно успокаивал. Восемь лет у нее никого не было. Всю жизнь ей хотелось, чтобы кто-то вот так ее держал. Она прижалась к нему, и горечь всех этих лет хлынула изнутри обильным потоком. Она плакала навзрыд. Он нежно положил ее голову к себе на грудь, защищая ее, утешая, нежно гладя по голове. Наконец сквозь прерывистые рыдания она сумела произнести: — Я чуть не умерла, когда отдала его, Морган. Тебе этого не понять. Мне казалось, как будто часть меня умерла. Как мучительно было каждый год, когда я приезжала, видеть, чего я лишилась. Его первая улыбка, его первые шаги, его первый день в школе, все те драгоценные минуты его жизни, которые никогда не будут моими. Я ревновала его к тебе и Холли, потому что вы все время были с ним. — Я должен был понимать, что ты чувствовала, отдавая его. Дина, — прошептал Морган. — Все, что рассказал Брюс, было абсурдно. С такой холодностью отдать Стивена было так не похоже на тебя. Это непростительно. — А теперь, когда ты знаешь, как мне было тяжело, можешь ты уйти и оставить меня в покое? — заплакала она. — И без того трудно… — Не надо так, — сказал он мягко. — Ты можешь вернуться в Калифорнию к Брюсу, и Стивену, и ко мне. — Я никогда не смогу этого сделать! Ты и я… Промелькнувшая боль в его глазах остановила ее. Она почувствовала удушье. Он не отрываясь смотрел на нее. — То, что было между нами, умерло давным-давно. Я знаю это. Дина. Наша любовь умерла, не успев расцвести, и мы оба виноваты в этом убийстве. На нашем пути встала твоя ревность и моя гордыня, но факт остается фактом: у нас есть ребенок. — Что ты предлагаешь? — спросила она нарочито игривым тоном, чувствуя себя при этом ужасно. — Брак для удобства? — Я вообще не предлагаю брак.., пока, — ответил он мрачно. — Возвращайся на полгода, а там поживем — увидим. Увидим! Она посмотрела на него и покраснела от смущения при виде чувственной линии его рта. Его волевые черты сводили с ума своим спокойствием. Если бы только знать, что он чувствует на самом деле! Неужели его собственные чувства так мало для него значат? Она вырвалась из его рук. — Ты просишь о невозможном. У меня своя жизнь. Я уверена, ты можешь жениться на любой, на ком захочешь, — сказала она холодно. — Ты мать моего ребенка. Дина. Его слова обожгли как огонь. Она бросила на него еще один короткий отчаянный взгляд. Неужели он до сих пор не понял, как однажды обидел ее? Одно только его присутствие причиняет ей боль даже сейчас! Его красивый голос журчал естественно, будто он не произносил этих невероятных слов и не сеял панику в ее душе… — Пора покончить с разводом, — медленно, почти лениво протянул он. — Мы с тобой никогда не были женаты. — Это была явная ошибка, — сказал он так нежно, что она задрожала. — Я не вижу, как… — с горячностью возразила она, решительно настроенная не сдаваться. — Но Стивен страдает от тех же проблем, — сказал Морган. — Дети, которые разрываются между родителями, ограблены одним из них. Не думай, что это так просто — растить Стивена одному. Ты не проводишь со Стивеном пятьдесят недель в году, как я. Я не знаю, куда уходит половина времени. Ты нужна мне, Дина. Стивен нелегкий ребенок. Он слишком похож на меня, и я не всегда могу справиться с его идиотскими выходками. Под горячую руку я делаю такие вещи, о которых, поостыв, сожалею. Если бы ты была там… Ей не хотелось, чтобы он продолжал. — Это нечестно, — вспылила она, желая покончить с неприятным разговором. — Ты думаешь, я не хочу с ним быть? — Ну хватит. Дина. У Стивена никогда не было матери, а он жаждет внимания. Я один не могу ему дать всего, в чем он нуждается. Я вырос без материнской любви, и мое детство было адом. У Стивена наступает трудный возраст. Если ты вернешься домой, я думаю, он его легче переживет. — Мои родители умерли, когда я была ребенком. — Она вспомнила неистовую ревность и комплекс неполноценности, которые преследовали ее. Возможно, если бы ее родители были живы, она бы не страдала от тех же ужасных чувств. — Наверное, я знаю не хуже тебя, что такое расти без матери. Но пойми. Я не могу вернуться в Калифорнию. У меня карьера. Это моя жизнь и Эдуарда. Я многим ему обязана. — Больше, чем своему сыну? — Если бы дело было только в Стивене, я бы ни минуты не колебалась. Но дело в тебе. В нас. Я должна бросить Эдуарда, а он так добр ко мне. Пойми, наконец, я не могу вернуться к тем страданиям, которые испытала с тобой. Глупо думать, что мы можем быть счастливы вместе. Мы будем чувствовать только боль. — Только боль? — Странный свет загорелся в его сапфировых глазах. Красивое лицо было спокойно угрожающим. — Да. — Почему ты так уверена? — Его низкий голос дрожал. Если бы она не была так сильно расстроена, она бы увидела, что скрывается за его напряженными чертами. Глазами он нежно ощупывал все ее тело. У нее перехватило дыхание. В нем была какая-то всепоглощающая сила. — Ты говорила о доброте Эдуарда, — пробормотал он. — Возможно, настало время и мне показать, на что я способен. Дина стала озираться вокруг, ища путь к спасению, но не находила его. Его длинное тело маячило между ней и дверью. — Я все еще хочу тебя. Дина. Я понял это, как только увидел тебя вчера. — Но я не хочу! — закричала она в отчаянии. Она не смела взглянуть на него. Она боялась, что его горячие голубые глаза растопят ее. — Предположим, я докажу тебе, что ты ошибаешься, — сказал он страстным шепотом. — Я не хочу чувствовать ничего, кроме неприязни. Понимаешь? — Неужели ты думаешь, что я хотел чувствовать к тебе что-нибудь другое после всего, что ты наделала? — Он был в ярости. — Конечно, нет. Но вчера, когда я увидел тебя впервые в облегающем голубом лыжном костюме, с рассыпанными по плечам черными волосами, в обществе Эдуарда, явно влюбленного в тебя, я вспомнил все. Я не могу забыть, что ты была моей. Ни одна другая женщина так не подходила мне. Ты распутница. Дина. Упоительная, чувственная распутница, которая может довести мужчину до умопомрачения. Я вспомнил, как твой язык нежно прикасался к моему телу, сводя меня с ума от страсти. Я до сих пор помню все подробности нашей первой ночи на пляже: запах эвкалиптов, шум прибоя, лунный свет, тепло твоего шелкового тела подо мной, аромат твоих духов. Но больше всего я помню, как все это было между нами в первый раз. ТЫ всегда со мной. Дина. Ты была со мной все эти чертовы восемь лет. — Не надо! — только и могла произнести она. По щекам покатились слезы. Он намеренно подогревал ее провокационными образами, которые она тщетно старалась вычеркнуть из памяти, которые должна забыть! Он сделал движение в ее сторону. — Не подходи ко мне. Ну пожалуйста… Несмотря на протесты, пламя желания закипело в ее крови. Он подошел и взял ее за руку, притягивая к себе. — Морган. Нет… Слова утонули в поцелуе. Ей было трудно дышать, не говоря о способности думать или бороться. Он застонал от пронзительного удовольствия, когда она разжала губы, не в силах противиться его поцелую, что еще больше усилило его желание, переходящее в неистовую страсть. Он оторвался от ее губ и начал осыпать поцелуями ее лицо, уши, нежную шею и шептать слова любви. — Как это было давно, моя любимая. Я никогда не думал, что снова смогу это почувствовать. Его нетерпеливый рот обжигал ее чувственную кожу огнем. Его руки ласкали шелковые волны ее длинных черных волос. Она с невероятной силой прижалась к нему всем телом. Сбросив с нее шубу, он осыпал ее горячими влажными поцелуями от шеи до мягкой выпуклости ее груди, обтянутой шерстяным свитером. Она глубоко вздохнула от его нежных прикосновений, но это был вздох восторга, а не стыда, который ей бы следовало испытать. Он нежно ласкал ее грудь под свитером, пока соски не стали твердыми. Низкий гортанный звук слетел с ее губ в ответ на его приглашающие к взаимности ласки. Морган посмотрел на нее. Ее лицо размягчилось от страсти, губы опухли, глаза закрылись от удовольствия. Он нежно наклонил голову к ее шее и поцеловал пульсирующую точку. — Морган, мы не должны. Не надо возвращаться. Слишком поздно, — попыталась сопротивляться она, в то время как спазмы восторга сотрясали ее тело. — Мы никогда больше не сможем любить друг друга. — Кто говорит о любви? Я хочу, чтобы ты вернулась как мать моего ребенка. Я хочу тебя не больше, чем любую красивую женщину, а поскольку мы собираемся вместе жить, я не вижу, почему нам не получать от этого удовольствие. Глава 6 — Как это жестоко и безжалостно, — прошептала Дина злобно, хотя и готовая ему отдаться была натянута как струна. Морган с трудом сдерживал страсть. — Но это правда, любовь моя, — сказал он, растягивая слова, в которых сквозила еле сдерживаемая горечь. — Почему мне не получить того единственного удовольствия, которое ты можешь мне дать? Я же помню все подробности нашей первой ночи любви. — Я не поддамся на твои слова, — выдохнула она. — Хорошо, — прошептал он. — Тогда я не буду говорить. Он жарко дышал, пока его язык скользил внутрь ее протестующего рта. Сладостное пламя всепожирающей страсти охватило ее, и она поняла, что надо остановиться, пока не поздно. — Мы не собираемся жить вместе, Морган, — крикнула Дина, в бешенстве вырываясь из его горячих объятий. — Нет! Он отпустил ее, но его горящие глаза держали ее. Только гордость заставляла его прятать страсть. Он не покажет ей, как все еще хочет ее. Однажды ей удалось соблазнить его своей страстью и словами любви, и это чуть не убило его. Он решил, что никогда больше не даст ей взять над ним власть. Когда она дрожащими пальцами нажала на дверную ручку и широко распахнула дверь, он произнес медленно, хорошо поставленным голосом: — Мы все равно будем жил” вместе. Я заставлю тебя! Любым способом! Только угроза, прозвучавшая в его низком голосе, остановила ее. — На чем именно ты настаиваешь? — прошептала она, несмотря на страх, от которого падало сердце. — Я просто думал об этом фантастическом образце для подражания по имени Дина Кирстен, о котором я так много читал в винодельческих журналах и колонках со сплетнями, об этой потрясающей суперженщине, которая помолвлена с французским графом, доброе имя которой не так уж безупречно, смею заметить. Эдуард намеренно обхаживал прессу во имя тебя. Глупая и напрасная ошибка с его стороны. Поскольку ты представляешь имя де Лавдо, я думаю, он считает ауру блеска и совершенства вокруг тебя жизненно необходимой. Эта концепция паблисити была сначала его детской выдумкой, не так ли? — Как ты… — она не договорила, лицо ее побледнело от гнева. — Предположим, я сказал одному из моих друзей журналистов, что твое прошлое не такое уж незапятнанное, как заставил всех поверить граф де Ландо! Что его замечательная представительница просто плод его благородного воображения! Что она родила ребенка без священных уз брака, а потом бросила его ради блестящей карьеры! Позволит ли тебе Эдуард продолжать занимать такое важное место в своей компании? Будет ли он поддерживать твои опыты в Техасе? Женится ли он все-таки на тебе? Или ты потеряешь все и причинишь ущерб де Ландо? — ТЫ не посмеешь. — Ошибаешься, посмею. — Это же шантаж. — Я предпочитаю рассматривать это как поступок отчаявшегося мужчины, желающего, чтобы у его сына была мать. — Стивен будет невыносимо страдать, если узнает правду. — Тем более лучше сделать по-моему и предотвратить его страдания. — Наш сын будет страдать так или иначе. Эдуард любит меня. Он никогда не отреагирует так, как ты думаешь. Он уже знает, что у меня от тебя сын, и он знает, как я страдала, когда вынуждена была отдать его. Он не спуская с нее своих голубых глаз. Она выглядела умопомрачительно красивой, с блестящими черными волосами, рассыпавшимися по пушистому белому меху, с темными глазами, горящими в страстном гневе, и если бы она не защищала Эдуарда, Морган готов был бы смягчиться, такую она имела над ним власть. Но он напрягся и еще крепче вцепился в хромированные перила лестницы. — Да, я был глубоко тронут, что Эдуард оказался на твоей стороне, когда я женился на Холли и счастливо жил с тех пор, — сардонически сказал Морган. — Я могу его понять, что он хочет тебя, несмотря на твое прошлое. Ты неотразимо красива и обаятельна. Другое дело, захочет ли он, чтобы все узнали, какая ты на самом деле? Позволит ли он себе рисковать репутацией своего имени и компании ради любви? Знаешь, Дина, ты поступила хуже меня. Мое неудачное начало ни черта не стоит по сравнению с твоим прошлым. — Я не дам тебе это сделать. Я скажу ему все сама. — Иди немедленно. У тебя двадцать четыре часа на размышления. Я буду ждать здесь. Но помни, если ты вернешься со мной и, побыв в Кирстен-Вайн-ярдз шесть месяцев, захочешь вернуться к Эдуарду, я не буду тебя останавливать. Дина, ты нужна Стивену больше, чем Эдуарду, и я думаю, общение с ним будет тебе гораздо большей наградой, чем вся твоя деятельность в Бордо и Техасе. Ты можешь выращивать новые сорта винограда и делать вино в Кирстен-Вайн-ярдз не хуже, чем в любом другом месте. Дина. Если ты поедешь со мной, ты можешь иметь и карьеру, и сына, но твой все понимающий французский граф не даст тебе сына. Дина не могла больше слушать. Морган разрывал ей сердце, предлагая Стивена. Однако цена за Стивена — вся ее красивая жизнь, которую она построила в противовес своей горькой потере. Без этого противовеса или Эдуарда она останется один на один со всем, от чего она бежала восемь лет назад. Положим, Морган зовет ее на шесть месяцев и она захочет остаться? В чем тогда будет ее прибежище? Она слишком хорошо познала чувство изгнания и одиночества. Сможет ли она пережить второй приступ этих горьких ощущений? Она медленно вышла за дверь. Двадцать четыре часа на размышления? Как она сможет сделать выбор? Дина немедленно вернулась в Палас-отель. Морган в этой роскошной, элитарной, фантастической резиденции, состоявшей из башенок и извилистых коридорчиков, устланных персидскими коврами, с его ультиматумом казался ей частью какого-то сюрреалистического сна. Мечтая поговорить с Эдуардом наедине, она расстроилась, найдя номер графа полным бомонда, с кем он так любил проводить свои отпуска. Эдуард потягивал шампанское с греческим лордом-судовладельцем и двумя германскими стальными баронами, один из которых был его другом по колледжу. Они обсуждали, чем лучше заняться — лыжами, бобслеем, санями или отправиться на склон Корвилия и пообедать в одном из самых знаменитых и старейших клубов в Европе, в “Корвилии”. Эдуард окликнул ее с любовью, и она подошла. Он обнял ее за плечи. — Где ты была так долго, дорогая? Микки Ворсенски только что говорил мне, что видел тебя меньше часа назад в Сувретге. — Я встретила старого знакомого, — сказала она весело. — Знаешь, все эти воспоминания… — Кто он? Я его знаю? Его вопрос заставил ее похолодеть, но, когда она осмелилась взглянуть на него, она поняла, что он ни о чем не подозревает. Она выдавила из себя веселую улыбку. — Дорогой, если ты ничего не имеешь против, я расскажу тебе потом. Сейчас я пойду переоденусь. Левый ботинок мне ужасно натер ногу. А после этого я пойду к Хансельману купить свои любимые пирожные. Потом, дорогой, если ты не возражаешь, я куплю у Картье браслет, о котором мечтаю. Так что не жди меня сразу. Только бы Эдуард не догадался, что ей хотелось просто от него отделаться. — Осторожно, Эдуард, — сказал Лоэл фон Терн. — Может быть, тебе плюнуть сегодня на все? Оставить такую женщину, как Дина Кирстен, одну у Картье может оказаться самым опасным видом спорта. Дина уже не слышала безмятежного ответа Эдуарда старому другу Лоэлу. Она направилась с дружелюбными приветствиями сквозь строй его блистательных знакомых в свой собственный номер. — Мне ничто не грозит, Лоэл, — сказал Эдуард, когда Дина отошла. — Если ей захочется купить браслет, она его купит. Мне она не позволит этого сделать ни под каким видом. Она бы посчитала такой подарок обязывающим. — Не понимаю. Я считал, что ты и она… — Мы помолвлены, Лоэл, и она работает у меня. Вот и все, — объяснил Эдуард неохотно. — Но она остановилась в твоих апартаментах, — нажимал Лоэл. — Ее комнаты расположены отдельно от моих. Более того, она настаивает сама платить за них. — Ты уверен, что она выходит за тебя замуж не из-за титула или состояния? — Абсолютно уверен. — Она, по-твоему, так непогрешимо добродетельна, что сильно отличается от всех твоих безумных увлечений прошлого? — Я не предлагал им выйти за меня замуж. — Именно поэтому браки так невыносимо скучны. Эдуард рассмеялся. — Серьезно, Эдуард. Неужели ты не боишься жениться на женщине, которая заявляет о своей невинности в этом возрасте? Женщины редко бывают на самом деле такими, какими кажутся. Эдуард тщательно подобрал нужные слова: — Я не боюсь жениться на Дине. Она никогда не прикидывалась тем, кем не была. Перестань волноваться, Лоэл. Я знаю все ее секреты. При этой мысли Эдуард слегка нахмурился. — Однако, Лоэл, если ты действительно хочешь поскользить по склонам после обеда, почему бы нам не встретиться в два часа у тебя в отеле? Лоэл даже не заметил, как Эдуард ловко сменил тему разговора. Эдуард и Дина ужинали в Палас-Грил. Она была великолепна в длинном черном платье. Бриллиантовая подвеска переливалась на ее тонкой белой шее. — Мне нужно тебе кое-что сказать, Эдуард, — произнесла она нервно, когда они заканчивали второе блюдо. Серые глаза уставились на нее вопросительно. Некоторое время он наблюдал, как она беспрерывно крутит огромное кольцо, которое он подарил ей в знак помолвки. — Да, — ответил он мягко. — Старый друг, которого я встретила в Сувретге… — Был Морган, — закончил он. Казалось, он совсем не удивился. — Откуда ты знаешь? — Микки описал мне его. Я видел другой вертолет. И человека, вышедшего из него. Потом я видел, как вы катались вместе. Дина размышляла, видел ли он ее в объятиях Моргана. — Морган узнал о Стивене, — прошептала она. — И.., не знаю даже, как тебе это сказать… — Просто скажи. — Он хочет, чтобы я вернулась в Калифорнию.., на шесть месяцев! — выпалила она. — Он говорит, Стивену нужна мать. — А ты как считаешь? — Я… Я хочу быть со Стивеном, но я не хочу быть нечестной с тобой. Я не хочу быть с Морганом. Не хочу! — Да, дорогая, ты в такой ситуации, когда не можешь делать что хочешь, малышка. Компромиссы всегда тяжелы. — Что же мне делать, Эдуард? — Только тебе решать. — Но мы ведь собирались пожениться! Они оба заметили, что она употребила прошедшее время, и вдруг у них обоих защемило сердце. На мгновение она почувствовала острый прилив нежности к нему. Он любил ее так преданно. Она знала, что причиняет ему больше боли, чем он показывает. Она начала что-то ему говорить и вдруг поняла: любое проявление сочувствия с ее стороны только усугубляет его боль. Хотя больше ничего не говорилось об этом, за ужином часто возникала тишина, и Эдуард пил гораздо больше обычного. Он сильно страдал, но из гордости не хотел навязывать ей свою боль. Позже, перед дверью спальни, она сняла со своего пальца кольцо и отдала ему. — Когда-нибудь другая девушка… — Я не хочу другую девушку, но я на самом деле никогда не был с тобой, правда? — сказал он поспешно. — Ты была мечтой.., которая так и не сбылась. Вдруг Эдуард крепко обвил руки вокруг нее и поцеловал ее жадно, отчаянно, но огонь его поцелуя не обжег ее так, как поцелуй Моргана. Тем не менее его объятия были для нее и сладки, и печальны. Он был ее другом. Гораздо, гораздо больше, чем другом. Она знала, что это был последний поцелуй. Никогда она не посмеет обратиться к нему за поддержкой, если ее постигнет неудача. Теперь для нее будет потерян даже комфорт его дружбы. — Я буду скучать по тебе, — сказала она нежно. Он ничего не ответил, но она чувствовала сильное напряжение в обвивших ее руках. Он долго держал ее, зарыв лицо в ее волосы. Затем, ни слова не говоря, отпустил ее. Закрывая дверь, она плакала. Глава 7 Сан-Франциско был окутан туманом, когда Дина вышла из самолета, принадлежащего семье де Ландо, на мокрую посадочную полосу. Полет был трудный, из-за плохой видимости пилот вынужден был сделать несколько кругов, прежде чем сумел приземлиться. Дина все больше и больше раздражалась. Теперь она чувствовала себя совсем одинокой и неуверенной среди самолетов и снующих мимо людей. Одетая в тонкое темно-серое шерстяное платье, она начала дрожать от холода и нервного напряжения. Ей пришлось немного задержаться около самолета, чтобы укутаться в свою рысью шубу, перекинутую через руку. Она никому не сообщала в Кирстен-Вайн-ярдз, что прилетает сегодня. Она была даже рада этому, потому что ей не хотелось видеть толпу в аэропорту. Ей и так предстоит это пережить дома. Как ей удастся войти в роль матери после семилетнего отсутствия? А сейчас ей еще придется искать, на чем добираться до Напа-Вэлли. Вдруг она увидела высокого темноволосого мужчину, пробирающегося в толпе, и ее сердце бешено забилось. Только один человек мог быть таким высоким и широкоплечим. Порыв радостного возбуждения охватил ее, и, не успев подумать, она заулыбалась и позвала его по имени, энергично махая руками. Она было побежала, но заставила себя остановиться, чтобы он не подумал, что она счастлива видеть его. Он завертел своей черной головой и увидел ее. Его широкая улыбка заставила ее затрепетать. Пространство между ними наэлектризовалось. Она нерешительно поднесла руку к губам. Его присутствие было самым большим доказательством того, что она вернулась, и это было восхитительно. Пока Морган торопился навстречу, поток радости угас, так как она напомнила себе, что ненавидит этого человека, заставившего ее вернуться в свой бывший дом. Она расценила первую реакцию не более чем всплеск глупой сентиментальности. Морган не обратил внимания на напряженность ее бледного лица и мрачное молчание и обнял так крепко, что его большое тело по-хозяйски вобрало ее всю целиком. Она не сопротивлялась, чтобы не привлекать внимания окружающих. — Добро пожаловать домой, Дина! Ты выгладишь замечательно. — Его голос был таким мелодичным и красивым, что ей приходилось бороться с искушением. Она чувствовала его горячий взгляд, ощупывающий ее лицо и фигуру в молчаливом восхищении. Она была уверена, что каждый проходящий мимо, глядя на его заботливо наклоненную к ней темную голову, считает их влюбленной парой. — Откуда ты узнал, что я прилетаю сегодня? — спросила она слабым голосом. — Мне сказал Эдуард. Сначала она задумчиво улыбнулась. — Как предусмотрительно с его стороны. — Это я ему позвонил, так что похвалу в предусмотрительности заслужил я. — Ты не заслуживаешь ничего подобного, — ответила она колко. — Тоска по твоему благородному обожателю не принесет тебе пользы, любовь моя. — Его голубые глаза потемнели. — Ты связана со мной. Он крепче взял ее за плечи и притянул к себе. — Я это отлично знаю, — сказала она мрачно. — Хорошо. — Он приблизился к ее дрожащим губам. На его чувственный поцелуй она ответила податливо. Его пальцы пробежали по ее волосам, и он сказал: — Длинные, как твоя память о том, кому ты принадлежишь. — Я не принадлежу тебе! — Шесть месяцев принадлежишь. — Я вернулась из-за Стивена. — Ты уверена, что только из-за Стивена? Его голубые глаза неотрывно смотрели на ее утонченное лицо. — Конечно, я уверена, — начала она неопределенно. — Я ненавижу тебя, Морган. Я… — Если бы я мог тебя ненавидеть, — пробормотал он мягко, — все было бы намного проще. Вместо этого у меня другие.., гораздо более интересные чувства. А целуешься ты божественно, хотя и полна ненависти. Она готова была протестовать, но он поцеловал ее еще более страстно. Инстинкт подсказывал ей, что надо бежать, но она не могла. Ее так же неудержимо тянуло к нему, как его к ней. Он держал ее в плену своих загорелых рук. Она почти сдалась на милость обольстительной чувственности его губ. — Неужели ты хоть чуть-чуть не рада своему возвращению домой? — прошептал он отрывисто. Она слышала тяжелое биение его сердца и, почувствовав отзвуки глубокого подавленного страдания, которое он пытался скрыть, испугалась. Какое ему дело? Неужели он притворялся только из-за гордости? Она нерешительно пробормотала: — Может быть, я рада.., совсем немножко. Он поцеловал ее молча, медленно, сладко. Его твердые руки прижимали ее к себе, как будто она была драгоценностью, и на этот раз она даже не пыталась изображать борьбу. Потом они вместе вытащили ее багаж из самолета. Он повел ее к своему пикапу, и они поехали молча, не зная, о чем говорить. На мосту Голден-Гейт, где полоса тумана с Тихого океана накатила как плотное облако, Морган заговорил: — Вот ты почти дома. Я терял терпение от твоих отсрочек. Интересно угадать, какой предлог ты выдумаешь еще! Ты осознаешь, что уже Рождество? — Это не просто отсрочки, — горячо возразила она. — Я не могла бросить Эдуарда, не закончив начатую рекламную кампанию. И еще надо было съездить в Техас. Там у меня есть проблема на винограднике. Я наняла нового управляющего, а оказалось, он даже не умеет обращаться с садовыми ножницами, не говоря о других вещах. — Я согласен, что у тебя чертовски уважительные причины, но если бы я не потребовал приехать на прошлой неделе, ты все еще была бы в Техасе. Дина покусывала губы. Она была слишком честна, чтобы продолжать спорить. О настоящих причинах отсрочек она не говорила. Ей было страшно приехать домой и снова до боли в сердце привязаться к Кирстен-Вайн-ярдз. Она боялась, что не сумеет стать настоящей матерью сыну, которого почти не знала. Но больше всего ее пугал Морган, особенно те чувства, которые он до сих пор возбуждал в ней. Уже смеркалось, когда они подъехали к Напа-Вэлли. Было холодно. Дина рассматривала виноградник деда с непраздным интересом. Повсюду чувствовалась рука Моргана, его забота и внимание. Винодельня была расширена и модернизирована. Виноградные владения стали в три раза больше, чем когда Морган впервые появился здесь. Стоянка была заполнена машинами с туристами даже в этот зимний день. К белому дому, только что заново покрашенному, пристроили флигель. Казалось, только сама долина не изменилась. Сквозь слезы Дина рассматривала каждый сантиметр своего бывшего дома, и чувство ностальгии переполнило ее. Как дороги ей были эти холмы и леса, эти виноградники. Где бы она ни находилась, ее всегда преследовала память об этом месте, о доме, из которого ей никогда не хотелось уезжать. Она бывала и в более прекрасных местах, но только к этому драгоценному клочку земли она прикипела всей душой. Ровные ряды винограда, как спящие черные статуи, стояли у подножия белого дома на холме. Группки молодняка в желтых пальтишках медленно пробивались сквозь старые гроздья. Настроение Дины изменилось, и она силилась понять, насколько теперь отличается от той девочки, которая так любила эти места когда-то, и сможет ли прижиться здесь теперь. Она бросила беглый взгляд на темное упрямое лицо мужчины рядом с ней и поежилась. Глупо было бы ждать от него помощи. Неужели она сваляла дурака, вернувшись? Ее обуревали мрачные предчувствия, когда Морган по широкой аллее вез ее к дому. Не успел он остановиться, как из дома выскочил ей навстречу Стивен. — Тетя Дина! Тетя Дина! — кричал он, кинувшись вниз по ступенькам. Ее ребенок! Дина быстро смахнула слезы. Наконец-то через столько времени он будет на самом деле принадлежать ей. Она не знала, что делать, что говорить. Чувствуя, что Морган наблюдает за ней, она отвернулась. Морган спрыгнул на землю, обежал вокруг пикапа и открыл ей дверцу, но Дина увернулась и от загорелой руки, готовой помочь ей выйти, и от напряженного голубого блеска его глаз. Вместо этого она сосредоточила все внимание на семилетнем мальчике, который вдруг засмущался в ее присутствии. Переполненная эмоциями, она поймала его и с силой прижала к себе, в то время как Морган наблюдал за ними обоими с напряженным и молчаливым интересом. Стивен выскользнул из ее объятий. — Ты останешься на Рождество, тетя Дина? — Да. — Чудесно! — обрадовался он. — А знаешь, это первое Рождество, когда мы будем все вместе! — Да, — прошептала она. Стивен вертелся у них под ногами, как подросший щенок, пока они поднимались по ступенькам. Он то и дело оглядывался и смотрел на них сияющими голубыми глазами. — На сколько ты приехала? — Я.., я… — Дина растерялась и не знала, что ответить. За ее спиной раздался глубокий баритон Моргана: — Навсегда. Стивен захлопал в ладоши и впереди всех вбежал в прихожую. Дина метнула в Моргана яростный взгляд. — Это нечестная игра, — сказала она строго. Кривая угрюмая улыбка исказила его рот. — Нет, Дина. Я играю до победы. — Честным путем или обманом. — Дина повторила фразу, произнесенную в Сувретге. — Конечно, — мягко поддразнил он. Он пожирал ее взглядом, и она почувствовала себя раздетой под его горячими, сводящими с ума глазами. — Я рад, что мы поняли друг друга. Слегка покраснев, она воскликнула: — Не смотри на меня так! — Хорошо. Мне вообще надоело смотреть, — промурлыкал он с насмешливым удовольствием. — Ты представить себе не можешь, каково мне было столько времени сидеть с тобой рядом в машине. Он медленно подошел к двери и преградил ей путь. Морган возвышался над ней. Он по-хозяйски обхватил ее талию и дерзко накрыл ее рот своим. Солнце вышло из-за туч и осветило его целиком, золотя черные волосы, играя за его спиной на оконном стекле. Он оторвал губы, и она пристально посмотрела на него, чувствуя раскаяние. Он был как бог в солнечном свете. Он был ее судьбой. От этого не будет спасения. — Да, ты была права. Гораздо приятнее ощущать, чем наблюдать. — Я не это имела в виду, — залепетала она. — Знаю. Но надеюсь убедить тебя. — Ну в одном ты меня не сможешь убедить никогда. Она попыталась оттолкнуть его, но он схватил ее крепче. — Это потому, что вы с Эдуардом были любовниками? — Нет! — взорвалась она, не успев подумать. Сообразив, что она сглупила, она возмутилась. — Ты не имеешь права спрашивать! — Возможно. — Широкая улыбка озарила его лицо. — Но я рад, что спросил. — Я вернулась из-за Стивена. — Просто мы оба внушаем себе эту мысль. — Это правда. — Да? Дина, неужели ты никогда не чувствовала одиночества за восемь лет отсутствия? Хоть раз? Неужели ты не хотела снова вернуться? Ты ведь любила это место. Я даже думал, что ты любила меня. Неужели славы, побед в винных конкурсах, поездок с курорта на курорт на руках твоего знаменитого графа достаточно, чтобы все забыть? Внезапно слезы хлынули у нее из глаз. — Может быть, я хотела забыть! Ты можешь это понять? Ты был женат на Холли! Я отдала своего сына! Мне не для чего было возвращаться сюда. — Теперь все изменилось, — сказал он нежно. — Что может заставить тебя понять, что уже поздно, Морган? Морган перестал ее удерживать, и она выбежала вся в слезах. Он протянул к ней руки, чтобы утешить, но потом опустил их. Он понял, что ей меньше всего хотелось, чтобы он ее утешал. Он спустился вниз по лестнице и пошел в винодельню, чтобы забыться в работе. Прошло две недели, две недели, которые так и не сняли напряжение между Морганом и Диной. Но для Дины это было незабываемое время, потому что она проводила его с любимым дедом и сыном, как мечтала все эти долгие годы. В свои восемьдесят четыре года Брюс стал более хрупким, меньше занимался виноделием и виноградарством, только иногда давая советы Моргану, но теперь ему нравилось проводить время за книгой, смотреть телевизор и вспоминать старые добрые времена со своими ровесниками, заглядывающими иногда повидаться. Дине казались теперь смешными страхи не найти общего языка со Стивеном. Стивен так же жаждал общения с ней, как и она с ним. Казалось, он изголодался по ее вниманию. Она помогала ему делать уроки. Они вместе ходили покупать рождественские подарки. Они подолгу гуляли или катались верхом вдоль берега реки. Каждый миг казался ей особенным, так как был частью ее жизни. За неделю до Рождества Морган отвез Дину и Стивена в Калистогу покупать елку. Вечером Дина помогала Моргану передвигать коричневый с золотом сундук из угла гостиной, чтобы Морган мог втащить огромное дерево, выбранное Стивеном, и установить его на персидском ковре. Стивен с горящими глазами наравне со всеми сновал от елки к коробкам с игрушками. Брюс следил из своего кресла, с каким веселым возбуждением Дина, Морган и Стивен украшали елку. Когда они закончили и Стивен с дедом отправились наверх спать, Дина и Морган, оставшись вдвоем, молча уставились на елку, почувствовав вдруг неловкость в обществе друг друга. Украшения были повешены несколько непродуманно; тем не менее елка показалась им обоим очень нарядной. Дина нерешительно подошла к Санта-Клаусу, вокруг которого была целая куча украшений, и перевесила его на свободное место. Она потянулась за другой игрушкой, но смуглая рука Моргана накрыла ее руку. Он впервые дотронулся до нее после приезда домой и поцелуя на пороге, и по ней пробежала чувственная дрожь. Она отдернула руку словно от огня. — Не убирай, — прошептал он. — Это так чудесно. Знаешь, это первая елка, которую мы наряжали все вместе: у Холли елка всегда была наряжена безукоризненно. Она никогда не позволяла Стивену дотрагиваться до нее. — А я просто думала, что смогу компенсировать… Дина не заметила, что Морган старался доказать ей, как необходимо ее присутствие в Кирстен-Вайн-ярдз. У нее вспыхнула старая ревность к Холли. — Холли всегда умела делать такие вещи. Я никогда не могла конкурировать. — Черт побери! — Морган зло выругался. — Неужели ты никогда не преодолеешь этих чувств? Я прожил с Холли семь лет. Я был ее мужем, вспомни. Дина молча кивнула, сникнув под его тяжелым взглядом. Эту обиду ей вряд ли удастся когда-нибудь забыть. — Дина, а что бы ты сказала на то, что Холли тебя ревновала? — спросил он более спокойно. — Что? — Она так же ревновала к тебе, как и ты к ней. — Я не верю тебе. Он мрачно смотрел на нее в упор. — Поверь мне, — сказал он грустно. — Она говорила, что ты всегда больше подходила для этого места, чем она. Ты работала на винограднике и винодельне, интересовалась всем, что говорит и делает Брюс, в то время как ее все это утомляло. Она говорила иногда, что это она приемыш, а не ты. Она считала, что тебя удочерили потому, что были недовольны ею. Она чувствовала себя несчастной потому, что не могла конкурировать с тобой. — Но она была их родным ребенком. Разве ты не понимаешь? Я так старалась соответствовать. — Я понимаю, но Холли, очевидно, нет. Мне кажется, она вышла за меня замуж и забрала твоего сына только для того, чтобы занять твое место. Но и это ее не удовлетворило. Она приходила в бешенство, когда читала о тебе в винодельческих журналах и видела тебя на руках у французского графа на фото. Поверь мне. Дина, Холли могла часами бушевать после чтения даже одной строчки, напечатанной о тебе. Она ненавидела сидеть здесь со мной и Стивеном, в то время как ты порхаешь с одного шикарного европейского курорта на другой. — Трудно поверить, что кто-нибудь, особенно Холли, может ревновать ко мне, — прошептала Дина недоверчиво. — Ты всегда думала, что Брюс любит Холли больше, чем тебя, но все было совсем наоборот. — Что? — Он сказал мне однажды, что ему было гораздо труднее с Холли, чем с тобой, он никогда не мог понять ее или вызвать у нее к чему-нибудь интерес. Он сказал, что чувствовал себя виноватым, что любит тебя больше, и старался загладить перед Холли свою вину. Но ему не удавалось. Это тебя он любил. Дина. Не Холли. — И все эти годы я думала… — Ты необыкновенная женщина, когда не даешь своими комплексам ослепить тебя, — сказал он сипло. Дина почувствовала любовь в его голосе. — Может быть, ты прав относительно деда и Холли. Я уже не знаю. Во мне все смешалось. Ты перевернул все, во что я верила. — Пора. Все твои мысли были шиворот-навыворот. — Он положил руки на ее плечи, и Дина съежилась от волнующего прикосновения. — Спасибо, — сказала она с застенчивой улыбкой. — Я пережил муки ада из-за тебя. Дина. Когда ты наконец поймешь, что ты не единственная пострадавшая сторона? Я прожил семь лет с женщиной, которая стала презирать меня с той минуты, как поняла, что отобрала меня у тебя. Я хочу забыть прошлое. Все, о чем я прошу тебя, пойти мне навстречу. Тепло от его рук переполняло ее. Ей стоило больших усилий не показать этого. — Морган, я.., я так боюсь… — В голосе слышалась предательская дрожь. Она опустила глаза, и пушистые черные ресницы легли на ее бледные щеки, как два темных полумесяца. — Чего? — спросил он низким голосом. Дина не шевелилась, затаив дыхание. Пульс бешено колотился. — Быть здесь с тобой. — Ты хочешь вернуться к Эдуарду? Или ты счастлива здесь? — Я счастлива здесь. Очень счастлива, — призналась она неохотно, избегая его взгляда. Она не увидела облегчения, отразившегося на его волевом лице. — Мне трудно поверить, что ничего не случится и я снова не потеряю все это. Однажды я потеряла тебя и Стивена. — Ничего не случится, — ответил он мягко, — если только ты перестанешь беспокоиться и начнешь доверять. Мы найдем друг друга снова, Дина. Поверь мне. Дай только время. — Я.., я не могу поверить. — Она вырвалась из его рук и побежала через комнату к камину, закрыв лицо руками. — Почему ты просто не оставишь меня в покое? — заплакала она в отчаянии. — Разве недостаточно, что мы со Стивеном вместе? Он быстро подошел сзади, и еще прежде, чем он заговорил, она почувствовала волшебную дрожь от его прикосновения. — Нет, недостаточно, потому что я знаю причину всех этих препятствий, воздвигнутых тобой между нами. — Что ты имеешь в виду? — Мы оба знаем, чего ты стараешься избежать. Он повернул ее лицо к себе. Его мощное тело содрогнулось, когда он крепко обнял ее и поцеловал сначала в обращенные к нему губы, потом в изящную ямочку на шее. Он встал на колени и нежно поцеловал ее грудь. Дина закрыла глаза, чтобы не видеть его, но его поцелуи все равно имели невероятную власть над ней. От его свежевыбритого лица пахло лосьоном, смешанным с запахом кожи. Тело готово было поддаться магнетизму, в то время как разум все еще пытался сопротивляться. — Пожалуйста, отпусти меня. Я хочу спать, — сказала она, отталкивая его. — Я тоже, — ответил он с хитрым блеском в глазах. — Наконец мы договорились. — О, я не имела в виду… — сказала она запинаясь. — Конечно, имела, дорогая. — Он улыбнулся ей такой вызывающей белозубой улыбкой, что сердце ее зашлось. Он снова прижался к ее губам в долгом, глубоком поцелуе, а ее желанное тело заключил в стальные объятия. Она уперлась ему в плечо, чтобы оттолкнуть. Моргана рассердило ее сопротивление, и Дина почувствовала, как он грубо притянул ее к себе. Его поцелуй доставлял муку и экстаз одновременно. К своему ужасу. Дина обнаружила, что отвечает ему помимо воли. Раскаленные угли прежнего знакомого желания разгорелись вновь. Сердце тяжело билось. Губы к губам, тело к телу, и ненависть прошла, уступив место острому до боли желанию, все эти годы глубоко спавшему в ней. Она горела нетерпением снова испытать любовь, которую однажды когда-то испытала с ним. Она сделала еще одну слабую попытку освободиться, но он взял ее на руки и понес в ту часть дома, где теперь находились его комнаты. Ее голова лежала у него на груди, темные волосы спускались ему на плечи. Она слышала бешеное биение его сердца и неровность дыхания. Она прижалась к нему, страшась и желая. — Морган, оставь меня. Пожалуйста… Возможно, даже тогда, когда он положил ее на кровать, у нее оставалась слабая попытка сопротивляться, но он поцеловал ее с таким неистовством, что все мысли вылетели из головы. Была только раскаленная темнота и губы, покрывшие ее безумными, неистовыми поцелуями. Он шептал ее имя снова и снова. Она чувствовала, как его пальцы пытаются расстегнуть пуговицы ее блузки и непрочный шелк рвется от его нетерпения. Наконец он снял с нее блузку, за ней кружевной лифчик, тяжело дыша, он стащил с себя рубашку и снял джинсы, восхищая ее своей бронзовой мужской красотой. Затем он окончательно раздел ее. И снова их губы и тела слились, и она буквально вжалась в него в темноте, окутавшей их безумной, неистовой сладостью, которой никто из них больше не мог противиться. Ей доставляли наслаждение его мозолистые руки, ласкавшие ее тело, и она застонала, когда он остановился. Тогда он повиновался и начал осыпать ее нежными поцелуями с ног до головы. Он становился более раскован и свободен, но это не было грубо, и она отвечала ему тем же. Он ласкал ее грудь, пока ее соски не стали горячими и твердыми, пульсирующими от наслаждения. Она все произносила его имя и слова любви задыхающимся голосом, а он все целовал и целовал ее тело, спускаясь вдоль атласного живота в эбеновую глубину ее лона. Его руки и язык возбуждали ее с какой-то дикой настойчивостью. Она закрыла глаза от восторга и лежала, пока не почувствовала горячий нажим его губ на своем бедре. — Люби меня, — сказала она. — Пожалуйста, люби меня. Поднявшись над ней, он плавно и медленно скользнул в бархатную горячую влагу ее тела. Он заставлял себя входить все глубже и глубже, и она отвечала ему… Вулканическая всепоглощающая страсть овладела ими, но Морган сдерживал ее всеми силами. Дина обхватила руками его спину, как вдруг он вырвался из ее крепких объятий и лег радом, тяжело дыша. Ее темные глаза широко открылись от удивления и обиды. Они блестели, как два агата, на бледном лице. — Почему ты остановился? — Я не хочу насиловать тебя, — послышался его низкий голос. — Ты меня не насилуешь, — прошептала она нервно, считая себя несколько униженной. — Как ты мне докажешь? — Пожалуйста, — умоляла она тихо. — Пожалуйста — что? — безжалостно требовал он, повернувшись к ней лицом. — ТЫ всегда заставляла меня тебя насиловать. — Пожалуйста, — простонала она. — Давай заниматься любовью. Он не шевельнулся. — Морган, я умоляю тебя. Он хихикнул. — Я просто хотел, чтобы ты наконец призналась, что хочешь меня. — Ты — неотесанный мужлан! — Перестань оскорблять меня, или не будет никакой любви, — сказал он насмешливо. Его рука перестала ее ласкать. Ей стало ужасно стыдно за то, что она его так сильно хочет и сама просит об этом. — Больше не будет оскорблений, малышка? — поддразнивал он хрипло. Ей пришлось прикусить язык. Морган победоносно вздохнул, посмотрев в ее горящие глаза. Он увидел, что она на самом деле его хочет, что она так же не может обойтись без него, как и он без нее. Опустившись на нее сверху, он взял ее с безумной, трепетной жадностью, и они оба с каждым движением ощущали все больший восторг, дошедший до умопомрачительного крещендо. Потом он тихо лежал, глубоко растворившись в ней, до тех пор, пока волны чувственного восторга постепенно не утихли. Тогда он сжал ее еще более страстно, чем раньше, и довел ее до второй, грандиозной кульминации, прежде чем позволил себе получить удовольствие и излить свою горячую влагу в нее. После Морган уснул в объятиях Дины, а она лежала с открытыми глазами, и мысли ее беспорядочно метались. Что она наделала? Глава 8 Дина проснулась в объятиях Моргана, не сразу сообразив, где чьи руки и ноги. Она вспыхнула от смущения, припоминая эту долгую распутную ночь. Она тихо выскользнула из постели, чтобы не разбудить Моргана. Радость от проведенной ночи скоро сменилась сомнениями. Несмотря на его страсть. Дина не могла поверить, что Морган любит ее на самом деле. Возможно, она сделала ужасную ошибку, позволив ему заниматься с нею любовью. Это осложнит их отношения в будущем. Позже, когда Дина помогала Грациеле готовить завтрак, в кухню вошел Морган. Дину приворожил его потрясающий вид, и она почти возненавидела его за власть над ней. Легкий холодок прокрался в сердце Дины. Неужели она снова влюбилась в него? Ей не следует себе это позволять. Она все еще помнила, какую боль принесла ей его любовь. — Доброе утро, — сказал он хрипло. Дина ничего не ответила на его веселое приветствие. Вместо этого она сосредоточенно начала резать домашний бисквит ножом, который ей дала Грациела. — Буэнос диас вам, сеньор Морган, — сказала Грациела. — Вы что-то не очень бодро выглядите сегодня. — Да, я мало спал. — Он драматически простонал и покосился на Дину. — Можно сказать, я вчера допоздна работал. — Вы слишком много работаете, сеньор Морган, — сказала Грациела, принимая всерьез его замечание, в то время как Дина покраснела как маков цвет. — О, я не знаю, — сказал он, лениво растягивая слова. — Я отлично развлекался прошлой ночью и теперь чувствую себя измотанным. — Вы слишком преданы своей работе, сеньор Морган. — О, очень предан. На самом деле предан! — раздался самоуверенный, дерзкий голос. Дина впала в ярость, когда взглянула на него. В накрахмаленной голубой льняной рубашке, которая подчеркивала глубокую голубизну его сверкающих глаз и черноту его взъерошенных волос, он выглядел далеко не изможденным. Черт побери адское самомнение этого человека! Дина кипела от злости. Она с трудом двигалась от боли в бедрах после его бурного любовного марафона. — И все же, сеньор Морган, вам надо больше развлекаться и меньше работать. Я понимаю, не мне вас учить! — Грациела вышла из кухни и пошла в столовую накрывать на стол. — Что мне надо, так это полного энтузиазма партнера, чтобы я меньше работал и больше развлекался, — прошептал Морган в длинные волосы Дины. Она напряглась и выскользнула из его рук. — Поищи себе где-нибудь еще.., партнера. — Но я думал, что уже нашел, — прошептал он. — Ошибаешься. — Прошлой ночью ты вполне.., соответствовала. — Не можем ли мы сменить эту отвратительную тему? — Она отрезала кусок бисквита и шваркнула его на блюдо, как кусок теста. — Я уверен, что не отвратительную, дорогая. — Отвратительную, — прошипела она. — А я ожидал похвалы. — Не дождешься, самонадеянный мужлан. — Ну скажи мне по крайней мере доброе утро. Да еще с улыбкой. — Еще чего! — Да.., прошлой ночью… — Прошлая ночь была ошибкой, — возразила она кисло. — Какого черта! Что я сделал не так на этот раз, любимая? — Во-первых, ты меня совратил. Ты знал, что я не была готова к такого рода отношениям с тобой. Но ты напирал… — Черт возьми. Дина. Я ждал целых три недели. Прошлой ночью ты показала себя абсолютно готовой. — Он мрачно добавил: — Я помню, ты даже умоляла меня… — Заткнись же! — стояла на своем Дина. Он оттащил ее от бисквита. Она с удивлением взглянула на него и увидела его нахмуренные брови и сардонически искривленный рот. Она понимала, что он еле сдерживает ярость. Он возвышался над ней всей своей мускулистой фигурой. Сильный и мужественный, он казался совершенно неуместным в цветочно-оборочной кухне Грациелы. Дине казалось, что перед ней незнакомец вместо мужчины, которого она так хорошо знала. Его глубокие голубые глаза враждебно смотрели прямо ей в душу. Она облизала губы, чтобы ответить, но не могла вымолвить ни слова. Вместо этого она отвернулась к окну и стала смотреть на серые холмы и рады винограда. — Что такое страшное произошло между нами вчера ночью, что ты утром не можешь на меня смотреть? — наступал он. — Ну почему ты не оставишь меня в покое? — Потому, дорогая, что я тебя люблю, — взорвался он. Слова вырвались помимо его воли. Он ждал ее реакции. Его слова доставили ей огромную боль. Она выбежала из кухни. Он тихо выругался ей вслед. Кухонная дверь захлопнулась. Весь день Дина размышляла о том, что он позволил себе в момент злости. А может быть, для него это единственный способ убедить ее? Дина была в замешательстве. Может быть, она не права, что не доверяет ему? Была ли она не права в прошлом? Если бы она доверяла ему, кончилась бы их любовь его браком с Холли? Или это просто его разумное объяснение случившемуся? Она помнила боль разлуки, годы разочарования, и ее сердце ожесточилось. Она не должна позволять себе слабость. Не должна. Но она позволила. Морган не появился ни к обеду, ни к ужину, и Дина не знала, как спросить Брюса, не знает ли он, где Морган мог быть. На следующий день она видела его издалека один или два раза, когда он шел по своим делам на виноградник и в винодельню. Прошел еще один день. В половине шестого вечера, когда его все еще не было. Дина больше не вытерпела. Она спустилась в винодельню и спросила Ричарда, управляющего, где Морган. — Кажется, вчера он спал в своем офисе, мисс Кирстен. Он работал допоздна. Дина приподняла юбку и побежала вверх по витой лестнице к нему в офис. Она нерешительно постучала в дверь. Глубокий, до боли знакомый баритон ответил: — Войдите. Она толкнула дверь и остановилась на полпути. Морган сидел за массивным дубовым столом с чашкой кофе в одной руке и телефоном — в другой. Дымок от сигареты вился из пепельницы. Погрустневшими глазами он показал Дине на кресло. Окончив разговор, он положил трубку. Дина почувствовала его испытующий взгляд и вдруг смутилась. Он взял сигарету, затянулся и тут же потушил ее. — Чему я обязан такой честью, мадам? — спросил он с вызывающей самоуверенностью. — Я.., я… — Дина вдруг почувствовала себя глупо. — Только не говори, что ты по мне соскучилась. Она быстро взглянула на него и увидела озадаченный, настороженный блеск в его глазах, полных надежды. Он ждал, что она скажет. — Нет, я не соскучилась. Просто Грациела интересовалась, будешь ли ты обедать, — увильнула она. Морган приподнял одну бровь. — Черт с ней, с Грациелой, которая интересуется! — сказал он с издевкой. — Но ты слишком труслива, чтобы признаться. Облизав губы. Дина ответила: — Я пришла сюда не для того, чтобы ты меня оскорблял, Морган. — Тогда я не буду оскорблять тебя, — сказал он примирительно. — Я удивлю тебя комплиментом. Ты очень красивая, когда так краснеешь. Это придает блеск твоей полупрозрачной коже, но ты, наверное, и сама это знаешь. — Ты же сказал, что не собираешься меня оскорблять, — сказала она, еще больше краснея. — О да. Не буду. Если бы ты чаще улыбалась, Дина, ты могла бы быть ошеломительной, с твоей прекрасной кожей, черными волосами и темными глазами. Поверь, я не жалуюсь. И не оскорбляю тебя. — Его глаза озорно вспыхнули. — Кто сказал, что все это должно принадлежать мужчине? По крайней мере не я. Я и так имею достаточно. — Он лениво развалился в кресле и начал рассматривать роскошную фигуру Дины оценивающим мужским взглядом. — Я никогда не принадлежала тебе, — прошипела она. — Да ну? А я-то мечтал каждое утро просыпаться рядом с тобой, как это было на днях. Она разозлилась и на себя, и на него. — Тебе не следует больше вспоминать об этом. В его глазах появился опасный блеск. Дина попыталась рвануться к двери, но Морган вскочил еще быстрее, схватил ее за плечи и притянул к себе ее упирающееся тело. — А может быть, я хочу напомнить тебе, любовь моя, — мягко подкалывал он. — Отпусти меня, ты, хулиган! — Она прерывисто дышала. — Ты не должен так со мной обращаться. Она увертывалась, но его упругое тело оказывалось только ближе. Он прижал ее так сильно, что она с трепетным бесстыдством ощутила его нескрываемое желание. Морган не обращал внимания на ее злые слова и, запустив руки в ее длинные волосы, повернул ее к себе лицом. Ее обдало его теплым дыханием. — Ты сама искала меня, не так ли? Если бы ты не хотела меня, ты бы осталась дома. — Нет.., ты ошибаешься. Я не этого хочу, — заикаясь, сказала Дина. — Ты уж, пожалуйста, решай, и побыстрее, моя дорогая. У мужчин, черт возьми, есть свой предел. Если ты не хочешь меня, то держись подальше, а если хочешь, то не сопротивляйся мне. Она смотрела ему в глаза и колебалась: гордость боролась с любовью. Как она может все еще любить мужчину, который оставил ее беременной и женился на другой? Но он не знал! — доносился слабый голос в его защиту. Это ты его оставила! Может быть, несмотря на все его разговоры о любви, она ничего для него не значит? Разве не он однажды ядовито уколол ее, сказав: почему бы не развлечься, если есть желание? Допустим, это его чувства, а не ее? Жизнь без него не имеет смысла, это она поняла. Зачем отказываться? Возможно, если она отдастся ему свободно, если пожертвует своей независимостью, когда-нибудь она научится ему доверять. Она отлично понимала, что их любви не суждено будет расцвести, если она будет сражаться с ним по каждому поводу. Ей надо снова потерять голову и добиться его любви. А если не выйдет, как сложатся ее отношения с сыном? Видеться с ним по выходным? Она слишком любила обоих, чтобы не попытать счастья. Высокомерная гордость рушилась перед всемогущей любовью. Он сумел прочитать это в ее глазах, прежде чем она заговорила. — Я люблю тебя, Морган, — призналась она нежно. — Я всегда тебя любила и буду любить. Он пристально смотрел в ее сияющее лицо. — Да, я люблю тебя, — прошептала она и обвила руками его крепкую шею. — Все эти годы для меня никого не существовало, кроме тебя. Его лицо выразило удивление. — Я не знал. — Это было так глупо после всего, что ты сделал. Я хотела ненавидеть тебя. Теперь твое мужское самолюбие может быть польщено. — Мое мужское самолюбие? — Он удивился. — Ты в самом деле так думаешь, дорогая? Она кивнула, и он сказал: — Нечто гораздо большее, чем мое мужское самолюбие, уверяю тебя. — Он нежно прижался губами к ее шее. — Впервые, когда я тебя встретил, ты была еще почти ребенком, однако ты спасла мне жизнь. А когда ты позволила мне остаться, несмотря на все твои переживания, ты спасла гораздо больше, чем жизнь. — Он помолчал. — Я тоже не смог тебя возненавидеть, как ни старался. Все эти годы я помнил твою красоту, отвагу и силу характера. И я всегда был уверен, что мы могли бы исправить все наши недоразумения, если бы не рождение Стивена. — Мы потратили слишком много времени зря, — сказала Дина, задыхаясь. Она подошла к двери, заперла ее и выключила свет. — Что ты делаешь? — Скоро поймешь, — промурлыкала она. Затем начала раздеваться: сначала она подняла руки и сняла свитер, призывно обнажив грудь. Последние лучи заходящего солнца осветили ее тело мягким, переливающимся светом. Наблюдая за ней, Морган издал глубокий вздох. Пульс бешено забился. Она была прекрасна, как богиня. Даже еще прекрасней, потому что была из плоти и крови. Свет играл на ее гибком, чувственном теле, золотя скульптурные очертания и подчеркивая расцвет ее несравненной красоты. — Ты распутница. Я уверен, что ты соблазняешь меня, — сказал он со стоном. — А ты возражаешь? — Она улыбнулась. Ее дрожащие пальцы расстегнули пуговицу его воротничка. Он вытащил рубашку из своих слаксов и начал расстегивать ее снизу вверх, пока их пальцы не встретились и не оголилась полоска его загорелого торса. Она поцеловала эту полоску, потом нагнула голову ниже. Нежные прикосновения ее губ вызвали у него стон. Она целовала его медленно и томно, и он не выдержал. — Ты вынуждаешь меня хотеть тебя, — прошептал он хрипло и начал целовать ее в губы. Дина прижалась к нему в отчаянной надежде и страстном желании. Долгие часы они неистово отдавались друг другу. Впервые их союз был и физическим, и духовным: союз сердца, души и тела. После они лежали в объятиях друг друга, счастливее, чем когда-либо. — Нам надо идти в дом, — дразнила Дина, улыбаясь. — Зачем? — Его пальцы по инерции продолжали ласкать ее горячее плечо и грудь. — Тебе надо что-нибудь поесть. А то Грациела будет ворчать. — Ворчание Грациелы сегодня мало меня волнует. — Но мы не должны намеренно оскорблять ее в лучших чувствах. — Думаю, ты права. Но мне не хочется сейчас никого видеть, кроме тебя. А как мы объясним, почему не пришли раньше? Глаза Дины озорно блеснули. — Почему бы тебе не сказать ей, что мы допоздна работали? Она этому поверит, постоянно повторяя, что ты предан работе. — Очень предан работе. — Морган хихикнул. — С такой преданностью мог бы работать и подольше. Пока он говорил, его рука скользила вдоль ее тела. Он возобновил свои нежные ласки. — Морган! Он закрыл ей рот поцелуем, и прошло много времени, прежде чем они отправились обедать. Глава 9 Дина почувствовала полное счастье, о котором всегда мечтала, после того как полностью растворилась в любви Моргана. Блеск и слава в мире виноделия, окружившие ее помолвку с французским графом, померкли из-за своей незначительности. Теперь все это было в прошлом. Прошедшие недели были очень важными для Дины, Моргана и Стивена, потому что они учились любить друг друга. Дина с радостью смотрела в будущее. Она была дома с любимыми людьми в своем любимом Напа-Вэлли. В годы уединения она часто мысленно бродила по долине, поэтическая красота родных мест преследовала ее, и теперь все это снова принадлежало ей. Она заново для себя открыла дивные очертания, свет и тени горы Святая Елена, прелесть прогулок вместе с сыном по холмам, голубым от люпина весной и темно-желтым летом. Теперь она снова будет любоваться виноградниками среди желтой кипени дикой горчицы. Сейчас впервые за много лет жизнь показалась ей сладкой. Когда кончились рождественские каникулы и Стивен пошел в школу. Дина стала регулярно наведываться в винодельню. Этот год был особенно урожайным. Каждый день она работала рядом с Морганом и наравне с ним и управляющим принимала важные решения. Морган всегда с ней соглашался. Первое, что она сделала, помогла ему продегустировать каберне Кирстен-Вайн-ярдз, знаменитое во всем мире своим букетом и мягкостью. Несколько журналистов брали у Дины интервью относительно причин, по которым она бросила де Ландо и вернулась домой, и она с неизменным воодушевлением говорила о возможностях виноградников Кирстен Вайн-ярдз. Уходя, один из репортеров, мистер Дэвис, маленький шустрый человечек, которого она недолюбливала, спросил ее о Моргане. — Кто этот мистер Смит, мисс Кирстен? — Я говорила вам, мистер Дэвис, он управляющий Кирстен-Вайн-ярдз. Партнер по бизнесу. — Как я понимаю, вы собираетесь за него замуж? — Да, собираюсь. — Мне показалось, я его где-то видел. Я никогда не забываю лица, мисс Кирстен. Может быть, я раньше о нем писал. — Не думаю. — Однако это так. Странное коварство блеснуло в его глазах, и Дина почувствовала беспричинную тревогу. Она наблюдала, как он бойко сбегает по лестнице; тревожное чувство не покидало ее весь день, занятый работой. В свободное время она оборудовала комнату радом с офисом Моргана под свой офис, обставив его с таким размахом, что Морган как-то шутливо посетовал, после того как увяз в ее пушистом сером ковре: — Твой офис так роскошен, что все будут гадать, кто из нас здесь хозяин. Сидя за столом, она увидела, как дернулся его подбородок, и улыбнулась. — Каким же ты можешь быть упрямцем, дорогой. Я не собираюсь с тобой соперничать. Женщина, в конце концов, не может иметь все. Она вышла из-за стола и встала рядом. — Кто бы говорил, — сказал он с любовью. Смуглой рукой он потрепал ее по щеке и пристально посмотрел ей в глаза. — Ты же самая хорошенькая во всей округе упрямица. Что ты думаешь о том, чтобы два упрямца обменялись поцелуями? Их губы слились в долгом поцелуе. — Я никогда не надеялся, что смогу быть так счастлив, — сказал он, нехотя отрываясь от нее. — О такой жизни я мог только мечтать с детства. Двое любят друг друга. Настоящий дом и семья. Представь себе, у меня все это есть. Его лицо напряглось от горького воспоминания, но она не задавала вопросов, надеясь, что он когда-нибудь расскажет ей о том, что заперто глубоко внутри. Он теребил ее волосы. — Ты не представляешь, как я счастлив видеть тебя и Стивена вместе. Когда я был ребенком, были люди, которые завидовали, что у меня такая красивая мама, кинозвезда. Они завидовали нашим деньгам и славе, большому особняку в Беверли-Хиллз. Никто не понимал. Она была великая актриса и всем дурила голову. Все ее усилия были направлены на это. Когда моя мать была молодой, кинозвезды должны были упорно работать над своим имиджем. Мама мало обращала на меня внимания или, пьяная, врывалась в мою комнату с руганью. Я относился к ней со смешанным чувством ненависти и ревности, потому что вокруг нее постоянно вертелись мужчины. Я думал, лучше бы она была уродливой, чтобы мужчины не ходили к ней. Чем старше я становился, тем в большее замешательство и злобу впадал, пока не сорвался с цепи. То, что потом случилось, я думаю, было неизбежно. — А что твой отец? — Она сказала, что он умер. Она никогда не любила о нем говорить. — Ты никогда не рассказывал мне о той ночи, о которой писали газеты. Твоя мать сказала, что ты пытался убить ее из-за денег и что она собиралась изменить завещание и лишить тебя наследства. Она сказала, что ты взбесился, когда узнал об этом. Морган, она была ужасно избита. Его лицо помрачнело. — Неужели ты думаешь, я забыл, как она выглядела в ту ночь? — Его глаза лихорадочно заблестели. — Все, что она говорила обо мне, было ложью, — сказал он резко. — Все поверили ей, — прошептал он убитым голосом. — Я не знаю, почему она все это сказала. Я не мог ничего доказать. Она очень дорожила своим имиджем, а я нет. У меня было много разных девчонок и бурных компаний. Моим противником был мой возраст. Никто не поверил моим словам. Та последняя ночь была самой злой иронией нашей совместной жизни. Когда-нибудь я тебе расскажу. Сейчас это не имеет значения. Она умерла три года назад. С тех пор как я удрал из Лоутона, я ее больше не видел, кроме одного раза. Это было двенадцать лет назад. Слава Богу, Стивену не придется пройти через все круги ада, через которые прошел я, пока рос. Дине хотелось, чтобы Морган ей все рассказал. Но, очевидно, он все еще не мог спокойно вспоминать этот ужас. И она не настаивала. Пройдет время, они еще лучше узнают друг друга, и тогда, она уверена, он расскажет ей все. Несмотря на постоянные заверения Моргана, Дину все же грызло смутное беспокойство. Она никак не могла поверить, что ее счастье с сыном и с Морганом может быть прочным. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что-то должно было произойти. — Верь в будущее. Дина, — умолял он. — Верь в меня. Верь в нас! И она старалась. Она героически старалась. Но как трудно менять привычки! Она никогда не верила в себя; она просто стала более опытной, чтобы скрывать комплекс неполноценности за фасадом преуспевания. Та зима была холоднее обычного. Один за другим циклоны с Тихого океана обрушивались на виноградники Кирстен-Вайн-ярдз весь январь и часть февраля. Поэтому в доме постоянно кто-то был простужен. Тогда-то Дина заметила, что Брюс нездоров. Конечно, дед всячески старался скрыть свое состояние. Ему было восемьдесят четыре года, но его здоровье всегда было удивительно крепким. Внезапно она заметила, какой он бледный и худой. Недавно он перебрался в комнату внизу. Он ослаб, почти перестал есть и часто оставался в постели, особенно в холодные дни. Когда бы Дина ни спросила Брюса, как он себя чувствует, он отмахивался и говорил, что не хуже любого в его возрасте, что у него просто простуда, которая пройдет, когда потеплеет. От врача он отказывался. Наконец, в отчаянии, она напрямую заговорила с Морганом: — Мне кажется, с дедом не все в порядке. Он упрямый и не признается. Скажи мне правду, Морган, он болен? — Да, он серьезно болен, — с грустью признался наконец Морган. — Боюсь, смертельно болен. — В его глазах было сострадание. — ТЫ давно это знаешь? — Как раз перед тем, как я за тобой приехал. — Это было одной из причин твоего приезда в Швейцарию? — Да. Я знал, что ты захочешь быть с ним, так же как он мечтал, чтобы ты была здесь. — Почему же ты мне ничего не сказал, Морган? — Потому что меня просил Брюс. — Сколько ему осталось? — Он отказывался от традиционного лечения, но его врач сказал, что он сильный и что такие болезни развиваются медленно в его возрасте. Может быть, года два или чуть больше. — Нет… — она тихо заплакала. — Он обнял ее. — С этим ничего не поделаешь. — Я рада, что узнала, пока еще есть время. — Дина, может быть, это неподходящий момент, но может, и нет… — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Я уверен в своих чувствах к тебе. Я всегда любил тебя, и этого уже не изменишь. Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я думаю, Брюс будет доволен, если мы поженимся, пока он еще может повеселиться на нашей свадьбе. — Ты уверен, что хочешь на мне жениться не из-за Брюса? Уверен, что не торопишься? — Абсолютно уверен. — Тогда и я тоже. — Она потянулась к его губам. — О Морган, — тихо простонала она. Через два дня, просматривая газету. Дина побелела от шока. Она вцепилась в газету дрожащими пальцами, стараясь взять себя в руки, и прочитала жестокие слова: “Знаменитая в мире виноделия Дина Кирстен выходит замуж за Моргана Гастингса, сына известной кинозвезды Терезы Гастингс, которую он несколько лет назад избил и был осужден”. Дина съежилась при виде фотографии Терезы с искаженным от боли, заплаканным лицом и молодого сопротивляющегося Моргана, пытающегося скрыться от камеры. В статье цитировались уже известные слова Терезы, рассказывалось о побеге Моргана из школы для трудновоспитуемых четырнадцать лет назад и упоминалось о бурной любовной жизни Терезы, ее болезни и смерти. Сообщалось также о карьере Дины во Франции и несколько слов о Кирстен-Вайн-ярдз. Подписана статья была Дэвисом. О, этот ужасный, ужасный маленький человечек! Дина порвала газету и выбросила в корзину. — Ты думаешь, так легко от этого отделаться? — послышался мрачный голос Моргана. Она обернулась. Он весь был в напряжении, с каменным лицом. — Я.., я не хотела, чтобы Стивен это прочел, — объяснила она. — Я ему показал перед уходом в школу. — О Морган, — заплакала она. — Ты не… — У меня не было выбора. Я не хотел, чтобы он узнал от детей. Я сказал ему, что это не правда и, когда он вырастет, я расскажу ему все. Он поверил мне и сказал, что побьет каждого, кто произнесет хоть одно плохое слово обо мне. Он ушел, готовый к бою. Дина слабо рассмеялась. — Знаешь что? Я еще никогда так им не гордился, — сказал Морган и, помолчав, добавил: — Интересно, как наши друзья в долине прореагируют? — Для настоящих друзей это не будет иметь значения. — А для тебя? Ты все еще хочешь выйти за меня замуж? Я пойму, если… Она уставилась в его несчастное лицо невидящим, затуманенным от собственных эмоций взглядом и нежно вложила свою руку в его. Он судорожно сжал ее и притянул к себе. — Я люблю тебя, Морган, и никто не в силах изменить этого. Она сочувствовала его ужасному прошлому. — Я тоже тебя люблю. — Его голос дрожал от наплыва чувств. — Никто из тех, кто знал эти выдумки, не поддержал меня. Никто.., кроме тебя. — Ему изо всех сил хотелось загнать горькие воспоминания назад. — Совсем скоро ты освободишься от прошлого, Морган. Я обещаю. Он дотронулся до ее губ, и она почувствовала себя необычайно счастливой. Дина и Морган поженились первого марта в холодный ясный субботний день. Сильный ветер на улице срывал цветки желтой акации, росшей перед домом. В доме же было тепло и уютно. Горели камины. На пианино играли духовную музыку. Церемония бракосочетания проходила без излишних торжеств, в гостиной. Брюс по этому случаю собрался с силами и выглядел вполне здоровым, когда вел под руку невесту вниз по лестнице. Наговорив много теплых слов, он вручил ее жениху, а Стивен чувствовал себя гордым рядом с отцом, который вдруг растерялся, надевая обручальное кольцо. После короткого обмена клятвами дом пришел в большое оживление от безудержного веселья гостей, в основном жителей долины. Ни один из них, даже если и прочитал, ни словом не обмолвился о заметке. Шампанское и великолепные белые вина лились рекой. В белом шелковом платье и кружевной вуали, Дина вся так и сияла рядом со своим высоким, темноволосым мужем, когда они принимали поздравления. Он часто обезоруживающе улыбался, а она очаровательно краснела, купаясь в потоке его любви. Многие говорили, что Дина была особенно красивой в этот день. Она слышала восхищенный шепот вокруг: “Какая красивая пара”, “Как хорошо, что они женятся. У него, вы знаете, есть ребенок, а она, говорят, очень хорошо к нему относится”. Живущий по соседству винодел отозвал Моргана в сторону попросить взаймы трактор, потому что его вышел из строя. Они быстро втянулись в разговор, и Дина оставила их, расхаживая из комнаты в комнату, с удовольствием болтая и смеясь с гостями. Вскоре она соскучилась по Моргану и отправилась его искать. В гостиной Моргана уже не было. Человек, с которым она его оставила, сказал, что они с Брюсом в библиотеке. Испугавшись, что Брюсу, несмотря на его бодрый вид, стало нехорошо, Дина побежала туда. Дверь библиотеки была приоткрыта, и она отчетливо услыхала их голоса. Какой-то инстинкт опасности не дал ей войти. — Я, конечно, должен отдать ее тебе, — говорил Брюс теплым ободряющим голосом. — Ты был прав, а я нет, в том, как приручить Дину. Я никогда не верил, что тебе удастся уговорить ее выйти замуж. Это гораздо лучшее решение, чем я думал. — Определенно, — раздался мрачный ответ Моргана. У Дины похолодели пальцы, вцепившиеся в дверную ручку. О чем они говорят? Она должна это знать. Она отошла в сторону и стала прислушиваться. — Ты напрасно чувствуешь себя несчастным, Морган. Теперь, когда ты стал мужем Дины, никто не усомнится, что ты имеешь право вести это хозяйство, когда меня не будет. — Мы оба знаем, что мне не удалось бы уговорить Дину так скоро, если бы ты не дышал мне в затылок. — Я тоже не хотел давить на нее, но я места себе не находил, пока все было в таком подвешенном состоянии. — Брюс тяжело вздохнул. — Слава Богу, вы поженились и все уладилось. — Возможно. Дина открыла дверь. Мужчины смущенно замолчали. Брюс покраснел. Морган был мрачен и, как ей показалось, сердит на Брюса. Живые голубые глаза Моргана испытующе смотрели на нее. Он пытался определить, что ей удалось услышать и понять из их разговора. Не показывая виду, она изобразила сверкающую улыбку. — Вот ты где, дорогой. А я тебя повсюду ищу, — начала она игриво. — Что за свадьба без жениха? — Прости, Дина, — сказал он вежливо. Его красивый голос был очень нежен, и на мгновение она позволила себе забыть, что только что считала его двуличным. — Я не собирался уходить надолго. — Его рука обвила ее оцепеневшее тело, и она, как ни в чем не бывало, вернулась вместе с ним к гостям. До конца вечера подслушанный обрывок разговора не выходил у нее из головы. Морган вел себя очень нетерпеливо после спора с Брюсом, и она была почти уверена, что у Брюса и Моргана есть что от нее скрывать. Она решила выяснить это во что бы то ни стало. Когда прием подходил к концу. Дина ушла к себе в комнату переодеться для свадебного путешествия. У них было всего три дня, и они решили провести их на даче своих друзей в Стинсон-Бич. Морган не мог уехать надолго, потому что весной часто бывали заморозки, и он не хотел оставлять виноградники на других. Морган выбрал Стинсон-Бич потому, что это было близко. Он шутил: — Я решительно не хочу тратить наше драгоценное время на дорогу. Дине было все равно, куда ехать. Главное — это быть с Морганом. Теперь вся эта идиллия кончилась. Дина была в своей комнате наверху и укладывала в чемодан мягкий голубой шерстяной свитер и шелковую блузку. Она ближе придвинулась к зеркалу и двумя ловкими движениями накрасила губы. Брюс громко постучался: — Можно войти. Дина? — Конечно, — ответила она. Брюс вошел и пристально посмотрел на нее с любовью своими серыми лучистыми глазами. — Я хотел попрощаться с тобой здесь наедине. — Я рада. — Она с нежностью взглянула на него. Он сиял от счастья. В этот момент он совершенно не выглядел больным. — Ты уверен, что с тобой будет все в порядке, пока нас не будет? — спросила она мягким голосом. Затем бросила тюбик с помадой в голубую косметичку и подошла к нему. — Я никогда не чувствовал себя так хорошо. Она улыбнулась и крепко обняла его. — Мы будем скучать по тебе. — Вас не будет всего три дня. Не теряйте время, скучая по старику в медовый месяц. Будь счастлива. Дина. Я всегда желал тебе счастья. Морган хороший человек, хотя кто-то может думать о нем иначе. — Я знаю, что он хороший человек. — Она отвела взгляд от Брюса. — Дедушка, я хочу быть счастливой, и я счастлива. Но… — Ты не выглядишь счастливой, детка. Что тебя тревожит? Если это не те враки в газетах, то что… Она пристально посмотрела на него и решилась сказать: — Я не хотела об этом говорить, но я подслушала часть твоего разговора с Морганом в библиотеке. Брюсу стало неловко. — Тебе не следовало этого делать. — Я не собиралась, дедушка, но теперь я все-таки хочу узнать, что заставило Моргана просить меня выйти за него замуж раньше, чем он собирался это сделать? Почему ты давил на него? — Детка, я не знаю, что ты слышала, но самое важное, вы с Морганом любите друг друга и вы вместе, — ответил Брюс уклончиво. — Ты замужем. Все остальное уже не имеет значения. — Напротив, очень даже имеет! Это была идея Моргана или твоя приехать за мной в Швейцарию? — спросила Дина. Брюс опустил голову. — Сначала моя, — признался он неохотно. — Как ты заставил Моргана? — Никто не может заставить Моргана. — Тогда как ты его убедил? — Знаешь, мне стало давным-давно понятно, что вы любите друг друга. Конечно, была Холли. Я винил себя за их брак. Но после ее смерти вы оба упрямо не хотели что-то предпринять. Я пытался прошлым летом говорить с тобой о Моргане, но ты не желала и слышать. Когда ты написала, что собираешься замуж за Эдуарда в ноябре, я решил принять меры. — И какие это были меры, дедушка? — Ты ведь знаешь, я сказал Моргану о Стивене. — Да. — Я хотел, чтобы он понял, почему ты отказываешься вернуться. Затем я признался, что болен и хочу, чтобы ты была со мной. Когда и это не помогло, я испробовал последнее средство — мое завещание. Он очень упрям. Понимаешь, я хочу оставить все мое имущество, кроме той части, которая принадлежала Холли, а теперь Стивену, тебе. Я сказал ему, что у тебя скоро будет пятьдесят один процент имения Кирстен-Вайн-ярдз и что лучше вернуть тебя и помириться до моей смерти, потому что ты станешь его боссом. Морган проработал много лет, и я знал, что он не хочет уезжать отсюда, а также мне было ясно, что если вы снова встретитесь, то не захотите больше расстаться. Выходит, я был прав. Комок застрял у нее в горле. Ей было трудно говорить: — И что Морган? — Ну, сначала он отказался, и очень зло, но потом со Стивеном прибавилось проблем, и Морган не мог с ним справиться. Тогда он согласился поехать за тобой. Дина побледнела как смерть. Каждый удар сердца с болью отдавался в груди. Ее темные глаза горели беспокойным огнем. Неужели Морган приехал за ней только из-за денег? Он был честолюбив. Она всегда это знала. Достаточно было только взглянуть на всю модернизацию и расширение владений Кирстен-Вайн-ярдз, чтобы понять, как он относится к виноделию. Мог ли он со стороны наблюдать, как она станет хозяйкой всего этого! Неужели Морган так расчетлив, что только поэтому женился на ней? Или она несправедлива? Может быть, он действительно ее любит? И искренне беспокоится за Стивена? О, как ей хотелось верить ему, но сомнения снова одолели ее. Как всегда, ее старая неуверенность не позволяла ей верить, что он любит ее саму по себе. Когда она спускалась вниз, готовая к свадебному путешествию, ее сердце было переполнено страданием. Морган ждал ее, широкоплечий и красивый в синем костюме. Его глаза смотрели на нее тепло и преданно, и она покраснела. Никогда в жизни она не была так уверена в своей безнадежной любви к нему. Он взял ее ледяную руку и помог сойти вниз. Его прикосновение вызвало бурю чувств в ее сердце. Она улыбнулась, несмотря на раздиравшие ее сомнения. Время остановилось, пока они смотрели друг на друга. Потом, взявшись за руки, они направились к выходу, осыпаемые рисом и добрыми пожеланиями. Он посадил ее в свой пикап и взобрался сам. Ее нервы были как натянутые струны. Она рассматривала его ухоженные руки, лежащие на руле, и вспоминала, как они нежно ласкали ее. Пряный аромат его одеколона приятно возбуждал ее. Она ужасно хотела его, и ей было невыносимо думать, что он ее не любит. Морган посмотрел на нее и хриплым голосом сказал: — Я целый день ждал настоящего поцелуя от своей невесты. Она готова была упасть в обморок от его взгляда. Мысль о том, что вся его доброта фальшива, была невыносима. Она не шелохнулась, когда он придвинулся и с силой прижал ее к себе. Ее черные волосы рассыпались по его плечам. Она знала, что друзья наблюдают за ними, и мечтала поскорее уехать. Но он забыл обо всем, держа в объятиях прекрасную женщину, свою маленькую пленницу. Он наклонился к ней и, приоткрыв рот, впился в ее губы страстным поцелуем. Ее трясло от стыда и вожделения. Он завел мотор и, когда она отодвинулась от него на безопасное расстояние, обхватил ее хрупкие плечи одной рукой, прижал к себе и молча поехал. Всю дорогу до мыса Марин она нервничала. Он, казалось, не замечал, как ее волнует его близость. Как она любила и желала его! Но ей не хотелось заманить его в ловушку брака по расчету. Что же ей делать? Теперь они муж и жена. Если она ничего не скажет, будет ли у них все по-прежнему? Стоит ли продолжать эту ложь? Она не заставляла Моргана жениться на ней. Смогут ли они теперь наладить совместную жизнь? Они будут растить своего ребенка, и ясно, Морган будет к ней хорошо относиться. Его страсть к ней очевидна. Но почему ей этого мало? Она снова вспомнила его ядовитую усмешку в Швейцарии, когда он говорил, что не любит ее, а просит ее вернуться домой ради ребенка. Он, разумеется, не упоминал о деньгах, но его слова застряли у нее в голове: “Я хочу тебя, как любую красивую женщину, а поскольку мы собираемся вместе жить, то почему не получать от этого удовольствия”. Неужели это и есть его истинное отношение? Сейчас он говорит, что любит ее, но правда ли это? Неужели их брак только брак по расчету? Он никогда не говорил о завещании деда, не это ли свидетельство его дурных мыслей? Когда они добрались до Стинсон-Бич, ее тошнило от ухабистой дороги. Она даже не замечала очарования прибрежной деревни, приютившейся между узкой полосой берега и покрытыми зеленью холмами. Морган остановился у дома на самом берегу, высадил ее, а сам поехал обратно в город купить еду. — Я не думаю, что нам сегодня захочется идти куда-нибудь ужинать, — сказал он, прежде чем уехать. — Отдохни, я скоро вернусь. Он поймал ее взгляд и не мог оторваться от ее помрачневшего лица. Ее сердце колотилось от переполнявших чувств. Скажи ему. Поделись с ним своими сомнениями! Может быть, он все объяснит. Но она не нашла в себе сил и отпустила его, ничего не сказав. Она решила вести себя как ни в чем не бывало. Восемь лет она была одна, разве не стоит теперь попробовать удержать то, что у нее есть? Она сидела на деревянной скамейке во дворе, грустно глядя на прибой, когда Морган вернулся. Он намеренно хлопнул дверцей машины, чтобы она оглянулась, и так обворожительно улыбнулся, что у нее зашлось сердце. Он переоделся в старую водолазку, джинсы и кроссовки. Грубая одежда только подчеркивала его мужественность. Он в несколько прыжков оказался около нее на скамейке. — Как красиво, правда? — прошептал он, нежно гладя на нее сверху вниз. — Да. — Она смотрела на воду, а он на нее. — Как от тебя хорошо пахнет. Его голос был мягким и завораживающим, и она улыбнулась ему как-то неопределенно. — Почему ты улыбаешься? — прошептал Морган, обдавая ее висок теплым дыханием. — Я думала, ты не заметишь, что я надушила волосы. Одной рукой он обнял ее плечо, другой стал перебирать темную копну ее волос. — Когда ты поймешь, что я замечаю в тебе все? — произнес он бархатным голосом. Его прикосновения вызывали бурю чувств. Он быстро поцеловал ее в губы. — Дина, ты хочешь ужинать или… — Он не отрываясь смотрел на ее мягкие губы. Он намеренно не закончил вопроса. Она подняла на него несчастные глаза. Его рука все еще лежала на ее плече, и, когда их глаза встретились, он другой рукой начал развязывать шелковые ленты вокруг шеи, развевающиеся на ветру. Он расстегнул пуговицу и поцеловал ее в ложбинку на шее. Ее пульс бешено забился, и она прижалась к нему. Его губы, теплые и соблазнительно влажные, приникли к ее губам в долгом, сладком поцелуе. Дина задрожала в его сильных мужественных руках. Морган продолжал медленно возбуждать ее, пока она не стала умирать от желания. Для нее больше не имело значения, что он ее не любит и женился только из-за денег. Как ни странно, ее сомнения вызывали еще большую страсть. Как ей хотелось разбудить его душу, доставляя удовольствие своим телом! Он поднял ее на руки и понес в дом. Там он положил ее на грубую кровать, стоящую в спальне. Их глаза встретились. — Ты красивая женщина. Дина. Лучше бы ты была уродиной.., и старой.., и толстой… Но мне кажется, я любил бы тебя и такой. — Он с трудом сдерживал свою страсть. Ей были невыносимы его признания, что он хотел бы ее ненавидеть. Но и она хотела бы ненавидеть его! Она окинула взглядом его могучую фигуру. Какое право он имел быть таким мужественным, таким ужасно привлекательным? Какое право он имел играть ее чувствами, если хотел только использовать ее? Она лежала под ним, такая соблазнительная, распутная. В ее потеплевших сияющих глазах застыло приглашение. — Я весь дрожу, когда ты смотришь на меня так, — улыбнулся он. — А что происходит со мной, когда ты делаешь то же самое? — Она нежно провела рукой по его подбородку. И вдруг выстраданные слова сорвались с ее губ: — Морган, почему ты женился на мне? Он долго и пристально смотрел на нее. Ее плоть трепетала от этого взгляда, как от физической ласки. Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. — Потому что должен был, — сказал он наконец, не подозревая, что его ответ причиняет ей боль. — И хватит вопросов, любимая. Она хотела было протестовать, но он страстно поцеловал ее, на этот раз окончательно лишая способности логически мыслить или спорить. Огонь закипел в ее жилах, и она стала отвечать на его поцелуи так же страстно. Ее пальцы ласкали под водолазкой тепло его кожи. Она слишком хотела его, чтобы сопротивляться могучему магнетизму его мужской привлекательности. Он горел желанием, пока снимал с нее одежду, обнажая ее красоту и вновь узнавая ее самые интимные секреты. Он содрал с себя свитер и бросил его в сторону, так что ее пальцы свободно заскользили по его твердой, гладкой от напрягшихся мускулов спине. Морган целовал ее все более требовательно. — Люби меня, Морган. Ну пожалуйста. Я не могу больше ждать, — едва дыша, умоляла Дина. — У нас впереди целая ночь. Морган окончательно разделся и, обуреваемый страстью, лег рядом, нежно притянув ее тело к себе. Она тихо вскрикнула в пароксизме экстаза, выдавая свое нетерпение. Наконец они слились в охватившем обоих пламени страсти, и этот вихрь кружил их до тех пор, пока не взорвался горько-сладким удовлетворением. Они продолжали оставаться в объятиях друг друга после этого разрушительного облегчения, слившись воедино и слушая биение своих сердец, переживших огромное счастье. Но душа одного из них осталась неудовлетворенной. Глава 10 Сквозь тонкие рамы в дом проникал запах соли и водорослей. Океан штормило. Звуки и запахи напоминали Дине их первую ночь любви много лет назад. Казалось, все это было в прошлой жизни. Та наивная девочка была незнакомкой с черными как смоль волосами из романтической мечты. Тогда, когда она впервые отдалась ему, она поняла, что будет любить его всегда. Как горячо она поверила его клятвам! В какой отчаянной растерянности она оказалась, узнав вскоре после этого, что он женился на Холли! Страсть прошла, и Дина лежала в постели, чувствуя холодную пустоту внутри. Она теплее укуталась в одеяло и легла ближе к Моргану, чтобы согреться, но это не помогало. Даже его пылающее тело не могло согреть окоченевшую душу. Сомнения раздирали ее на части. Она не выдержит такой жизни — любить его до безумия и сомневаться во взаимности. Для его же блага она должна узнать правду, даже если ей это будет стоить брака с Морганом. Она не останется с ним, как бы ни любила его и Стивена, если Морган не любит ее. Она найдет способ регулярно навещать ребенка, но он” не может приковать к себе Моргана только потому, что он боится потерять свою власть над Кирстен-Вайн-ярдз. Она оставит ему виноградник и уедет в Техас, где у нее есть своя работа. Сердце заныло при мысли о будущем, унылом и пустом. Как она снова сможет жить без него? О, как… Комок застрял у нее в горле, и глаза наполнились горькими слезами. — Что случилось. Дина? — раздался его приятный голос рядом с ней. Она испуганно вскочила с постели. Он попытался обнять ее, но она увернулась. — Н-ничего, — ответила она бесцветным голосом. Она чувствовала себя слишком уязвленной и растерянной, чтобы объясняться. — Я не хочу сейчас разговаривать. — Черт побери, что случилось? — сказал он с ноткой раздражения. — А я хочу поговорить немедленно. Что-то мучило тебя еще до отъезда сюда. Я ждал, пока ты мне расскажешь, а ты вместо этого плачешь в постели и не даешь до тебя дотронуться. — Нам надо подождать, пока я правду в себя. Воцарилось долгое молчание, затем он заговорил медленно и едко в холодной темноте: — Я не люблю откладывать на потом. Мы только что занимались любовью, а теперь ты ведешь себя так, будто презираешь меня. — Раз уж ты хочешь знать, я подслушала твой разговор с дедушкой в библиотеке и, когда я у него спросила, он мне все рассказал. Неудивительно, что ты не сказал мне о его болезни, Морган… — Ее голос был резким и осуждающим. После неловкого молчания он спросил: — И что это означает? Она посмотрела на его чеканный профиль. В темноте выражение его лица казалось более решительным, чем обычно. Невзирая на страх, она сказала: — Ты боялся, что я заставлю тебя приехать за мной в Швейцарию. — Хватит ходить вокруг да около, скажи, к чему ты клонишь. — Дедушка сказал, что, когда он умрет, он оставит мне контроль за виноградниками. — И ты думаешь, что я приехал за тобой и женился, чтобы завладеть Кирстен-Вайн-ярдз? Она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы говорить. Если бы он разубедил ее и сказал, что любит! — И ты в это поверила, Дина? Она молча кивнула. — Я думала, может быть… — К черту “может быть”! Говори как есть. Всю мою чертову жизнь меня отвергали. Я научился с этим справляться, справлюсь и на сей раз. Он отбросил одеяло и спустил ноги на ледяной пол. Она уставилась на него. — Что ты делаешь? — спросила она мягко. — А ты что думаешь? Я ухожу. Контролируй себе на здоровье свой Кирстен-Вайн-ярдз. — Уходишь. — Одно это слово резало сердце на куски. Она с болью наблюдала за всеми его движениями. На его загорелом теле играли мускулы, когда он одевался и торопливо застегивал рубашку. Он был похож на льва в клетке. — Ты назвала меня амбициозным. Дина. Неужели тебе хотелось, чтобы виноградник пришел в упадок, а винодельня рухнула у тебя перед носом? Я не знаю, что ты от меня хочешь. Но это не имеет значения, потому что я не могу измениться даже ради тебя. Да, я хочу остаться на винограднике. Я всегда этого хотел, но только ради тебя. Я влюбился в тебя, когда тебе было всего шестнадцать лет. Я чувствовал, что у нас много общего. Мы оба аутсайдеры, вынужденные бороться за свое место в жизни. Но ты поверила газетным вракам. Я не осуждаю тебя. Когда я увидел, что ты меня ненавидишь, я посвятил себя работе, чтобы забыться, и постепенно втянулся в виноделие и виноградарство настолько, что ничем больше не стал интересоваться. Позже, когда я решил, что ты меня любишь, а ты уехала к Эдуарду, я чуть с ума не сошел и тогда женился на Холли. Стивен и Кирстен-Вайн-ярдз были для меня всем. Он долго молчал, а потом продолжил: — Ты чем-то напоминаешь мне мою мать, Дина. Не возмущайся. Она была не таким уж чудовищем. Понимаешь, она, несмотря на успех и славу, верила в себя не больше, чем ты. Вот почему ей мало было одного мужчины. Она хотела постоянно слышать от многих, что красива и желанна. Она дала окружить себя лизоблюдами, которые только использовали ее. Это и превратило ее в параноика. Она не была уверена даже во мне. Даже любовь сына казалась ей недостаточной. Я был единственным мужчиной, которого она не могла прогнать. Когда я вырос, она стала думать, что я не бросаю ее из-за денег. На самом деле это было вовсе не так. Я любил ее и хотел, чтобы и она меня любила. Как это ни парадоксально, Дина, но именно от любви к ней я совершил это безумство и попал в такую беду. Но ты должна знать, она, видимо, пересмотрела свои взгляды на некоторые вещи, потому что, когда умерла три года назад, оставила мне все свое состояние. Я думаю, таким образом она дала понять, что все-таки любила меня. Теперь, благодаря ей, я богатый человек. Мне не нужны твои деньги. И не были нужны никогда. Я женился на тебе не из-за твоих виноградников, а только из-за любви к тебе. Но какого черта мне жить с женщиной, которая не верит ни в себя, ни в меня. Я это уже проходил и больше не желаю. ТЫ уже однажды меня бросила. И когда-нибудь ты опять сделаешь то же самое. Он надел ботинки. — Ты куда собрался? — Какое тебе дело? — Ты вернешься? Он ничего не сказал и кинул на нее злобный взгляд. Потом вышел, хлопнув дверью. Слезы хлынули из глаз и потекли по ее бледному лицу. Она уткнулась в подушку и рыдала до тех пор, пока не выплакалась. Теперь она была абсолютно спокойна. Его последний злой взгляд унес все ее сомнения, но не слишком ли поздно? Впервые в жизни она уже не чувствовала комплекса неполноценности. Она была достойна любви, как и все. Почему ей это раньше не приходило в голову? Она встала с постели и не спеша оделась. Морган любит ее, это несомненно. Как она ошибалась! Она его невыносимо ранила. Если он не вернется, она будет искать его и попытается объяснить свое оскорбительное поведение. Прошло два дня, а Морган не возвращался. Дина была в отчаянии. Должно быть, он пошел пешком или уехал на попутной машине, потому что оставил ей пикап и ключи. Дина в одиночестве гуляла вдоль берега, собирая щепки и бесцельно кидая их в океан. В момент особого беспокойства она позвонила домой и поговорила с Брюсом и Стивеном. — Мы не ожидали твоего звонка во время свадебного путешествия, — сказал Брюс весело. — Я соскучилась по вам обоим, — прошептала она. — Как Морган? Своим вопросом дед ответил на ее вопрос. Моргана дома нет. — Хорошо, — соврала она. Она быстро поговорила со Стивеном и повесила трубку, мысленно задаваясь вопросом: куда ушел Морган и как его найти? Два дня ожидания повергли ее в уныние. В четырех стенах без Моргана она почувствовала клаустрофобию. Импульсивно она решила завести пикап и отправиться на поиски. Черкнув ему на всякий случай записку и прикрепив ее к холодильнику, она вышла из дома. Она не знала, с чего начать, и наугад поехала к Пойнт-Рейес, где волны разбивались с оглушительным грохотом о вытянутый вдоль всей одиннадцатимильной полосы опасный берег. Дул холодный ветер, и в парке никого не было, кроме группы туристов, кутающихся в теплые пальто. Чувствуя себя потерянной и одинокой, она пошла вдоль скал, поросших густым кустарником. Поднимающийся зимний туман смягчил краски леса и посеребрил поверхность океана. Наконец Дина так продрогла, что снова влезла в пикап и поехала обратно к Стинсон-Бич. Вдруг она сообразила, что замок подруги Моргана, замок, где она впервые отдалась Моргану, находится где-то поблизости. Она решила поискать его. Она надеялась, что Моргана приведет туда ностальгия, так как знала, что это место для него своеобразная гавань, где он время от времени бросает якорь. Через час она нашла узкую частную дорогу, которая вела через густую эвкалиптовую рощу к замку. Она вспугнула лису, выскочившую из-за дерева прямо под колеса. Замок стоял на самой вершине холма, как могучий страж, глядящий на океан из своего гранитного укрытия. Окна были закрыты ставнями. Дом выглядел необитаемым. Дина выскочила из машины, побежала к парадной двери и постучала. Никто не ответил на ее отчаянный стук, и ей захотелось сесть на ступеньки и зарыдать. Но она взяла себя в руки и решила побродить вдоль берега, где они с Морганом так любили друг друга когда-то. Серый день придавал необычное очарование знакомому ландшафту. В бухточке резвились тюлени. Плотный туман повис над горами. Она немного полюбовалась прибоем. Затем горько вздохнула, слишком расстроенная, чтобы наслаждаться видами. Как во сне, она шла по берегу, где они скакали на лошадях. Чайки низко летали, задевая мокрый песок. Она остановилась вытряхнуть из туфель песок как раз возле той самой эвкалиптовой рощицы на берегу, где он лишил ее невинности. Острый запах листьев шелестящих деревьев смешивался с запахом океана, и нахлынувшие воспоминания вызвали такую боль, что Дина решила поскорее уйти. Спотыкаясь, она побежала назад. Вдруг она заметила высокую темную фигуру в тени деревьев. Красный капюшон развевался на ветру. Лицо человека было закрыто монашеской сутаной. Сердце Дины часто забилось. — Морган, — прошептала она с надеждой в слабом голосе. Длинные, изящные пальцы откинули сутану в стороны, и женский голос, один из самых знаменитых в мире, произнес: — Вы ошиблись. Она все еще была красива, несмотря на возраст. Ее великолепные огненно-красные волосы растрепались от порывов ветра. Ее обаяние было неподвластно возрасту. Ее собственная харизма была немного сродни мистике Греты Гарбо. — Простите, я не хотела вторгаться, — сказала Дина нерешительно. — Я пришла только… — Я знаю, почему ты пришла, — раздался чувственный, хрипловатый голос, который Дина слышала в сотнях фильмов. В знаменитых топазовых глазах сквозила древняя мудрость. — Да? — Ты пришла за ним. — Это было утверждение. — Да. — Даже после того, как ты от него отказалась. — Я была так не права, — прошептала Дина, удивляясь, откуда эта женщина все знает. — Ты, должно быть, очень его любишь. — Я думала… Я считала… — Многие считают его не таким, какой он на самом деле. Я знаю его с детства. У меня никогда не было ребенка. Как я завидовала его матери! Когда-то она была моей близкой подругой. Наверное, ты об этом читала. Дина молча кивнула, не прерывая. — Вначале Тереза хотела Моргана. Он был дитя огромной любви с человеком, который не поддался ее воле. После очередного скандала он ее бросил и уехал за границу. С тех пор Тереза очень изменилась. Она стала много пить, часто менять мужчин. Когда родился Морган, она обвинила его во всех своих неудачах. Он все больше походил на своего отца, и это мешало ей его забыть. Она перенесла всю злость на сына. Она часто обижала его; но я думаю, по-своему он все же любил ее. Иначе не произошла бы та трагедия, которая окончательно развела их. — Что случилось в ту ночь на самом деле? Морган так и не рассказал. — Он устал говорить правду и называться лжецом. Тереза призналась мне, что солгала, чтобы спасти свою шкуру. У нее, как всегда, был очередной любовник. Это был необычайно властный, грубый, со скрытыми пороками человек, умевший на публике быть очаровательным. Он был единственный после отца Моргана, имевший над Терезой власть, но это была совсем другая, ужасная власть. Тереза попыталась сопротивляться, и они стали яростно ссориться дома. Он иногда бил ее и угрожал, что будет еще хуже. Моргану было семнадцать лет, и он редко бывал дома. А потому не знал, что происходит. Может быть, он просто не хотел знать. У него была своя машина, свои друзья. Он предпочитал держаться подальше от матери и от ее любовников, в их присутствии старался не появляться дома. В ту злополучную ночь Тереза и ее любовник, думая, что Моргана, как обычно, нет дома, начали ссориться. Ссора приняла жестокий оборот. Любовник страшно избил Терезу, а Морган, услыхав шум борьбы, прибежал помочь матери. Они оба избили Моргана до полусмерти, а потом Тереза сообщила, что это он избил ее. Морган был известен своим бурным нравом, так что ей легко было убедить власти. Это предательство Терезы окончательно ожесточило Моргана. Он почувствовал себя полностью отверженным. Он пытался защитить ее, а она отплатила публичным издевательством и устройством в ту ужасную школу, скорее напоминающую тюрьму. Для такого мальчика, как Морган, страшнее трудно придумать. Всю жизнь он хотел любви. — Где мне его найти? — умоляла Дина в отчаянии. — Я должна увидеть его и попытаться объяснить… — Он очень разозлится на меня, если я тебе скажу, — проворковала живая легенда. — Не верю, чтобы вы кого-нибудь боялись. Она засмеялась своим грудным бессмертным смехом. — Я слишком стара, чтобы бояться, девочка. Он в доме. Любуется океаном. Я провела последние два дня и две ночи в отвратительной компании. Почему я вышла погулять, как ты думаешь? — Я стучалась в парадную дверь. Никто не открыл. — Должно быть, не слышно на верхних этажах. Когда слуги уходят, я никогда не открываю дверь. Иди с обратной стороны дома, детка. Поднимись по лестнице на второй этаж. Его дверь последняя. Там не заперто. Я только что вышла. Дина побежала к дому. Затем остановилась, вспомнив, что должна поблагодарить эту всемирно знаменитую женщину с волосами из пламени, но женщина исчезла в гуще леса. В своем нервном состоянии Дина могла принять актрису за плод воображения или фантастический сон. Снова Дина бежала по мокрому песку. Пронизывающий ветер трепал волосы, проникал ледяным холодом под тонкую одежду. Наконец она добралась до заветных ступенек и начала подниматься. Перед закрытой дверью комнаты Моргана она остановилась в нерешительности, сердце отчаянно колотилось, глаза, как два темных озера, излучали любовь, боль и страх одновременно. Едва Дина прикоснулась к ручке двери, как порыв ветра распахнул ее настежь. Дина вошла внутрь маленькой, изысканно обставленной комнаты. На окнах висели зеленые шелковые занавески. Вовсю полыхал огонь в камине. Дверь никак не закрывалась. — Вполне драматическое появление, моя дорогая, — послышался глубокий голос Моргана, полный сарказма. — Ты зря пришла. Она подбежала к нему. Он прислонился к камину и смотрел на нее сверху вниз с такой холодностью, что ей захотелось умереть. — Я была не права, — начала она. — О, так не права! Ты не должен ненавидеть меня, Морган. Пожалуйста. Его холодный непреклонный вид остановил ее жалобную речь. Она отвернулась, дрожа, не зная, что делать, чувствуя себя совсем несчастной. Ей стало ясно, что уже слишком поздно. Он никогда не сможет больше поверить ей, и это не его вина. Он беззвучно пошевелился. Затем она ощутила, как его руки обвились вокруг нее, и она отчаянно задрожала, когда он прижал ее к себе. — Я не ненавижу тебя, — сказал он очень мягко. Вдруг он с силой сжал ее в своих объятиях. — Я никогда не смогу ненавидеть тебя. — Он зарылся лицом в ее волосы. — Я была не права, что не доверяла тебе, — прошептала она. — Я просто не хотела привязывать тебя к себе деньгами. Я собиралась отдать тебе Кирстен-Вайн-ярдз и дать тебе свободу. — Я никогда не буду свободен без тебя, любовь моя. Когда ты наконец это поймешь? — О Морган. Они страстно поцеловались, крепко прижавшись друг к другу. Потом он отпустил Дину, взял ее руку и поднес к губам. — Я думала, ты уже никогда не вернешься, — проговорила она. — Я не могу жить без тебя, как бы я на тебя ни злился, Дина. — И я без тебя. Он нежно убрал волосы с ее щеки. — Скоро мы расскажем Стивену, что ты его настоящая мать. Нашему сыну. Дина. Одна мысль об этом переполняет меня неописуемым счастьем. — Он сжал ее руку еще сильнее. — Нет, Морган, — прошептала она. — Давай немного подождем. Он еще слишком мал, ему будет трудно понять. Он и без того сейчас счастлив. Пусть у него пока не будет потрясений. Когда-нибудь, когда он подрастет… — Решай сама, У подножия замка, сверкая в свете заходящего солнца, темные волны разбивались о светлый берег. Морган подвел ее к окну, и, держась друг за друга, они любовались бурным, открытым ветру океаном. — Здесь мы впервые стали принадлежать друг другу, — сказал он нежно. — И здесь мы снова нашли друг друга, — ответила она, чувствуя трепетную радость от его взгляда. — Да, — пробормотал он. Его глаза потеплели. — Мы будем счастливы, ты и я. Я буду для этого много работать, обещаю тебе! — Я уверена, — ответила она. — Ты всегда был предан работе. — Ее лицо сияло от простодушной радости. — Может, мне стоит прямо сразу начать посвящать себя этой задаче, — прошептал он, приблизившись к ее губам. — Ты необыкновенно красивая женщина, — закончил он спокойно. Морган прижался к ней губами и долго целовал. Она стонала и не могла вздохнуть. Она слышала, как гулко бьется его сердце. Чувствовала всем телом, как он жаждет ее, возбуждает ответное желание. Он принадлежал ей, и так будет всегда. Не теряя времени на нежность, он схватил ее на руки и опустил на кровать. Не прекращая целовать, он раздел ее. А затем погрузил свое тело в ее расслабленное тепло, и, как всегда, страсть, всецело охватившая их, была сильнее всего на свете, по ту сторону любви.