Снова восемнадцать, муж бьет и грозится продать в бордель? Да, вы шутите, наверное! Ведь и мир не такой отсталый, и магия имеется… Все! Хватит упаднических настроений! Наводим порядок в новой жизни! Главное, чтобы не обвинили в создании Темных артефактов, которые унесли много жизней. А еще не мешало бы понять, что нужно одному золотоглазому магу…
Пролог
Стол.
Ожидаемо.
Столько пятиться — значит непременно во что-то упереться.
Сжимаю столешницу руками, а сердце, кажется, пропускает удар.
Ведь он наступает медленно, но неустанно. Знает, стервец, что никуда я от него не денусь. Зачем ему какие-то «нет» с моей стороны? Он в силу своего происхождения и положения знает иное…
Слышит и стук моего сердца, видит расширенный зрачок, дрожь рук и судорожный вдох… И при этом хочет верить, что это не от страха.
Мне бы самой не мешало понять от чего так.
Каков мой выбор?
Его рука касается моей щеки и, кажется, я задерживаю дыхание.
— Упрямая девчонка… — Его шепот вызывает бег мурашек. — Если это страх, то это поистине оскорбительно!
А это, действительно страх. Страх самой себя.
Его вторая рука сжимает мою талию, как будто боясь, что исчезну, каким-то образом просочусь через кухонный стол и ему снова придется достигать меня, тянуться…
— Нет. — Тихо произношу я, когда его губы оказываются в нескольких сантиметрах от моих. — Нет.
Распахиваются окна, поднимается ветер такой силы, что я зажмуриваю глаза. Когда открываю их — на кухне никого.
Этого ли ты хотела?
Глава 1
Странный запах — это первое что отчетливо осознается сквозь отчаянную слабость, приправленную отголосками боли.
Затхлость, травы, табак.
Такого запаха не должно быть ни в моей квартире, ни в больнице, если я все-таки там оказалась.
Неудобно. Жестко. Тело затекло, ощущается тяжелым и, как будто, прилипшим к странному ложу. Отчетливо представляются пауки, сковавшие меня, как большую муху, увязшую в огромной паутине. Хочется задергаться, вскочить, разорвать путы.
— Ну, что? Выживет? — Голос прокуренный. Мужской. Каркающий. Недовольный.
— Сколько она так лежит?
— Так со вчерашнего утра и лежит…
— Почему вызвал меня, а не лекаря? — Женщина тоже недовольна.
На мой лоб опускается что-то влажное и запах трав усиливается. Жаль я в них не разбираюсь.
— Да сколько тот лекарь стоит! Нет у меня лишних денег.
— А станет твоя жена инвалидом, появятся!?
Жена? Здесь помимо меня еще кто-то в плачевном состоянии?
Что происходит, где врачи?
— Ты можешь что-то сделать или нет!?
— У нее сотрясение и сломаны несколько ребер! Что я могу сделать своими настоями!? Здесь нужен лекарь!
— Ясно. Бери и проваливай! — Слышится звук падения монеты на дерево.
Монеты?
Надо открыть глаза, но тяжесть не отпускает.
— Давай ей этот настой, Хьярвик! Он снимает боль!
— Понял, понял!
Голоса удаляются, а тяжесть побеждает.
В следующее пробуждение глаза получается открыть.
Обшарпанный незнакомый потолок почему-то оказывается отличным рычагом к отчетливому пониманию о том, что я умерла.
Онкология, как ветер, подхватывающий семена и разносящий их в различные места, где они либо погибнут, либо дадут новую жизнь. А моя — старая-новая? Почему так? Да и есть ли смысл задавать эти вопросы? Вот она я — в другом теле с прежней памятью. И что-то с этой новой жизнью нужно делать…
Поворачиваю голову и вижу на старой деревянной тумбочке склянку с зеленой жидкостью. Она ли снимает боль? Учитывая, как ноет голова и ребра, может стоит рискнуть? Вот только не мешало бы себя поднять…
Ну, что ж. Как учила сиделка в последние месяцы моей прошлой жизни.
Итак, поворачиваемся на бок.
Ох, как же больно. Даже вздохнуть получается не с первого раза.
Подставляем локоть.
Боль вновь простреливает так, что темнеет в глазах.
После локтя кисть… и рывок.
Слышу собственный стон и понимаю, что прокусила губу.
Делаю два больших глотка на свой страх и риск, досадуя о том, что не знаю дозировку и стараясь не думать о том, что это вообще может оказаться не обезболивающее. Когда в глазах проясняется и даже кажется, что боль поутихла, замечаю, что грудная клетка все-таки туго обмотана какой-то плотной тканью. Травница постаралась? Уж, явно, не муж.
Муж. И что с ним делать? Надеюсь, тут, где бы это не было, можно развестись.
Ладно, пробуем встать и найти уборную.
Встать получилось с четвертой попытки, голова нещадно кружится и даже начало подташнивать. Кажется, это последствия сотрясения.
Уборная порадовала наличием канализации. А то заметив грубое, застиранное платье в пол, испугалась, что я попала куда-то, где придется ходить в горшки, пользоваться свечами, стирать руками…
Брр! От одних лишь подобных мыслей поплохело. Привыкнув к хорошему, с таким сложно мириться. Всю жизнь иметь отличную новейшую бытовую технику, а в последние месяцы и уход квалифицированной сиделки, а тут… А что, собственно, тут? У меня нет памяти этой девушки, в тело которой я попала.