Шрифт:
В небе мелькали габаритные огни конвертопланов огневой поддержки.
— Давай, два часа у тебя, — махнул Рикович. — Потом начинаем силовую операцию. Если не поможет — буду вызывать министерских. Но очень бы не хотелось. С Богом!
— Однако! — взмахнув тростью я зашагал по асфальту в сторону границы Хтони.
Мало того, что привезли черт знает куда, еще и условия теперь ставят! Не было такого уговора, сударь целовальник! Ух, отольются тебе мои слезы!
На самом деле, никаких слез не было. За эти месяцы я пообвыкся на своей второй работе, чудища и магические спецэффекты меня пугали мало. Плевать им на меня было, если честно. Так что, пока я не совался в зубы тварям и не прыгал по пораженным скверной местам типа кровавых болот или черных булькающих провалов в земле, я был для Хтони пустым местом.
Рыжебородым, оконфеченным пустым местом в коричневом костюме-тройке, кожаных стильных штиблетах и с тросточкой в руках. Я шел и, ей-Богу, насвистывал мелодию «Хасбулат Удалой», он же — гимн США. Никогда не сравнивали? Страшное сходство. Я не фанат заокеанских товарищей, я фанат странных параллелей…
Мимо пробежал шерстяной мужик с оленьей башкой, следом за ним — еще один, только с кабаньей. Сохранить самообладание оказалось довольно сложно, особенно когда их обоих ухватили толстые гибкие корни растущего у самой дороги дуба и потащили внутрь ствола, который раскрылся навстречу добыче зубастой трепещущей пастью.
— Однако, ничего нового. Стандартный набор для Полесья: живые деревья, сумасшедшие зверолюды, хищные трясины, — пробормотал себе под нос я. — Ничего нового.
Темнело. Лес стонал, выл, скрипел и перешептывался. Видно уже было откровенно плохо, так что я даже пожалел, что не взял фонарик.
— ИДИОТ, — рявкнул дракон. — ЗА КАКИМ БЕСОМ ТЕБЕ ФОНАРИК? ТЫ УМЕЕШЬ ТО, ЧТО УМЕЮ Я!
— Просить не собираюсь. Обойдусь как-нибудь. К тебе обращаться — себя дороже! — отмахнулся я.
— ЛАДНО, СПРАШИВАТЬ НЕ БУДУ, САМ ПОМОГУ!
Хоп! Я вдруг стал видеть в черно-белом диапозоне, а твари и всякие иные живые существа подкрасились, как в тепловизоре.
— Однако!
— ДВАКО, ЯТЬ! ПОЛЬЗУЙСЯ, УБОГИЙ, ПОКА Я ДОБРЫЙ!
Я достал телефон и сфоткал себя на фронталку. Вот же черт! На портрете глазки мои горели адским пеклом, точно, как описывалось в книжке Генриха Инститора! Я огляделся: лес вокруг кишел разными существами, гадами малыми и великими. Они носились туда-сюда, жрали друг друга, решали какие-то свои вопросы и не обращали на меня никакого внимания. Так что я вполне бодро перепрыгнул обещанный шлагбаум, который тоже почему-то в открывшемся мне диапазоне выглядел так, будто вместо трубы проход перегораживал нагретый кипятильник, и зашагал вверх по холму, откуда доносилось довольно мелодичное пение:
— Я построю гарем на четыреста мест
Будут пальмы, фонтаны, павлины…
Кандидатов в мужья посажу под арест
И ревнивых, и лысых, и длинных!
Такой джазовый голос, как у толстой негритянки. Я даже заслушался. А потом как-то пришел в себя, осознал контекст и вообще — тот факт, что это мне Хтонь тоньше лезвия, а обычному человеку — если военных можно назвать обычными людьми — длительное в ней пребывание может здорово ударить по здоровью и без всяких хищнических поползновений со стороны местной флоры и фауны.
Называя вещи своими именами — я боялся, что Мартышка там с ними совокупляться пытается. Вот это было бы прям страшненько. Вот этого бы я служивым не пожелал… Это в сервитуте плакаты с кошкодевочками и лисодевочками — штука довольно популярная, вон даже у Барбакана в «Орде» за прилавком я такой видал, а у нас, в земщине, народ более консервативный. Одно дело — белокурая эльфийка, другое — дикая шерстяная баба. Пусть и не лишённая некоторого шарма.
Остановившись, чтобы пропустить какие-то отрастившие ложноножки болотные кочки, я призадумался — как себя вести с сударыней Крышкиной? С одной стороны — хтоническая сущность. С другой стороны — как минимум дней пять в месяц каждая женщина в некоторой степени — хтоническая сущность. И что теперь — тростью в нее тыкать? В женщин в такие периоды вообще тыкать ничем не рекомендуется, опасно для жизни… Как говорил некто Геральт из Ривии — « Вежливость никогда не помешает, тем более, что она ничего не стоит».
Но вежливость мне не понадобилась.
Только я вышел на пригорок, только успел разглядеть дебелую фигуру Мартышки, которая сидела на оструганных бревнах крыльца кудесничьего домика и штопала камуфляжный китель, только убедился, что с четырьмя служивыми все в порядке — они дрова колют у поленницы и складывают их — как Марта Крышкина совсем по-бабьи взвизгнула, увидев меня и подпрыгнула выше собственного роста:
— Все, — сказала она, приземлившись, и приложила огромные, как лопаты, ладони к щекам. — Звиздец мне пришел!
— Это не звиздец, — удивился я. — Это я пришел.
— А я о чем говорю! Звиздец и есть. Малюта, ну почему так всегда? Почему тебе мужиков на кол сажать можно и целыми полками испепелять, а мне себе парочку взять — нельзя? Ну, что за несправедливость?! Это что — так без мужика и жить теперь?
— Я не Малюта, — сказал я. — Я Пепеляев.
— Гля! — мартышка даже ладони от лица убрала. — Шо — правда? Не Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский?
— Нет, — твердо заявил я, несмотря на шевеления дракона, который явно что-то хотел сказать, но сдерживался. — Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, если хотите.