Шрифт:
И иногда в его руках появлялись деньги. Но очень ненадолго.
Теперь, стало быть, и до меня дошла очередь.
Продадут меня как золоченую раму.
Мать встрепенулась.
— Вы слышите?! — закричала она взволновано. — Приехал, приехал! Он приехал!
От волнения она даже чашку мимо блюдца поставила.
— Эстелла! — задыхаясь, зашептала она, подскочив. — Что ты сидишь?! Давай, давай, поднимайся! Приведи себя в порядок, волосы поправь! Горе ты мое! И улыбайся, все время улыбайся!
— Да с чего мне улыбаться?! — возмутилась я. — Не пойду я за Густава!
Мать тотчас прекратила суетиться и глянула на меня.
Глаза у нее были какие-то мертвые.
Она всегда так смотрела, когда проигрывала.
Или когда не играла слишком долго.
Ее словно сжигало изнутри. Пожирало ненасытное желание развлечений.
Она словно высыхала от голода и жажды.
И я поняла, что она скорее пожертвует мной, чем упустит возможность получить деньги и утолить свою жажду.
—Ты сделаешь то, — мертвым голосом чеканит она, — что я тебе велю. Ну, пошла… скотина!
Последнее слово она прошипела тихо и яростно.
Так, что кровь стыла в жилах.
— Еще одно слово, — исступленно продолжила она, глядя на меня так жутко, что я кожей ощутила ее безумие и ее ломку, — и я изломаю тебе руки своей тростью! Я вышибу тебе глаза! Я…
— Магда! — одернул ее отец. — Ты пугаешь нашу девочку. Не надо! Она умница. Она все сделает правильно. Сама.
Говорит добрые, мягкие слова. А взгляд такой же, как у матери. Пустой взгляд оголодавшего хищника.
Он растерзает меня так же, как она, если я не подчинюсь.
— Пошла, пошла! — шипит мать, тыча мне в спину острым наконечником трости.
И мне ничего не остается делать, как подчиниться.
«Ну, ничего, — думаю я, на деревянных ногах шагая по дорожке навстречу гостям. — Может, он просто урод? И не такой уж садист… ну, может просто страдает. Так уж вышло. И жениться, может, хочет в надежде, что я его пойму и приму… Как Красавица и Чудовище. И тогда он раскроет мне свою чуткую и ранимую душу…»
Но раскрытие души не удалось.
Глава 2
На подъездной аллее остановилась красивая изящная карета. Взмыленные лошади тревожно прядали ушами, а я стояла, как вкопанная, в ожидании, когда мой жених соизволит выйти.
После непродолжительной паузы там послышалась отчаянная возня. Ругань и шлепки, словно кто-то кому-то навешивал оплеух.
Потом все стихло.
Дверца кареты распахнулась, и прямо мне под ноги с диким криком вывалилась курица.
Полуощипанная, лысая и облезлая курица с самыми безумными глазами, какие только возможны.
Она упала на лысую грудь, растопырив лысые крылья, и заорала не своим голосом, глядя на меня полным ужаса взглядом.
Собрав остатки сил, она подскочила и рванула в сад, вытягивая шею.
Шея была словно резиновая, изредка покрытая перьями.
Сердце мое ушло в пятки.
Ну, ясно.
Женишок по пути к невесте развлекался.
Мучил бедную птицу, вырывал ей перья.
Я почувствовала, как меня мутит. То ли от зноя, то ли от нервного напряжения в глазах все поплыло. Я отшатнулась от кареты.
На хрустящий гравий тотчас вывалились дорогие гости.
Дебильный Густав с самым злобным, с самым скотским выражением на лице, и его папаша.
Папаша, не стесняясь меня, несколько раз с остервенением ударил сына собачьей плетью.
Густав Октавиан взвизгнул, пряча за спину руки, облепленные перьями.
Папаша ухватил его за воротник, словно за ошейник, и несколько раз встряхнул.
А потом обернулся ко мне со своей мерзкой сладкой улыбочкой и поклонился, шаркнув ножкой.
— Доброго дня, милейшая, — проскрипел он.
Господи, как я хотела удрать в этот момент!
Подобно несчастной курице, я сделала пару шагов назад, желая скрыться в кустах.
Но наткнулась на мать.
А та уж подтолкнула меня вперед, к этим двум чудовищам.
— Мы так рады, мы так рады! — защебетала она. — Милый Густав, вы устали? Вижу, дорога утомила вас!
Густав с ненавистью смотрел на всех нас и скалил зубы.
— Да что вы! — воскликнул старенький папаша Густава. — Он силен, как бык! Он мог пешком добежать сюда и не запыхаться!