А ещё есть Мейер. Чтобы увидеть его, надо выжить. А чтобы выжить — попить из лужи. Вот такой пердимонокль, Елизавета Петровна. Социальный лифт в мире, где лифты не изобрели, имеет свои особенности.

Утром ты принцессой в танце кружишь, вечером бомжессой пьёшь из лужи.

Отличная эпитафия, кстати, жаль некому записать. Ладно, оттягивать неизбежное смысла нет. Я осторожно наклонилась к разлитой на полу воде, вытянула губы трубочкой и сделала несколько первых глотков. Если иномирский сифилис меня не прикончит, то шанс появится у кучи других паразитов. Вот какая я молодец, не решаю проблемы по мере их поступления, а создаю новые по мере увязания в старых.

Попив, я забралась обратно на лежанку и завернулась в одеяло. Обняла колени и хотела было поплакать, но вот честно, стало жалко жидкости в организме. Здоровье на меня и без того обижено, нечего его нервировать. Ему и так нелегко приходится: сифилис достался, а секс — нет. Это возмутительно, если так задуматься, потому что обычно в комплекте с венерическими заболеваниями он идёт. Но предъявить претензии некому.

Постепенно я задремала. Магия в кулоне Мейера совсем кончилась, и мне стало по-настоящему плохо. Настолько плохо, что сил не осталось ни на что. Даже на больную самоиронию.

Не знаю, сколько часов я так лежала. Можно ли вообще измерить вечность часами? Ведь всё относительно. Минута в огне не равна минуте сонного расслабления в лучах тёплого солнышка. Минута голышом на морозе не равна минуте в прохладном душе после знойного дня. Минута ожидания смерти не равна минуте смерти.

Но время текло. Так или иначе, оно несло меня в своём потоке из ледяной чёрной ночи в холодное сумеречное утро. Синеватый свет расплескался по длинному коридору, ознаменовав начало нового дня. Тьма умерла, а я — нет. Ночь кончилась, а я — нет. И даже лужа на полу высохла, а я — нет. Вот так.

Когда вернулась кона Дарлегур, я приподнялась на локте. Озноб ещё не прошёл, зрение было нечётким, но кризис явно остался позади.

— Ты жива… — широко распахнула глаза несостоявшаяся (и слава всем местным и неместным богам!) свекровь.

— Нары деревянные… — в тон ей протянула я.

— Что?

— Ничего. Я думала, что мы об очевидном. Ну так что, какой ваш дальнейший план? Убивать будете или всё-таки дадите воды?

Вилерианка в ступоре смотрела на моё лицо огромными от шока глазами. Эх, мне бы шило… я бы ткнула в каждый, от родственных-то щедрот. Ядовитая злость поднималась в душе. Пока ещё слабая, но можно было сказать с уверенностью: она ещё оформится в полноценную, классическую такую ненависть к свекрови, неважно — состоявшейся или нет.

— Ты выжила…

— Утро наступило, — саркастично ответила я.

Хриплый надсадный голос звучал чуждо. А в конце фразы я зашлась в каркающем, мерзком кашле.

— Но как? — ошеломлённо прошептала кона Дарлегур.

— Благодаря вашей заботе, естественно. Знаете, пощёчины отлично помогают при простуде. Народное средство. Как и разлитая по полу вода. Очень рекомендую. Надеюсь, вас в дальнейшем только так лечить и будут. Пинками животворящими.

Кона Ирена всё ещё шокированно смотрела на меня, не особо вслушиваясь в смысл моих язвительных комментариев. А жаль. Вот и эпитафию ей явно доверить нельзя, всё перепутает.

Вместо ответа потенциальная свекровь развернулась на пятках и ушла. Я хмыкнула и закуталась в тонкое шерстяное одеяло, свернувшись клубочком. Умирать я больше не собиралась, наоборот, чувствовала, что пойду на поправку. Видимо, мне досталась целая лужа плацебо.

Жажда никуда не делась, но стала умереннее. Как осадки из прогноза погоды. Прикрыв веки, я погрузилась в темноту, уже не боясь, что вынырнуть из неё не смогу.

Следующее пробуждение прошло ещё лучше, дышалось легче, да и кашель унялся. Кона Дарлегур подошла к решётке и посмотрела на меня.

— Мейер вернётся завтра. Если ты хочешь его увидеть, то придётся принять мои условия. Первое: ты поклянёшься, что никому никогда не сообщишь о том, что произошло за последние сутки, начиная с момента, когда я обнаружила тебя вчера вечером. Второе: когда сын откажется прощать твою измену, ты уедешь из Листаматура навсегда. Я помогу организовать твой отъезд. Третье: ты разорвёшь помолвку, назвав причину, которая не повредит репутации Мейера.

— С чего бы мне принимать ваши условия? Когда Мейер вернётся, он разберётся с тем, как вы поступили.

— Если хочешь жить, то поклянёшься. Иначе выпускать тебя из камеры не в моих интересах, — холодно ответила кона Дарлегур, и я прекрасно поняла: она не блефует.

— А что если Мейер поверит мне?

— Не поверит, — усмехнулась она. — Но если он вдруг решит на тебе жениться, то я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сберечь его и твою репутацию. В остальном — если бы ты действительно любила моего сына и стала ему верной женой, я была бы твоим главным союзником и защитником. Но ты сама вынуждаешь меня быть твоим врагом.