Шрифт:
Ника снова кивнула. А сама подумала: «Что толку ее открывать? Все страницы пустые!»
И маг принялся читать заклятие. Сначала девушка пыталась разобрать слова, но ничего не смогла понять. В конце концов она оставила это бесполезное занятие и просто поддалась мелодике текста. Голос мужчины завораживал. И Ника сама не заметила, как принялась пальцами отбивать чарующий ритм по книжному переплету. Сколько это продолжалось? Кто знает… Девушке показалось, что вечность.
И вечность эта была прекрасна. Так нежна, так добра к ней, что хотелось продлить это мгновение на всю оставшуюся жизнь. Когда заклинание оборвалось, и пламя свечей взвилось к самому потолку, Ника даже не сразу поняла, почему учитель сердится. Она с большим трудом разобрала его слова:
— Книга! Ника, открой книгу.
Поняла, что что-то делает не так и поспешила исполнить приказ. Открывать книгу не пришлось. Стоило ее освободить из объятий, как так вырвалась из рук, повисла в воздухе и раскрылась сама. Страницы по-прежнему были чисты.
Учитель опять сердился. А Ника была, как в тумане. Сквозь этот туман слова проходили плохо. Ей снова пришлось напрячься, чтобы расслышать.
— Руку, положи на страницу руку.
«На какую страницу? — Подумалось внезапно. — Их тут вон сколько!» Но тут же она поняла, что это не имеет значения, и опустила влажную от волнения ладонь на шелковистый лист.
Пламя сразу исчезло, обернулось разноцветным сиянием. И сияние это окутало солу Ренуар с ног до головы.
Она почувствовала, что теряет опору под босыми ступнями, что сияние отрывает ее от земли, как песчинку. Что вбирает в водоворот и кружит, кружит…
А потом сияние вдруг погасло, и девчонка без сил повалилась в заботливо подставленные руки.
Глава 5. Ника приятно удивляется и решает утереть врагам нос
Очухалась Ника, сидя в глубоком кресле. Каким чудом сол Моризо умудрился перетащить его из соседней комнаты, не выпуская из рук ее саму? Вопрос интересный. Хотя ответ на него был вполне банальным — обычной магией. В ней учитель уж точно силен. Рядом с креслом стоял столик, на нем лежала книга.
В руках у солы Ренуар исходила парком все та же голубая чашка. Только на этот раз в ней была не вода, а кофе. Крепкий, душистый, с кардамоном и мускатным орехом.
Губы сами потянулись к бокалу, ноздри вдохнули изумительный запах… Ника сделала крохотный глоток и расплылась в счастливой улыбке.
— Рэй, — промурлыкала она, лукаво сверкая глазами, — ты такой душка!
Куда только подевались слезы? Такая Ника была куда больше похожа на себя настоящую. И Рэймонд от души рассмеялся.
— Вот же нахалка! — сказал он с восхищением. — Ладно, пусть будет так. Можешь называть меня на «ты», но только не при отце. Боюсь, твой папа не поймет такой фамильярности.
Ника от счастья взвизгнула, попыталась вскочить и плеснула напитком на блузку.
— Ой! — Она моментально расстроилась. — Папа многое не понимает.
Сказано это было так, словно в испачканной блузе виноват никто иной, как сол Ренуар. Ника поставила кофе на столик и пальцем пощупала пятно.
— Ну вот, — сказала девчонка с грустью, — такую хорошую рубашку испортила.
Выглядела она при этом настолько расстроенной, что Рэй проникся.
— Горе ты мое, — сказал он, — это все ерунда. Смотри!
Он что-то прошептал и прищелкнул пальцами. Ника снова ойкнула. Пятно сначала посветлело, а потом исчезло вовсе.
— Как это? — Девчонка подняла на учителя восхищенные глаза.
Это было так приятно, что тот не сдержался:
— Легко! — Сказал он слегка рисуясь. — Простейшая магия.
Восхищение в глазах юной ведьмочки сменилось обожанием.
— Я тоже так хочу! Научишь?
Бровки домиком, ладошки просительно сложены на груди, глаза несчастные-несчастные.
Рэй только покачал головой.
— Как же вас женщин иногда сложно понять! Такая ерунда приводит вас в восторг…
— Ты что! — Ника даже забыла про слабость.
Она вскочила и принялась курсировать по комнате от окна к двери и обратно, рассуждая на ходу:
— Это такая полезная штука! Вот так в гостях капнула чем на себя, и от обиды хоть вой! А тут бац! И будто ничего не было. Или если на диван что-то нечаянно пролилось… Знаешь, как папа ругается?
Рэй с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— И часто ты диваны портишь? — Стараясь быть серьезным, поинтересовался он.
Ника беспечно отмахнулась.
— Бывает. И не только диваны. Папа так и называет меня — Ника тридцать три несчастья.
Она словно гордилась своим прозвищем, по крайней мере, расстроенной точно не выглядела.
— Тебе подходит, — подтвердил Рэй.
— Смейся-смейся, — девчонка на миг притормозила и оглядела комнату, — и радуйся, что у тебя здесь нет диванов.