— Мужчины... — вздохнула Тами, закатив глаза в притворном удивлении. — Как сказочные рыцари: когда поедет на дракона, всякого оружия прихватит целый ворох, даже того, в котором нет особой надобности. Но никогда не читала и не слышала, чтобы хоть один пару лепешек в торока сунул... У меня там свежий хлеб, и бизонья колбаса, и сыр, и коврижка, и пляшка вишневого сока. Так что с голоду не помрем, доживем до ужина...

Долго ли, коротко — дошли до места, где оставили одежду: на большую поляну в густом кустарнике, куда вел узенький извилистый проход. Тарик не стал делиться соображениями с Тами, но у него осталось стойкое подозрение, что поляна служит местом для встреч парочек для времяпровождения более занятного, чем простое купанье. Очень уж удобное место: кустарник обширный и густой, никаких посторонних глаз, а поперек прохода в таких случаях натягивают прихваченную из дома бечевку — если кто

случайно и забредет, сразу поймет, что к чему, и тихонько уйдет, чтобы не мешать...

Перед самой поляной проход круто сворачивал вправо. Подойдя совсем близко, Тарик явственно расслышал тихие разговоры и смех и пожал плечами: что за непорядок, кто будет располагаться там, где уже лежит чья-то одежда? Неполитесно. Иногда забредают ватажки шуршал, но очень редко. Однако считаться с такой возможностью надо — вряд ли Бабрат врал, когда рассказывал, как он с дружками шкодил на берегу...

Ну вот, помяни беса, а он тут как тут!

На поляне вольготно расположилась пятерка, что до недавних пор считалась ватажкой Бубы, а теперь стала ватажкой Бабрата. Уж куда вольготнее: опустевший узелок Тами лежал в траве кучкой пестрого ситца (явно того же, что пошел на ее купальное платье), и пятеро дожирали все, что там было, а пляшка зеленоватого стекла лежала на боку пустехонькая.

Тарик аж задохнулся от злости, увидев столь вопиющее нарушение негласок, с коим столкнулся впервые в жизни. Решительно вышел на поляну и, насупясь, тихо, недобро сказал:

— Вы что же творите? И какого беса тут вообще торчите?

Ряшки Бубы и Близняшек выражали некоторое смущение, как

и мордочка Шалки, а вот Бабрат не просто остался невозмутим — таращился с нахальным вызовом. Все пятеро поднялись на ноги, и Бабрат сказал ухмыляясь:

— А у тебя бумага с печатью на эту землю есть? Или у твоей гаральянской соски?

За одно это словечко, произнесенное при девчонке, он заслуживал хорошей взбучки, а уж за распотрошенный узелок...

— Буба, — сказал Бабрат таким тоном, будто отдавал приказ.

Пирожок, словно выполняя заранее полученное указание, встал

в проходе, загородив его. Страха Тарик не испытывал, с какой стати, но ему происходящее все больше и больше не нравилось — настолько шло вразрез с привычным укладом жизни, что и не верилось...

— Понимаешь, Морячок, мы тут — ватажка борцов за справедливость, — протянул Бабрат. — А несправедливость в первую очередь в том, что у нас одна соска на четверых, а у тебя — одна для тебя одного. Несправедливо это, с какой стороны ни смотри, выправлять надо по справедливости...

Он вразвалочку подошел к Тарику вплотную, неожиданно толкнул его растопыренной ладонью в грудь — и Тарик полетел кубарем. Еще до того, как пребольно треснулся затылком оземь так, что искры из глаз брызнули, он успел сообразить, что попался на простейшую ухватку, знакомую всем с детских годочков. Уделил все внимание Бабрату, выпустил с глаз Близнецов, кто-то из них тихонечко встал на четвереньки позади Тарика — вот он от толчка потерял равновесие и полетел вверх тормашками...

Богатый опыт уличных драк позволил не растеряться ни на миг. Тарик извернулся, упираясь пятками в землю, хотел вскинуться на ноги...

Не успел, не дали. На него навалились втроем, Близнецы схватили за руки, а Бабрат запрещенной ухваткой зажал шею локтем — аж дух перехватило. Тарик дернулся, но вырваться не удалось. В честном бою один на один он накидал бы каждому по отдельности, но сейчас ничего не мог сделать.

Перед лицом у него замаячило лезвие «когтя» — кривого ножика, не попадающего длиной под запреты Стражи, а потому излюбленного причиндала шуршал да и серьезных ветрогонов. Бабрат процедил:

— Лежи спокойно, как веселая девка под гостем, а то зенки выколю. Вяжи его.

С поразительной быстротой запястья Тарика плотно окрутила жесткая веревка, больно врезавшаяся в кожу, парой мгновений позже то же произошло со щиколотками. Первая же попытка побарахтаться показала, что спутали его крепко и надежно.

Только теперь, подняв голову, он окинул взглядом поляну. На рожах троих читалась смесь бахвальства и неловкости, в другое время способная и рассмешить, но не теперь. Шалка таращилась с

жадным любопытством, за которое ей следовало бы разок приложить по физиономии. А вот Бабрат выглядел предельно уверенным в себе, его переполняло злое пакостное торжество, стоял, кривя узкие губы и поигрывая «когтем» с широким, остро заточенным лезвием.