— Я вас не звал.

— Да. Но однажды твое сознание оказалось достаточно глубоко погружено во тьму, чтобы стать близко к моему. Я тебя почувствовал. Наши сознания, можно сказать, соприкоснулись. И вот с тех пор я не терял тебя из виду. А иногда у нас с тобой бывают общие сны, про которые ты, к сожалению, ничего не помнишь.

Я нахмурился.

Живой он или мертвый, но мне категорически не нравилось, что какой-то посторонний мужик с легкостью может зайти в мой сон и хрен знает чем в нем заниматься, особенно когда я об этом не знаю. Магия сна — один из видов магии, которая плохо поддается контролю со стороны. Во время сна человеку можно что-то внушить, заставить во что-то поверить, на него можно повлиять так, что он сам этого не заметит…

И я больше не собирался этого допускать.

— Стой! Не надо! — вскинул руки в защитном жесте маг, когда я все-таки активировал портал. — Я знаю, кто ты! Адрэа… Андрей, нет! Пожалуйста, не рви свой сон! Это я вытащил твою душу из другого мира!

— Что?! — ошарашенно замер я.

— Да, — виновато развел руками Дарус Лимо. — Ты не умер, а попал на Найар только благодаря мне. Это я тебя сюда привел.

Черт! Да как такое вообще может быть?!

Впрочем, другой мир — другие правила. Там, где есть магия, стоит ожидать чего угодно. Даже совсем уж дикого, невозможного и невероятного, вплоть до переселения душ. Поэтому я растерянно обвел глазами виртуальную гостиную, затем так же растерянно уставился на сидящего напротив мага. После чего несколько раз вдохнул-выдохнул, а затем погасил наполовину активированный портал и, присев на подлокотник стоящего рядом кресла, хрипло велел:

— Говорите.

— Я родился седьмого иола пять тарнов восемьсот двадцать первого года, в провинции Архо, — начал свою историю Дарус Лимо. — В семь лет у меня открылся дар, причем, в отличие от большинства нулевок, стихийной магии мне не досталось. Зато способности к магии пространства учителя посчитали выдающимися, поэтому меня включили в государственную программу для самородков и позволили пройти бесплатное обучение и в начальной, и в старшей, и даже в высшей школе. Правда, не в столичной академии, а в учреждении попроще, которое тем не менее хорошо меня подковало в плане теории, тогда как уж практикой я занимался сам.

— В то время магия пространства была еще большей редкостью, чем сейчас, — сделав короткую паузу, продолжил маг. — О ее связи с магией времени тогда уже знали, но не до конца понимали принципы, по которым эти два явления сопрягаются и по каким принципам работают вместе. Я посвятил изучению этого вопроса большую часть своей жизни, моими же усилиями теория магии пространства и времени была существенно дополнена. К тридцати годам я уже был известен, богат, у меня появилась своя кафедра с правом набора преподавателей, а также большое количество учеников, которых я лично разыскивал и собирал не только в Норлаэне, но и по всему миру.

— Стоп! — встрепенулся я. — Если вы родились в двадцать первом году, то умереть должны были в шестьдесят шесть!

— Так и было.

— Тогда почему я вижу вас молодым? — справедливо усомнился я.

Лимо снисходительно улыбнулся.

— У мертвых свои привилегии, Адрэа. Во сне я могу выглядеть как захочу. Это одна из особенностей магов сна.

— Значит, вы еще и маг сна?

— Был им когда-то, — кивнул тот. — Именно я открыл прямую связь между различными видами комбинированной магии и сумел доказать, что пространство, время, магия разума и магия сна — это не разные виды магии, а по сути лишь разные грани одного и того же явления. Я называл его единой магией. Или сопряженной магией просто потому, что в ней уживалось и прошлое, и настоящее, и реальность, и субреальность сна, и то состояние, которое мы называем промежуточным… кстати, после смерти наши души отправляются именно сюда, в промежуточное. И здесь же они могут находиться сколь угодно долго, пока не почувствуют потребность проснуться. Когда такое происходит, значит, в реальном мире именно для этой души появилось новое вместилище, и тогда она уходит, порой даже не зная, что вообще здесь была. К сожалению, чаще всего души, оказавшиеся в промежуточном, себя не осознают, они чем-то похожи на впавших в спячку йорков, которых не разбудить ни криком, ни зовом, ни простым прикосновением…

— Ваша душа тоже там оказалась?

— Как и твоя, — снова кивнул Лимо. — Но, в отличие от многих других, я быстро понял, что меня ожидает, поэтому не растерялся и не впал в спячку. Тогда как ты…

Он немного помолчал.

— Знаешь, до самой смерти я мог лишь предполагать, что Найар — далеко не один обитаемый мир. Появление разломов само по себе подразумевало, что за пределами нашего мира есть что-то еще. Однако, кроме самих разломов и рвущихся оттуда дайнов, доказательств не было. К сожалению, за все время существования империи нам не удалось подтвердить теорию обитаемой Вселенной. И мы не смогли ни изучить, ни пленить ни одну потустороннюю тварь, чтобы подтвердить эту теорию или опровергнуть.

— Почему?

— Потому что дайны неразумны в том плане, в котором мы это понимаем, тогда как портал… точнее, множество периодически открывающихся порталов — это все-таки целенаправленное действие. Само по себе пространство не рвется надвое. Его к этому необходимо подтолкнуть. И вот это-то и не укладывалось в мою теорию.

— Может, дайны — это что-то вроде разведчиков? — предположил я. — Тупые, зато агрессивные, быстрые и многочисленные. Так сказать, передовики, цепные псы, над которыми есть более разумные хозяева, которые считают нас своими врагами?

— Я думал об этом, — ничуть не удивился моим словам Лимо. — Но тут есть одно важное «но»: если старшие твари разумны, то почему тогда разломы до сих пор открываются кое-где? Почему наш мир не утонул в полчищах тварей?

— Может, они пока лишь готовят плацдарм?

— Два тарна лет? И при этом так бездарно тратят свои силы, когда и без того понятно, что от этого мало проку?

— Ну и что, — не смутился я. — Может, в их мире время не имеет значения. Может, это у нас прошло два тарна лет, а у них — всего пара дней. Вы вон у себя во временной петле поставили разницу один к двадцати четырем. И что? Думаете, кто-то не смог бы сделать так же?