— Как не быть. Идите за мной, — проговорил инженер, и вскоре мы оказались в довольно узкой подсобке, где всё было заставлено шкафами, а поверх них, на каждой дверце, стене и любой другой не завешенной инструментом поверхности были приклеены схемы обслуживания оборудования.

— И большой у тебя штат? — спросил я, уважительно оглядев хозяйство.

— Три человека, вашбродие, — с важностью ответил Белков, но тут же загрустил нахмурившись. — Было. Один погиб, второй — в изоляторе.

— В смысле в изоляторе? — напрягся я. — Вы заражённых живьём поймали?

— Да нет на нём паразита! Вчера этот дурень взбрыкнул, заорал, что бежать надо. А куда от нас сбежишь? Выход-то один, на поверхности толпы тварей, — махнул рукой инженер. — Вот и посадили его под замок, чтобы народ не смущал.

— Ясно. А то, что я сюда с той же целью пришёл, тебя не напрягает?

— Ну так. Надо — значит, надо. Что не выйдет ничего — это уже дело другое, — без обиняков ответил мужчина, а затем вздрогнул. Со стороны входа раздались частые выстрелы и крики. Хоть нам и не было видно, что там происходит, но, похоже, частично баррикада обвалилась. — Все наши коммуникации, все проходы специально сделаны, чтобы всякую дрянь не запускать. Ну а раз не зайти, и не выйти, значит.

— Это мы сейчас проверим, — быстро проговорил я, чувствуя, что время поджимает, но чем дольше смотрел на плакаты, тем больше убеждался в его правоте. Судя по схемам, инженерами было предусмотрено всё. Узкие зигзагообразные шахты с отстойниками и вертикально идущими вверх колодцами страховали от всего. От воды, насекомых, змей, попадания ядовитых химикатов и даже лавы.

Понятно, что предусмотреть совсем всё невозможно, и на старуху найдётся проруха. В этот раз попались полуразумные, быстрые, не боящиеся огня и кислоты, с трудом пробиваемые пулями пауки, способные карабкаться по поверхностям с отрицательными углами и при этом передавать информацию о своих перемещениях.

Но у меня всё же оставалась надежда на то, что и мы найдём выход. Во-первых, мы люди, а это куда хуже тараканов. Тараканы просто разбегутся по углам и спрячутся, мы же приспособимся, да ещё и среду под себя переделаем. А во-вторых, не верю, что нигде ничего не осталось. Огромный пласт работы, да чтобы вообще никто не накосячил?

— Сколько нам до поверхности?

— Пятнадцать метров в самой узкой точке, вашбродие, да только бронебетон изнутри взрывать — легче сразу застрелиться. А прямых проходов нет и быть не может. У нас же гарнизон, самая защищённая зона. Один вход — один выход, — не без гордости ответил инженер, но в этот момент от входа вновь раздались выстрелы и крики, так что добавил он куда мрачнее: — Ежли эту атаку отобьём, так до конца сезона продержимся.

— Увы, но тут ты не прав. Мы думали, что крепость захватили паразиты, так что в целом повезло. Но если ты видел тварь, что вашу дверь спилила, понял, что шансов удержаться никаких. Не здесь, без защиты и постоянного сопротивления, — не стал я обнадёживать мужчину. — Если не выберемся в ближайшие несколько часов, скорее всего, все поляжем.

— Ну, значит, придётся пробиваться обратной дорогой, — нахмурившись проговорил Белков. — Простите, ваше благородие, но другого пути нет.

— Может быть, может быть, — кивнул я, продолжая осмотр.

«Я позволила себе составить интерактивный план, на основе представленных схем, и сравнить их с планировкой бункера. Результат — имеются значительные расхождения как в коммуникационных выходах, так и в размерах некоторых воздуховодов», — отрапортовала Сара, выведя трёхмерную модель, и даже отметила несоответствие.

— Смотри, вот эта решётка вентиляции, — сказал я, ткнув в ближайшее от меня отличие. — На схеме она двадцать на двадцать, а по факту существенно шире.

— Так это второй слой, для удобства обслуживания, — отмахнулся инженер. — Мы его как приняли от заводчан, так и ведём.

— Погоди-погоди, что значит от заводчан?

— Так это, вашбродие, мы инженерные системы обслуживаем только во время сезона. Остальным, включая плановые работы, занимаются заводы, что в этом сезоне располагаются. Обычно начинают ночей через десять после окончания сезона и заканчивают ночей за сорок. Так чтобы с запасом не попасть на соседей.

— А схемы каждый раз новые рисуют? — уточнил я.

— Зачем это? Нет, ну, когда что-то совсем новое, тогда — конечно. Но большая часть десятки циклов не меняется, — нервно проговорил мужчина, и я по-новому взглянул на схемы. Есть у людей ещё одна особенность, мы все твари ленивые, и готовы из-за этого полностью довериться компетентности других. А значит, могли и тут. Вряд ли, конечно, всё же условия совсем другие. Но могли. И есть два пути проверить мою теорию.

— Не против, если я воспользуюсь твоими инструментами? — спросил я, достав дрон. — Хочу лопасти подправить.

— Конечно, вашбродие, нужна помощь?

— Нет, спасибо. Хотя погоди… пока я тут вожусь, приведи ко мне того смутьяна, что вы в карцере заперли. Заодно проверите, не заразили ли его.

— Всё сделаю, пять минут, — ответил Белков, и кивнув ушёл из мастерской. А я заблокировал ротор, снял винты и начал их аккуратно править, пытаясь добиться прежней аэродинамической формы. На глаз ничего бы у меня не вышло, но и тут подключилась Сара. Отсканировала два оставшихся целыми винта, построила модель и показала, мне до какого момента подкручивать и распрямлять. Пришлось нагреть, чтобы пластик восстановился, и больших надежд на надёжность конструкции я не возлагал, но сделал из подручных материалов рёбра жёсткости и оставил сохнуть.