Шрифт:
Начинаю, не отказав себе в победной улыбке.
— Вот и получается, что слабость нашего противника становится его силой. Ведь наилучшим вариантом для нас стал бы разгром врага в одной или нескольких решающих битвах, а его слабость и нежелание сражаться приведут нас к наихудшему варианту, о котором я уже говорил.
Бурундай все еще морщит лоб и сидит мрачнее тучи. Признавать мою правоту ему не хочется, но он не был бы великим полководцем, если бы хоть раз позволил эмоциям взять верх над разумом.
— Хорошо! — Проскрипел он, наконец. — Что ты предлагаешь? Только не говори мне, что ты пришел сюда лишь для того, чтобы испортить старику сон своим мрачными перспективами.
За что я уважаю Бурундая, так это за его умение превозмочь свои амбиции. У людей его ранга, возраста и популярности — это наиредчайшее качество. Чаще слава и возраст играют с людьми злую шутку. Они перестают слушать других, а любые возражения воспринимают как досадное недоразумение, которое надо побыстрей устранить. Бурундай тоже терпеть не может несогласие, но в отличие от других, в нужные моменты он может с собой справиться. В этот раз ему потребовалось вся его сила воли, но он таки заставил себя прислушаться к голосу разума.
Глаза Бурундая выжидательно уставились мне в лицо, и я начинаю говорить то, ради чего собственно все и затеял.
— Чтобы избежать наихудшего для нас варианта, необходимо изменить само отношение местной знати к вторжению. Пока германские, венгерские или польские бароны считают монгольское войско иноземным захватчиком, они будут отчаянно сопротивляться, но если нам удастся изменить сам статус войны, то и их отношение изменится.
В глазах старого монгола вспыхнуло раздражение.
— О чем ты! Я думал, ты хочешь предложить мне что-то дельное, а ты потчуешь меня каким-то бредом. Враг подчиняется воле Великого хана, только когда монгольский сапог наступает ему на шею!
Молча пережидаю вспышку недовольства и лишь потом продолжаю.
— Не торопись с выводами, уважаемый Бурундай, я предлагаю тебе только реально-исполнимые идеи. Мой план заключается в том, чтобы не гвоздить всех направо и налево, а возглавить тот процесс, что и так уже идет на этих землях.
— Да о чем ты говоришь черт возьми?! — Взвился окончательно Бурундай. — Хватит твоих иносказаний, Фрязин! Говори просто и ясно, или я выкину тебя из своей юрты собственными руками.
Вижу, надо поторопиться, а то клиент сейчас закипит. Сосредоточившись, начинаю излагать максимально коротко и четко.
— Сейчас в Европе и без нас идет постоянная война. Местные бароны лупят друг друга с яростью и упорством обреченных, и я лишь предлагаю воспользоваться этой ситуацией. Не становиться общим врагом для всех, а помочь одному из них одолеть всех прочих.
— Если на этих землях нет единой страны, нет единой власти, которую можно оспорить, то кому ты предлагаешь помогать?! — Бурундай впервые за время нашего разговора проявил интерес, и я охотно поясняю.
— Сейчас нет, но еще недавно была — это Священная римская империя. Я предлагаю протянуть руку помощи ее последнему и единственному наследнику. Юному Конрадину из рода Гогенштауффенов. Ему сейчас всего пять лет, он живет под опекой своего дяди — герцога Баварии, и что самое для нас главное, его уже успели лишить всего: и титула, и наследства, и будущего. На сегодняшний день устранить эту кощунственную несправедливость может только воля Высокого неба или божественное вмешательство Великого хана!
— Вот это уже занятно! — Оживившись, вдруг блеснул щелками глаз Бурундай. — Продолжай, я слушаю…
Часть 1
Глава 4
Начало сентября 1257 года
С вершины холма мне хорошо видна вся долина, которой вскоре предстоит стать полем битвы. Узкая речонка О’рлица блестит голубой лентой среди желтых квадратов неубранных полей. Она рассекает долину с востока на запад до тех пор, пока не вливается в бегущую на север реку Эльба. У их слияния прикрытые с трех сторон водой возвышаются мощные башни замка Кениггрец, а за Эльбой на противоположном берегу раскинулся лагерь короля Богемии Пржемысла Отакара II.
Даже отсюда можно различить, что армия противника делится на три обособленные части. Отдельно стоят палатки чешской пехоты и шатры короля Отакара. Не смешиваясь с ними, расположились пришедшие им на помощь войска короля Венгрии Белы IV и саксонского герцога Альберта. Одного взгляда на этот лагерь достаточно, чтобы понять — союзники не собираются переходить реку, а рассчитывают остановить монгольскую армию, прикрываясь водной преградой.
Взглянув на Калиду, вижу, что тот тоже уже успел оценить планы противника, поэтому начинаю без предисловий.
— Замысел неплохой, но исполнить его Отакару вряд ли удастся.
Не захотев вступать в дискуссию, Калида равнодушно пожал плечами.
— А какой у него выбор?! Так хоть какой-то шанс есть.
Тут он прав, силы не равны. Даже после еще одного разделения монгольское войско все равно почти вдвое превосходит силы союзников. Понятно, что Бурундай дробит свою армию не из-за презрения к врагу и избытка самоуверенности. Нет, просто такие правила диктует военная логика этого времени. Войско кормит та земля, на которой оно стоит. Стотысячную армию ни одна нынешняя территория не потянет, отсюда и тактика веерного движения.