— О, погоди. — Бон Хва замечает белый конверт, который он так и не успел вчера открыть: — я же письмо вчера не открыл. Интересно от кого? Адресовано маме, но и мое имя тоже есть. Наверное нет смысла ждать пока мама очнется, наверное лучше открыть, как думаешь?

— Конечно же лучше открыть, чего тут думать. Открой, прочитай и пошли завтрак готовить. Порадуем красивую девушку с утра жаренным мясом и кофе. Она от запаха уже проснется. Вообще, имей в виду малыш, иногда стоит ухаживать за своими дамами, не будь мужланом.

— Да я и не… опять ты меня поддеваешь. Ну тебя. — Бон Хва берет конверт в руки и решительно отрывает краешек. Заглядывает внутрь. Поднимает бровь.

— Это неожиданно. — замечает Старший: — деньги в конверте. Наличные. И… крупные купюры. У вас так принято? Чтобы конверт с купюрами под дверь подкладывать?

— Нет. В первый раз такое вижу. – Бон Хва вынимает из конверта пачку купюр осеннего цвета, цвета пожухлой листы. С каждой купюры на него строго глядит лицо Син Саимдан, или как ее звали в эпоху Чосон — «Мудрая Мать и Хорошая Жена». Если каждая купюра достоинством в пятьдесят тысяч вон, то в конверте… пять миллионов?

— Кто может маме такие деньги присылать? — задается вопросом Бон Хва, перебирая купюры. Из середины пачки выпадает клочок бумажки, размером не больше визитки. Он подбирает бумажку и разворачивает ее. На клочке бумажки знакомым размашистым подчерком написано «Мама! Со мной все в порядке, не беспокойся! Купи Бон Хва его дурацкий компьютер и замени наконец старую стиралку. Чжи Мин». У него слабеют руки и он — выпускает конверт из рук, желтые купюры цвета пожухлой листвы — разлетаются по комнате, словно настоящие листья.

— Эй! Что за… — раздается сонный голос Чон Джа, которая садится на футоне, прикрывая грудь одеялом и стряхивая с волос желтую бумажку: — ты чего с утра деньгами разбрасываешься? Хотя… — она вертит в руках купюру: — настоящая? Вроде настоящая. А чего это ты у нас такой богатый стал? Ай, не буду вопросы задавать, ну решил парень с утра меня в деньгах искупать, буду наслаждаться… — она откидывает одеяло в сторону: — давай еще! Черт с ним, с моей девственностью… отдам ее тебе на растерзание. За такие деньги-то…

— Чон Джа! Это от Чжи Мина! Мой брат жив! И… пишет, что с ним все в порядке. Но тут ни адреса, ни номера телефона! А на свой телефон он не отвечает… — бормочет Бон Хва, вглядываясь в клочок бумажки с подписью его брата. Как будто ему по голове кувалдой ударили, вот как он себя чувствовал! Будто бы он снова стал маленьким и снова может ни за что не отвечать… как было до того, как мама попала в больницу, а брат пропал без вести. Будто бы мир вокруг изменился, стал приветливым и светлым. Солнечные лучи, которые проникали через щелочку в шторах и играли на взъерошенных волосах Чон Джа, на ее лице, заставив ее зажмуриться и чихнуть, — все казалось таким дружелюбным и теплым…

— У меня такой брат! Он… я вас познакомлю! Он такой классный! И умный. И шутить умеет… правда на коляске, но все равно он лучший.

— Да? Ну… я рада что твой брат нашелся. Нет, стой. Не нашелся? Просто записка. А ну… дай сюда. — она встает и протягивает к нему руку и на секунду он зажмуривается от такой картины — падающие из окна солнечные лучи, словно косые колонны, висящие в воздухе пылинки и шагнувшая к нему богиня, босая и нагая во всем своем великолепии… он сглотнул и отвел взгляд.

— Вот. — отдал он ей бумажку. Она, нимало не смущаясь, взяла ее в руку и внимательно изучила. Нахмурилась.

— Скажи-ка мне малыш… а у твоего брата в последнее время не было случайно… больших денежных сумм на руках? Он не покупал чего-нибудь… дорогого и ненужного? Ну типа хорошего смартфона или там ювелирных украшений? — задумчиво спрашивает у него Старший.

— Да нет. Вроде нет. — Бон Хва пытается вспомнить что именно покупал Чжи Мин. Не может вспомнить.

— Может быть он начал вести себя необычно? Принимал сильнодействующие препараты?

— Нет! Я… не помню. Почему ты задаешь такие вопросы?

— Почему… — Старший вздыхает: — ты вон на Чон Джа взгляни. Она сразу все поняла.

— Что? — он переводит взгляд на Чон Джа, которая замоталась в простыню, перестав дразнить его видом своего обнаженного тела. Он вдруг понял, что если бы она посчитала что дело не серьезное — нипочем она бы не замоталась в простыню. Так бы и шарилась по дому голой, дразня его и заставляя отводить взгляд, она такая. Знает, что у него есть девушка и специально вот так себя ведет! Но раз уж она прикрылась — значит хочет что-то важное сказать…