— Не отвечай вслух. Если не видишь, они там есть. Семь лет назад появился новый вид владеющих, они зовутся повелители зверей. Обучаются на факультетах Терры, одна из возможностей — умение смотреть глазами прирученного животного. Острота зрения птиц семейства соколиных в два-три раза превышает человеческую, приручить их легче других, и как ты уже наверное догадываешься, повелители зверей этим пользуются.

Я запустил руку в распущенные локоны девушки, прихватывая их на затылке у корней волос и повернул ее голову к себе, так что мы снова оказались лицом к лицу.

— То есть мы сейчас у наблюдателей как на ладони?

Я все же задал вопрос, хотя хотелось мне совершенно иного.

— Именно.

— У чьих наблюдателей?

— С моей стороны активен должен быть один.

— Но птиц мы наблюдаем больше.

Белоглазова вдруг резко отстранилась, отодвинулась. Села напротив, скрестив ноги по-турецки, закусила губу. Глаза все так же блестят, щеки зарумянились. Я приподнялся на локте, глядя на девушку, все так же с большим трудом удерживая себя от дальнейших действий.

Состояние меня накрыло сейчас, которое называют пьян без вина. Его четко выразил Маугли в мультфильме, сказав Каа: «Я хочу бежать далеко-далеко, а потом тут же спрятаться где-нибудь, я хочу плакать и смеяться одновременно, послушай, как стучится моё сердце!»

Мне, правда, бежать и искать никого не надо, вот совсем рядом девушка удивительной красоты. Сейчас, когда вся строгость из ее облика ушла, она стала невероятно привлекательна. Я уже титаническим усилием сдерживался, чтобы не стянуть с себя гимнастерку — предложив послушать как стучит мое сердце, или чтобы не прянуть вперед, впиться наконец в такие манящие влажные губы жадным поцелуем.

— Вот именно. И не только сегодня.

— Что? — смысл слов боярыни от меня уже понемногу ускользал.

— Птицы над нами парят. Их над нами больше одной, и не только сегодня.

Ах да, птицы. Не только сегодня их над нами больше одной. А значит, там не только ее наблюдатели; интересно, какой формы у нее грудь — ткань настолько плотная, что тесно ее прижимает, скрывая очертания. Если протянуть руку и расстегнуть последние две пуговки, то ворот станет достаточно широк, чтобы…

Я действительно протянул руку, но — усилием, словно поднимающий вес на золотую медаль штангист, провел ее мимо пуговичек воротника и поправил рассыпавшиеся локоны, сделав красиво. Еще одним серьезным усилием отвел взгляд от девичьей груди, потом — зацепившись за влажные губы, еще одним усилием посмотрел дальше в небо. Да. Птицы, парят над нами. Так, руку опустить, на место вернуть. Взгляд не опускать, а то ведь второй раз просто не удержусь.

Зачем я вообще вина выпил, чем думал? Впрочем, чем думал — понятно. Организм на уровне инстинктов рассчитывал на возможность совершить процесс продолжения рода, так что там скорее всего головной мозг не при делах. Но я же знал, что здесь — под взорами пусть не лезущих на глаза свиты и наблюдателей это невозможно. Знал, так зачем? Вызова захотелось, себя испытать?

Сознание мое вдруг словно разделилось — одна часть так и была затоплена накатывающим все более сильными волнами влечением, вторая сохраняла полную ясность мышления. Не соприкасаясь, они тем не менее являли собой единое целое — поэтому я все еще и оставался на месте. Разделение разума, кстати, называется эта способность — после того, как я услышал это название от Белоглазовой, я про нее в методичке подробно читал.

Неожиданно стало удивительно легко, потому что я реально задвинул влечение на дальний план. То есть у меня все бурлило и по-прежнему хотелось прыгнуть на девушку, подминая ее под себя и срывая одежду, но это происходило где-то на периферии, как будто за стеклянной стеной.

— То есть за нами следят давно? — посмотрел я в такие глубокие сейчас голубые глаза.

— Да.

— Это так важно?

— Очень важно.

— Чем?

— Дьявол кроется в деталях. Сам не догадался еще?

— Нет.

— Скажи, сколько тебе лет?

Тему Белоглазова сменила резко, молодец — застала врасплох.

— Я не знаю.

Не соврал, как обычно. Сколько там моих старых, плюс еще новые местные — просто не успел посчитать, не думал об этом. Но боярыня молодец, как красиво подловила — задай вопрос чуть по-другому, я бы проговорился. Лишние вопросы не нужны, так что не давая Белоглазовой спросить что-либо снова, я пустился в объяснения.

— Пламя изменило меня более чем серьезно. И знаешь, есть стойкое ощущение, что мне много-много лет. Я реально как в той самой поговорке: молод телом, но стар душой. При этом иногда у меня проскальзывает невероятное ребячество, когда я совершаю поступки свойственные подростку.

— Как тебя зовут по-настоящему?

— Я этого не помню. У тебя есть теория, что со мной случилось?

— Что?

Оу-оу, а она ведь только что едва не шагнула за черту, как и я совсем недавно — протянула руку к тем самым пуговкам, расстегнув одну, но опомнилась, отдернула видимым усилием.

— Теория. Что со мной случилось, как ты думаешь?

— Тебе выжгло душу, наполнив ее эхом взрослого сознания Вартенберга. Почему ты меня не целуешь?

— А должен?

— Да!

— Это часть твоего плана?