— А-а-а, — кивнул я. — От оно что. И что она делает? Эта вещь? Придаёт сил?

— Не совсем. Она даёт бесстрашие и усиливает воинские навыки, во много раз.

— Воинские навыки? — Вздохнул я. — Если б они ещё были…

— Ну ты хоть раз руку в кулак сжимал? Бил по груше? — спросил Филипп Петрович.

— Ну так, было дело…

В первом классе у нас в школе работала секция карате, бесплатная для детей из неполных семей, по справке. Мы учили ката и занимались физической подготовкой; до спаррингов только-только дошли к весне, а там льготу отменили.

Какое-то время я ещё пытался заниматься самостоятельно по картинкам в самоучителе, но со временем бросил это занятие, как совершенно бесперспективное. А через пару лет и секция закрылась — преподаватель встрял в какую-то неприятную историю и попал на зону.

— Вот их хорошо, — кивнул Филипп Петрович. — Этого хватит.

— Ладно… — сказал я.

— Главное ни в коем случае не снимай его, хотя бы пару недель. Это ясно?

— А в душе? — уточнил я.

— Особенно в душе или в раздевалке. Ни в коем случае. Понимаешь, браслет обладает некоторым сдерживающим действием. Эти зверьки в человеческом обличье, которые пристали к тебе, чуют такие вещи, рептильным мозгом, и стараются не связываться. Но если уж их желание крови пересиливает страх — ни в коем случае нельзя оставаться без защиты. А то может плохо закончится.

— Ясно, — кивнул я. — Не буду снимать. Несколько недель вы сказали, да?

— По крайней мере, — кивнул Филипп Петрович.

— А потом как мне вас найти, чтобы вернуть его?

Филипп Петрович растерянно моргнул. Потом рассмеялся.

— Во-первых — искать меня не придётся, всё это время я буду рядом. Пожалуй, я задержусь в вашем городке на некоторое время. А во-вторых — настоящие вещи не одалживают. Так что теперь он твой, насовсем.

Я набрал воздуха в грудь, чтобы что-то сказать. Но все слова в голове вдруг разбежались, как испуганные тараканы. Это было слишком необычно. Кто-то подарил мне по-настоящему дорогую и ценную вещь. Не продал — а именно подарил. От самого осознания этого перехватило дыхание а в горле появился колючий ком.

— Ну ты чего? — озадаченно спросил Филипп Петрович. — Эй? Всё в порядке!

— С… спасибо! — всё-таки удалось выдохнуть мне.

— Пожалуйста! Носи на здоровье. Завтра ближе к вечеру заглянешь ко мне? Расскажешь, как всё прошло?

— Да! — охотно согласился я и утвердительно кивнул. — Да, конечно!

— Вот и славно! — улыбнулся Филипп Петрович, — а теперь быстренько домой! Времени совсем не осталось…

Я бегом добежал до своего дома. Еле дождался лифта, размышляя, не рвануть ли по лестнице пешком. Но, к счастью, он вскоре открыл свои скрипучие дверцы и, мерно поскрипывая, повёз меня на девятый этаж.

Дома я успел снять верхнюю одежду, поставить кроссовки на полку для обуви и навести на рабочем столе «учебный беспорядок», включив лампу и раскрыв учебник по алгебре на странице домашнего задания.

Услышав, как проворачивается ключ в замке, я вышел в коридор.

Мама несла пакет с покупками. Я подхватил его и понёс на кухню.

— Почему не в шлёпанцах? — бросила она мне вслед.

— Сейчас надену, — ответил я.

— Уже не лето! По полу сквозняки ходят, ты что, хочешь простыть и пропустить занятия? Как догонять потом будешь? Денег на репетиторов у нас нет!

Почему-то она очень любила про это напоминать, будто я когда-то нуждался в услугах этих самых репетиторов. Впрочем, я не обращал на эти ритуальные реплики никакого внимания.

— Сейчас надену! — сказал я, доставая с полки пластиковые шлёпанцы.

— Так лучше… — кивнула мама. — Я пельмени купила, твои любимые. Сейчас сварю!

— Здорово! — ответил я, чмокнул её в щёку.

Честно говоря, пельмени, которые она покупала, я ненавидел. В них не было даже запаха мяса. Но как-то однажды нам случайно попалась на распродаже более дорогой вид, которые мне действительно понравились, и я имел неосторожность сказать об этом маме. После этого она решила, что мне нравятся вообще любые пельмени и начала их часто покупать. Я же предпочитал делать вид, что это вкусно, лишь бы не нарваться на её расстроенные вздохи а то и слёзы.

— Что это у тебя? — мама указала на мою руку с браслетом.

— Да так, безделушка, — ответил я.

— Потратил деньги на завтраки? — спросила она. — Гера, я говорила, это недопустимо! Не надо экономить там, где это неуместно!

— Да нет, мам, друг подарил!

— Знаю я этого друга… а ну-ка покажи? — попросила она.

Я поднял руку.

Некоторое время мама внимательно разглядывала узор на замке, потом попыталась расстегнуть его. Я отдёрнул кисть.

— Это дорогая вещь, — сказала мама. — Гера, где ты его взял?

— Мне его подарили! — упрямо повторил я.

Мама рассерженно фыркнула.

— Если на тебя заведут дело в детской комнате — я не буду улаживать твои неприятности, — бросила она. Разбирайся сам!

Я промолчал, вернувшись в свою комнату.

Конечно, все эти угрозы про «разбирайся сам» давно были пустыми. Мама не то, что в дневник мне не заглядывала — она даже на родительские собрания не ходила. Ей всегда было некогда, а я уже был «слишком взрослым».

И, кажется, я действительно начинал понимать, что это такое на самом деле — быть взрослым и отвечать за себя сам.