— Ну да.

— И мсье Форсайт за целую неделю так и не заметил, что у него пропал пистолет?

— Не знаю, — признался я. — Надо спросить у его жены.

— Ясно. Мадам Нортон следует за мсье Форсайтом до отеля. А что потом?

— Потом появляется Сабина фон Штубен. Нортон понимает, что немку нельзя оставлять в живых, поскольку она видела ее в номере, вот она и убивает ее.

— А потом они с мсье Форсайтом сидят два часа в номере, прежде чем она решает укокошить и его.

— Возможно, Форсайт пытался ее отговорить.

— Понятно. — Ледок вскинул брови. — Думаете, ваша теория звучит убедительно?

— Не очень.

Он засмеялся.

— Я тоже так думаю, mon ami. Почему вы пытаетесь убедить себя в виновности Сибил Нортон?

— Ничего я не пытаюсь. Наоборот, стараюсь исключить ее из круга подозреваемых.

— Похоже, у вас пока не очень получается.

— Верно.

Он улыбнулся.

— Пойдемте поищем, где поужинать.

Ледок взял у официанта счет, а я заплатил за выпивку.

Поужинали мы на другом берегу реки, недалеко от Оперы. Ресторан был красивый и элегантный: полированное дерево, изящная драпировка, белые льняные скатерти, свечи. Я заказал блюдо под названием carr'e d’agneau `a la Bordelaise, [32] а на самом деле — обыкновенные ребрышки ягненка, fenouil cru el salade, сырой сладкий укроп под анчоусовым соусом.

Ледок заказал себе c^otes de veau en casserole `a la Dreux. [33]

— Берете большую телячью котлету, — объяснил он, когда ушел официант. — Нашпиговываете ее маринованным языком и трюфелями. Затем слегка обжариваете с обеих сторон на сливочном масле, пока она не прожарится. Потом укладываете на тарелку вместе с garniture financi`ere. [34] Он делается из куриных кнелей, петушиных гребешков и грибов, все аккуратно перемешивается с sause financi`ere. [35] Разумеется, соус готовится заранее — из нарезанной ветчины, грибов, трюфелей и мадеры.

— Петушиные гребешки, — заметил я.

— Да. Найти их все труднее и труднее.

— В самом деле?

— Теперь зачастую цыплят забивают раньше, чем у них отрастают гребешки.

— Надо же.

Ледок взглянул на меня и улыбнулся.

Еда была вкусной, вино — тоже достойно всяческих похвал. Это было «шато-марго» 1920 года разлива. Молодое, как заметил Ледок, но многообещающее.

Человек, следивший за нами, сидел в дальнем углу напротив. Не знаю, что он там себе заказал, но ему, судя по выражению его лица, нравилось. Пил он пиво, и тоже как будто с удовольствием.

Во время ужина говорил практически только Ледок. Я узнал, как готовить лягушачьи лапки `a la meuni`ere, [36] свиную вырезку с фисташками, индюшачьи потроха `a la bourguignonne [37] и cr^epes suzettes. [38] Мне бы все это, конечно, очень пригодилось, вздумай я сменить профессию.

Мы не возвращались к делу до тех пор, пока нам не принесли кофе и бренди.

— Однако тут вот что пришло мне голову, — сказал Ледок. — Насчет мадам Нортон.

— Что именно?

— Если она действительно как-то связана со смертью мсье Форсайта, зачем ей было вам рассказывать, что она была в отеле, когда раздался выстрел?

— Возможно, она боялась, что Роза Форсайт что-нибудь расскажет. Например, о том, что она ей звонила и сказала, что Ричард и фон Штубен мертвы.

— Но если бы она убила мужа…

— Верно. Зачем было звонить Розе? Я не знаю. Может, из чувства вины?

— Настолько сильного, что она была готова рисковать?

— Может, она смотрела на все по-другому. Поговорила с Лаграндом. Тот обещал ей свое покровительство. И пока расследованием занимались только парижские полицейские, ей нечего было опасаться.

Ледок кивнул.

— И все-таки кое-что меня волнует. Те два часа, что прошли между смертью фон Штубен и мсье Форсайта.

— Согласен. Меня это тоже волнует.

После ужина мы пошли на запад по бульвару Капуцинов, мимо здания Оперы, освещенного, как новогодняя елка, и свернули на узенькую улицу Капуцинов.