Джино замер от глубочайшего потрясения.

Он лучший в мире эксперт по определению лжи других людей, не смог распознать ложь самому себе…

ложь самому себе…

— Сын, ты хочешь жить? Так сделай это. Не надо жалеть меня. Я заслужил это. Я издевался над тобой. Я испоганил твою жизнь. Просто сделай это, — вывел из шока Гилберт, потряхивая цепями. — Только пробудив родословную, ты сможешь защитить себя. Найты мстительны, нападения с их стороны не прекратятся.

Пробуждение родословной это последний шаг для того, чтобы использовать технику Черного вихря в полную силу. Все движения техники уже заложены в твоей памяти. Остался только получить подходящую эфирную энергию.

Джино медленно встал. Криво усмехнулся. От осознания всего этого и того, что предстоит сделать, его трясло.

За шестнадцать лет жизни в Луноцвете Гилберт умудрился стать самым близким и одновременно ненавистным человеком для Джино.

— Отец, ты прав. Я хочу жить. И чтобы выжить мне нужна сила, — медленно произнес он.

Это был тяжелый выбор, но он его сделал.

Он отвел руку в сторону.

Замах.

Удар!

Щеку обожгло болью, а тело от полученной атака отшатнуло в бок. Джино со всей дури хлестнул себя по лицу еще раз.

— Такой сын как я, заслуживает хороший порки. Извини, отец. Я не буду пробуждать родословную.

Отхлестав себя по щекам, он выдохнул. Ему вдруг полегчало от сделанного выбора. От того, что не придется убивать отца. От того, что он наконец принял Виктуса и осознал ложь самому себе. А его нынешнее положение в темнице… Не беда.

Найдется другой способ сбежать из нее. Душа аж возрадовалась. Стала воздушной.

Джино уставился на Гилберта пустыми глазницами, улыбнулся. Весело махнул рукой, дескать все будет хорошо.

— Не переживай, отец. Мы найдем другой способ.

Они стояли в сырой темнице и тепло улыбались друг другу.

Как вдруг в груди Джино начал распространяться жар. Сердце вздрогнуло.

Она опять активируется? Нет, только не это. Пожалуйста… Джино в панике попытался отшатнуться подальше от Гилберта, но было уже поздно.

Рука, которой он хотел обнять отца, внезапно наполнилась эфиром. Концентрация энергии была настолько большой, что в воздухе послышался треск как от электрических искр. Ее напряжение чувствовалось даже на кончике языка.

Браслеты из империала блокировали волю узника, но не волю снаружи — из рунной печати.

— Сопляк, три месяца истекли, а ты до сих пор не достиг облачной ступени! Придется мне забрать самого дорогого для тебя человека, — губы Джино криво усмехнулись, против его воли. — Милосердная Селун, прими мое подношение.

Джино с ужасом слушал, что говорит его рот. С ужасом ощущал, что делает его рука. Он был абсолютно беспомощен против рун на груди.

Заряженная энергией рука медленно прикоснулась к Гилберту…

Джино не хотел смотреть, что происходило дальше. Проклятье. Почему отец так спокойно стоит и улыбается?

В ушах звучал этот отвратительный электрический треск.

Через несколько секунд все закончилось. Джино держал фрагмент позвоночника в руке… Гилберт валялся на полу. В воздухе по прежнему звучал этот отвратительный электрический треск.

— А-а-а! Будь проклята эта печать! — прокричал Джино, когда печать раба отпустила его. Он упал на колени.

— Не говори так, сынок. Печать спасла твою жизнь, не стоит ее проклинать, — успокаивающе сказал отец. Его голос звучал слабее чем раньше.

— Но, но… Она же убила тебя, отец!

— Такова моя судьба, пришло мое время. Я ни в чем не виню тебя, Джино, и ни о чем не жалею. Видя твой рост, я со спокойной душой встречусь с твоей матерью.

Джино хотел не согласиться. Хотел как обычно начать спорить с отцом, доказать ему свою правоту. Но с каждой секундой голос Гилберта становился все слабее. Времени оставалось все меньше.

— Отец, я должен тебе кое в чем признаться… — Джино замер в нерешительности, думая над тем говорить или нет дальше. Но так как времени оставалось все меньше, он в конце концов выпалил. — Я не твой сын. Твой настоящий сын погиб во время родов. Моя душа пришла из другого мира и вселилась в его тело, когда городской лорд использовал рунную печать. Прости, что обманывал тебя.

Джино стоял в ожидании разочарования на лице Гилберта.

— Тебе не за что просить у меня прощения, Джино. Я знал об этом. Я догадался об этом, когда ты спросил про другие миры и перерождение душ. И все-равно… ты — мой сын…

Голос Гилберта затих.

— Отец! Отец! — звал Джино, но в ответ лишь раздавалось молчание.

Он хотел заплакать, но не мог. Травмы в глазах оказались слишком сильными, слезные железы были повреждены.

Не в силах даже рыдать, его тело безмолвно сотрясалось на холодном каменном полу.