А потом броневик подбросило, словно от пинка великана! И кажется, мы совершили в воздухе полный оборот! А потом грохнулись боком об асфальт.

Я не сразу пришел в себя.

Снаружи орали, громыхали, открывали двери, ругались, потом упавший на бок броневик содрогнулся, словно на него прыгнул кто-то невероятно тяжелый и там заорали все разом!

Хруст, крики, хриплые задыхающиеся вопли, свист лезвий и все почти сразу стихло.

Сквозь окошки в створках саркофага я не видел почти ничего. Но я разглядел, как кто-то приблизился снаружи и заглянул в окошко, взглянул прямо на меня. Я отпрянул, но куда мне здесь было деваться?

Тот, снаружи, загремел задвижкам и распахнул створки саркофага впустив внутрь поток насыщенного ци воздуха. Какое облегчение!

А этот, снаружи, был здоровее меня, шире в плечах, в плаще с капюшоном, но в тени капюшона, я различил лазоревую ткань шелка, иссеченную абстрактными узорами сплошной безглазой маски актера кантонской оперы.

Он схватил меня за вывихнутую руку, в другой у него был этот странный инструмент из двух пересеченных полумесяцев на рукоятке, я вспомнил, что это называлось почему-то кастетом, хотя привычные мне кастеты из колец со свинцом не напоминало совсем.

Взмахами этого лезвия он перерезал капроновые ленты удерживающие меня в саркофаге, и я просто вывалился на него. Он вытащил меня из броневика наружу под темное небо. Уже зажглись уличные ночные огни.

Там он прижал меня к крыше опрокинутого броневика, приставил лезвие к горлу и задал мне самый безумный вопрос из всех какой сейчас только можно было придумать:

— Как звали твою собаку?

— Какую еще собаку? — офигел я.

Я действительно, ничего не понял, у меня в жизни не было собаки.

— Твою собаку! — прошипел он. — Как ее звали?

— У меня не было собаки, — только и мог ответить я.

— Девичья фамилия твоей матери?

Чего? А это ему зачем?

— Я не знаю, — пробормотал я, истинную правду. Я действительно не знаю. Я даже не задумывался об этом, так уж вышло, что я не встречал лично никаких родственников со стороны матери, и не знал их фамилии. Мне тогда пофиг было, я же школьник был еще.

— Имя твоего деда? — прорычал он сверкнув лезвием кастета.

По инерции подумалось, что и имя деда я и не знал никогда. «Дед» и все.

— Я не знаю! — проорал я. — Кто ты такой, твою мать?

Я вцепился ему в лицо, в маску, левой рукой, он отскочил с треском, оставив у меня в руке кусок вырванной ткани.

На лице его, под капюшоном, осталась маска с тем же узором, но уже другого цвета, пурпурного. Ну, да, точно, многослойная маска кантонской оперы, сменяющие друг друга слои ткани выражающие эмоции от любви до гнева и никогда сквозь них не добраться до настоящего лица, что скрыто под ними…

— Кто-ты такой? — повторил я. — Что тебе надо?

Он покачал безликой головой под капюшоном:

— Мне больше ничего от тебя нужно, — отозвался он.

— Это ты, Потрошитель? — выкрикнул я.

Он молча стоял, угрожающая злая тень.

— Чжан? — внезапно, по наитию произнес я. — Это ты, Чжан?

Я почувствовал, что он смотрит на меня.

— Чжан мертв, — отозвался он вдруг. — Уже давно. Смирись.

— Что? — не веря отозвался я.

В ответ он молча вынул из-за спины второй кастет и я заткнулся.

Молча разглядывая меня сквозь шелк маски, он крутанул серпы-кастеты на пальцах и развернулся к бегущим к нам людям от ближайшего поста на кордоне. Я видел их уже некоторое время, но не замечал. А он заметил их даже за спиной

— Лидер-Три? — выкрикнул один из приближающихся к нам.

— Нет, — отозвался Потрошитель. Это точно был он, Потрошитель, потому, что он буквально выпотрошил в следующие две минуты их всех.

Они пытались применить против него огнеметы, но им это не помогло. Кувыркаясь в воздухе, он ушел от струи жаркого пламени, заставившего даже меня отступить.

Ударом снизу он подбросил огнеметчика в воздух, а вторым ударом кастета наискосок разорвал его надвое, несмотря на бронежилет, скафандр и бак с огнесмесью, бедолага просто взорвался в воздухе, разлетевшись на два куска, меня забрызгало горячим, я отошёл и укрылся за саркофагом.

Еще одного он убил ударом ноги с разворота, воздух взвыл, когда он крутанулся на скорости, значительно превышающей дозволенную вязкостью ци, ступня его оставила в наполненной ци среде огненный след, и голова в шлеме в которую он попал, просто разлетелась черными брызгами. Обезглавленный труп упал на асфальт. И еще уцелевшие бросив второй огнемет обратились в бегство.