— И на этом ограничим количество пассажиров по причине малого ресурса авиационного мотора. Ведь не только у вас появилось такое желание, но и у господ офицеров тоже. Его высокопревосходительство тоже принял непосредственное участие в нашем общегосударственном деле, обеспечил пилота в моём лице необходимым обмундированием. Смею уверить, обо всём этом будет обязательно доложено Его Императорскому Величеству после посадки в столице, — остановил уже приготовившегося было огласить весь список Якшинского. Сбил его с настроя своими заумными фразами. И следом ещё и охолонил. — Иначе придётся вам покупать новый двигатель вместо отказавшего старого.

Открывшийся было для возражения рот городского головы тут же волшебным образом захлопнулся. Тратить деньги на кого-то кроме себя купец не хотел и тут же со мной согласился!

— Ваше высокопревосходительство, хорошо было бы, если бы и вы точно такое же количество желающих подняться в небо приготовили, — обратился к генералу, и окружающие его офицеры тут же отмякли, расслабились и довольно между собой переглянулись…

Первому право подняться в воздух на самолёте от горожан предоставили, кто бы сомневался, городскому голове Якшинскому Ивану Васильевичу. Важный чиновник с гордым видом осторожно опустился на пассажирское кресло, да не сам, а с моей непосредственной помощью — пришлось его под локоток придерживать, очень уж он был грузен. Сопровождающих градоначальника прихлебателей и помощников к самолёту не подпустили окружившие его плотным кольцом полиция и армейцы.

Голова замер, опасаясь вздохнуть и лишний раз шевельнуться, чтобы не разломать эту хрупкую, как ему показалось, конструкцию. Опасливо прислушался к отчётливо проскрипевшим жалобно рессорам, покосился на меня испуганно. Кивнул ему, махнул тихонько ладошкой, мол, ничего страшного, пустяки. Иван Васильевич вроде бы и подуспокоился, но лишний раз шевелиться всё-таки не осмелился. Ну а я не стал его в этом разубеждать, мне же проще будет. Смотрю — побледнел, на лбу капли пота выступили. Опасается, значит.

И взгляд такой… Вроде бы и хорохорится, и отступать не собирается, а в глубине потемневших глаз страх проглядывает. Но это сейчас, когда никто кроме меня его не видит.

Ремни застегнул, дверку захлопнул, сам в кабину уселся. Паньшину и говорить ничего не пришлось, он уже у винта стоит, через стекло смотрит на меня внимательно, чтобы команду на запуск не пропустить. С каждым разом этот процесс у него всё лучше и лучше получается, полностью отрабатывает свой хлеб. И мне помогает, и перед Валевачевым с градоначальником себя с лучшей стороны показывает — вот он какой незаменимый! И правильно делает, мало ли где оно может пригодиться? Впрочем, ушлого адвоката ничему учить не нужно, он и сам кого хочешь научит.

Ну а я посмотрел на своего изрядно побледневшего пассажира, улыбнулся ему, постарался приободрить. А то ещё окочурится от страха в полёте, греха потом не оберёшься. На всей моей дальнейшей работе можно ставить крест.

— Ничего страшного, мы спокойно взлетим, пролетим над городом и так же спокойно сядем, — стараюсь отвлечь градоначальника от тревожных мыслей. — Между прочим, генералу Валевачеву очень понравилось на самолёте летать!

— Да я и не опасаюсь, мы, купцы, тоже ничем не хуже военных. Как-нибудь на досуге я вам обязательно расскажу, в каких переделках мне доводилось по молодости бывать. Так вы просто ахнете, — тут же приободрился мой пассажир. И доверительным тоном тихо проговорил, поделился вроде бы как сокровенным — Это я за завтраком что-то не то съел.

— Жду не дождусь вашего замечательно рассказа, — обрадовался и слегка наклонился в его сторону. — Тогда запускаемся и полетели?

— Конечно, — воскликнул Иван Васильевич и крепко ухватился руками за сиденье.

— Поехали! — улыбнулся и дал отмашку Паньшину.

Якшинский только один раз отцепился рукой от сидушки, да и то лишь для того, чтобы быстро-быстро перекреститься при взлёте. Всё время сидел прямо, вжавшись спиной в пассажирское кресло, и вдобавок смотрел не куда-то в сторону, а только прямо перед собой. Немного оттаял, когда ровно и спокойно пошли в горизонте. Даже осторожно головой покрутил, обрадовался, что ничего страшного с ним не произошло.

Повезло, болтанки не было. Собрался с духом Иван Васильевич и очень осторожно повернул голову направо, заглянул вниз, в окошко. Охнул, отшатнулся, посмотрел на меня. А я что? Я ничего. Сижу прямо, смотрю вперёд и самолёт пилотирую. И делаю вид, что ничего на свете кроме этого действа меня не интересует. А сам про себя хмыкаю. Смеяться и не думаю, ещё чего не хватало. Просто человек первый раз в жизни в небо поднялся. Можно сказать, к богу приблизился, к небесным чертогам. Но богохульствовать не стану, нехорошо над градоначальником так шутить и вообще нехорошо.

Приободрился градоначальник, но в боковое окошко больше не смотрел. Так и просидел столбиком на сиденье до самой посадки. Лишь перед приземлением ещё раз мелко-мелко закрестился, да снова за сидушку ухватился. И не отцеплялся до полной остановки мотора.

Отстегнулся, дверку открыл и на землю спрыгнул. Народ в штатском со всех сторон самолёт обступил, и куда только оцепление смотрит? Всё забыли, о чём инструктировал!

Зато не пришлось помогать градоначальнику вылезать из кабины, помощников набежало столько, что первого в городе воздухоплавателя самым буквальным образом на руках из самолёта вынесли. Ох и возгордился же голова…