Последователь Лебеды и бровью не повел на такой аккомпанемент, а парень в плаще и вовсе стал нем, как рыба, после подношения.

– Комната 243, Дора Милисентис, – проговорил балахон, – Напоминаю, что посетителям запрещено оставлять у «постояльцев» острые предметы, веревки, шнурки и все, что может им навредить, даже потенциально.

– Я все это прекрасно знаю, и в сотый раз слушать одно и тоже не намерен.

– Молодой человек, современные люди слушают, но не слышат, поэтому я повторю еще хоть двести раз, чем потеряю одного из…«пациентов». – с холодцой пробормотал балахон.

– Тс, хорошо, мастер, я вас понял, – сдался парень, – Ничего такого не будет.

Балахон молча достал связку ключей, будто отсчитал нужный, вогнал его в дверь, и пропустил парня внутрь.

В полумраке небольшой комнаты стояла кровать, а все стены, потолок и внутренняя часть двери были оббиты каким-то сероватым материалом.

Узкое окошко напротив двери давало немного света. Достаточно, чтобы увидеть на краю кровати сгорбленное тело женщины, чьи седые волосы были растрепаны, и безжизненными плетями ниспадали на худые плечи.

Парень не спешил подходить ближе, стоял, будто не решаясь сделать первый шаг. Невольный наблюдатель увидел бы побелевшие костяшки пальцев, что сжимали с нечеловеческой силой сверток.

– Мама, я принес тебе твои любимые сладости, – тихо произнес парень, – Знаю, что ты не просила, но мне захотелось тебя навестить и сделать приятно.

Женщина медленно повернула голову к нему.

– Рэй, я сижу здесь долгие годы, и ты думаешь, что сможешь порадовать какими-то сладостями, – проговорила она, – Зачем я здесь? Со мной все в порядке.

– Мама, ты же знаешь, что это не так. Если не знаешь, то точно чувствуешь. Неужели ты не помнишь свои припадки, когда кто-то говорил слово го…, – вдруг запнулся Рэй.

– Сын, ты держишь меня здесь, не даешь вернутся в наши владения, и навести порядок, – сурового проговорила Дора, – Или ты думаешь, наши люди там сами со всем справятся?

– Мама, там ни осталось уже ни души, деревни брошены, наша усадьба разрушена, а в древних пещерах свили гнездо твари, – печально произнес Рэй.

– Нет, откуда тебе знать, ты же все время служишь этой своей богине, и убиваешь го…, – запнулась женщина, внезапно схватившись за голову.

Рэй подбежал к матери, упал на колени и заглянул ей в глаза. А там плескалось безумие, что сейчас мирно дремало, но грозило в любую минуту вырваться наружу.

– Да, мама я служу богине, избавляю мир от разного зла, людей и тварей, полуразумных и дикарей, – прошептал Рэй, – И я продолжу этим заниматься ради того, чтобы отомстить за тебя, и спасти десятки, сотни и тысячи женщин по всему Аквартису.

– Какое безумие… что ты можешь сделать? Такова жизнь, кто-то ест, а другие становятся кормом, – продолжила Дора, – Зря ты не дал мне тогда умереть. Я бы осталась там…

– Нет, что ты несешь?, – взорвался Рэй, – Я ни за что не отпущу тебя, буду защищать и разить своим мечом столько гоблинов, сколько потребуется!

Лицо женщины резко побледнело, глаза расширились настолько, что могли выпасть из орбит. а пальцы впились в волосы.

– Гоблины-ы-ы-ы-ы-ы, они уже здесь!, – прокричала Дора.

Женщина все меньше выглядела здоровой. Вдруг она резко встала, и уставилась на Рэя.

– Проклятое отродье, я тебя ненавижу и хотела избавиться всю свою жизнь, – прокричала с пеной у рта женщина, – Почему ты все еще не сдох? Почему боги не сделали меня такой счастливой?

Рэй отшатнулся от таких слов, будто получил огромным молотом по голове. На его лице застыло выражение неверия, обиды и гробовой печали. Сверток выпал из рук, а женщина не унималась.

– Я специально отдала тебя Дэе, чтобы она сделала то, что не получилось у меня. Почему ты не с ней, а донимаешь меня?, – прокричала в сердцах Дора, – Зачем ты приходишь ко мне, отродье?

Парень все еще неверяще смотрел на мать, но вскоре взял себя в руки.

– Мама, ты не в себе и не понимаешь, что несешь, – прошептал Рэй, – Я навещу тебя позже.

Последние слова он проговорил уже на ходу, и быстро двинулся к двери. А в спину ему неслись проклятья, и упреки, от которых менее стойкий человек бы уже впал в глубокую депрессию.

Настойчивый стук в дверь, и она беззвучно открывается.

А затем коридор, вопли других сумасшедших, и свет Солнца на загорелом лице.

– Да уж, не ожидал, что будет так тяжело…, – тихо проговорил сам себе Рэй, – Нужно возвращаться домой.

Парень вновь накинул на голову капюшон, и быстро шмыгнул в одну из узких улочек.