Низкорослые итальянцы церемонно, по-иностранному, поклонились, развернулись и покинули палатку.

Мак расхохотался.

– Это же замечательно! – воскликнул он. – Просто чудесно! Так гораздо лучше! Я-то боялся, что они разбегутся втихомолку, тайно, а они желают голосовать. Это значит, что они еще вместе и действуют сообща. Нет, это действительно превосходно! Можно и прекратить забастовку, лишь бы это было с общего согласия.

– Но разве ты не хочешь убедить их драться? – спросил Джим.

– О, конечно хочу! Надо предусмотреть и такую возможность. Но если драться и откажутся, то все-таки они не сбежали трусливо, как побитые псы. И это, знаешь ли, больше похоже на планомерное отступление, а не на бегство сломя голову от погони.

– А собрание-то как мы будем проводить? – нетерпеливо спросил Лондон.

– Так. Давай посмотрим. Хотя почти уже стемнело. Ты выступишь первым, Лондон. Объяснишь им, почему надо бороться, а не драпать. Мне на этот раз выступать, пожалуй, не стоит. С тех пор как утром я на них накинулся, особо теплых чувств они ко мне не питают. – Взгляд его упал на Джима. – Вот кто будет говорить, – решил он. – Тебе дается шанс. Ты сможешь им воспользоваться. Посмотрим, сумеешь ли ты переломить ситуацию и развернуть их в другую сторону. Скажи им нужные слова, Джим. Скажи. Ведь ты же ждал именно этого!

Глаза у Джима взволнованно блеснули.

– Мак! – вскричал он. – Я могу сдернуть бинты, кровь тогда так и хлынет. Это может их всколыхнуть!

Мак прищурился, обдумывая сказанное.

– Нет, – решительно сказал он. – Если ты их так всколыхнешь, им потребуется действие быстрое и сильное, а малейшее промедление – и весь пыл пропал. Нет, лучше слова для них найди, Джим. Скажи им прямо и ясно о том, как важна каждая забастовка, о том, что это маленькая битва в ходе большой войны. Ты справишься, Джим.

Джим вскочил:

– Да, ты прав, черт возьми! У меня будто почву выбили из-под ног, но теперь я справлюсь! Я смогу это сделать!

Он словно преобразился. Лицо его светилось и излучало энергию.

Они услышали чей-то быстрый торопливый бег. В палатку влетел молоденький парнишка.

– Там! В саду! – крикнул он. – Парень говорит, что он доктор! Он покалеченный лежит!

Все трое разом сорвались с места.

– Где?

– Там! На другом краю сада! Весь день там пролежал, говорит!

– Как ты нашел его? – сурово спросил Мак.

– Услышал его крики. Он велел к вам прийти и сказать.

Парнишка повернулся и нырнул в темноту.

– Лондон, возьми фонарь! – крикнул Мак. Он бежал бок о бок с Джимом. Тьма была почти полной. Впереди маячила фигура торопливо бегущего парнишки. Луговину они пересекли в одно мгновение. Парнишка добежал до первого ряда деревьев и нырнул под их своды. Они слышали его топот впереди. Вслед за ним они бросились в темную глубь сада.

Внезапно Мак резко ухватил Джима за руку:

– На землю, Джим! На землю! Живо!

В уши ударила звуковая волна, глаза ослепили две яркие вспышки. Мак растянулся на земле. Он услышал бег нескольких пар ног, повернулся к Джиму, но вспышки все еще застилали зрение и мешали видеть. Не сразу смог он разглядеть фигуру Джима. Тот стоял на коленях, свесив голову.

– На землю кидайся, Джим!

Джим не шевелился. Не вставая в полный рост, Мак пробрался к нему.

– Тебя что, задело, Джим?

Фигура накренилась и упала ничком, уткнувшись лицом в землю.

– О господи!

Мак протянул ладонь, чтобы приподнять голову Джима и, вскрикнув, отдернул руку и вытер ее о штаны. Лица у Джима не было. Мак медленно обвел глазами вокруг себя, обернулся через плечо.

Прыгающий свет фонаря осветил ноги бегущего Лондона.

– Где вы? – крикнул Лондон.

Мак не ответил. Откинувшись назад, он сел на пятки и застыл так коленопреклоненный в позе мусульманина, творящего молитву.

Наконец Лондон заметил их. Подойдя поближе, он остановился и очертил фонарем круг света, в который попали их фигуры.

– Ох, – только и вымолвил он и, опустив фонарь, вгляделся в картину. – Из автомата? – спросил он.

Мак кивнул, не отводя взгляда от своей липкой ладони.

Лондон посмотрел на Мака, и его бросило в дрожь от застывшего лица товарища. Мак с трудом поднялся, потом, наклонившись, поднял Джима и, словно мешок, взвалил на плечо его тело. Голова Джима, с которой капала кровь, свешивалась у Мака за спиной. Мак с трудом, на негнущихся ногах побрел к лагерю. Лондон шел рядом, светя ему фонарем.