От сержанта Михайлова - того, что с четырьмя другими батарейцами был откомандирован в спецкоманду, пришло письмо. Он сообщал:

"В августе мы выехали в направлении Москвы, затем эшелон наш повернул на запад. В районе Ржева заняли огневые позиции. Вскоре береговые артиллеристы встретили фашистские войска сокрушительным огнем. От огня нашей батареи много было уничтожено танков, автомашин и фашистских солдат и офицеров. Но и наших немало полегло смертью храбрых..."

Читая это письмо, мы не знали, что самого Михайлова уже нет в живых - он пал в бою. Много позже стало известно, что уцелевшие моряки-артиллеристы составили ядро отдельного дивизиона, вооруженного гвардейскими минометами-"катюшами". Этот дивизион прошел по дорогам войны долгий ратный путь от Москвы до Берлина.

Стоять до конца!

Вечером 2 сентября диктор с металлическими нотками в голосе сообщил по радио: "После ожесточенных боев наши войска эвакуировали город Таллин".

Для нас это не было новостью. Последнее время от приезжавших с материка командиров мы слышали, что обстановка под Таллином складывается плохо. Знали мы и то, что видное место в его обороне занимает береговая артиллерия. Ведь в составе сил главной базы флота имелось одиннадцать стационарных батарей - от 100-миллиметрового калибра и выше. Из них самая мощная - башенная 305-миллиметровая на острове Аэгна. Крупнее ее не было на всем эстонском участке фронта. И вся эта флотская артиллерия направляла свои стволы на сухопутные цели. Использовались там и железнодорожные береговые орудия. О том, как под Нарвой и Таллином действовало морское сооружение "барбакадзе", я уже упоминал.

До официального сообщения узнали мы и об оставлении главной базы. Героический и вместе с тем исполненный трагизма прорыв кораблей из Таллина в Кронштадт завершился 30 августа. А известия о событиях такого масштаба на флоте распространяются очень быстро.

Но все это теперь заслонили наши собственные дела. Первые две стрельбы в конце августа были для нас, говоря языком спортсменов, всего-навсего разминкой. Настоящая боевая страда началась с наступлением сентября.

Утром первого числа шестидюймовые батареи на Бьёрке и 130-миллиметровая на Тиуринсари открыли стрельбу по материку. Положение там создалось тяжелое.

Противник подошел к Койвисто. Наши после беспорядочного отхода по лесным дорогам не сумели закрепиться на оборонительных рубежах перед городом. Им угрожало окружение. Чтобы избежать этого, командование фронта решило эвакуировать морем три дивизии из Койвисто в Ленинград. Руководить операцией прибыл начальник штаба флота контр-адмирал Ю. А. Пантелеев.

Наш огонь должен был сковать и подавить артиллерию врага, мешавшую эвакуации. На материке отходившие к причалам армейские части прикрывал сводный полк морских пехотинцев, которому предстояло затем переправиться на Бьёрке.

Стрельбе, казалось, не будет конца. Над огневой позицией повисло густое облако пыли и дыма. На раскаленных орудийных стволах запекалась краска, набухая бурыми пузырями. Хвоя на ближних соснах, иссушенная жаром пороховых газов, рыжела и осыпалась. Но люди ничего этого не замечали. С размеренностью точных механизмов бойцы подхватывали снаряды по полцентнера весом, кидали на лотки, досылали в каморы, отправляли вслед за ними тяжелые, звонкие гильзы, расслаблялись на несколько секунд, пока лязгал, закрываясь, замок, вскрикивал ревун; покрываемый громом выстрела. А когда, отброшенные отдачей назад, стволы накатывались на место и замирали, когда, выброшенная из черного зева, звенела дымящаяся гильза, они уже поднимали снаряды, чтобы бросить их на лоток... И так минута за минутой, минута за минутой.

Время от времени приходилось устраивать короткие перерывы, чтобы дать остыть стволам. Краснофлотцы сворачивали цигарки и жадно затягивались махоркой "вырви глаз". Герасимов, пользуясь моментом, разъяснял:

– Эвакуация, которую мы прикрываем огнем, - большое дело, товарищи. Пройдет она успешно, и в ряды защитников Ленинграда вольется тысяч двадцать бойцов. Работа у вас нынче тяжелая, но зависит от нее многое.

– Работа - первый сорт!
– выкрикивал краснофлотец Алексеев, расслабляя натруженную спину.
– Скучать не приходится.

– Чем больше стреляешь, тем бодрее себя чувствуешь, - подхватывали другие бойцы.

Но тут звучала команда, летели окурки в кадушку с водой, и расчеты занимали свои места у орудий.

Эти сценки наблюдал я, обходя огневую позицию; - стрельба не требовала моего неотрывного присутствия на командном пункте, поэтому я периодически покидал "скворешню", оставляя там Клементьева.

Днем Женаев попросил сделать небольшой перерыв в стрельбе: от почти безостановочного огня деревянные фундаменты под орудиями просели. Чтобы придать им прежнюю устойчивость, требовалось подтянуть болты на штырях, скрепляющих верхние и нижние стальные плиты.

Работа была выполнена быстро, но старшина батареи Григорий Морев сумел по-хозяйски использовать перерыв. Прямо на боевые посты доставил он людям горячий обед.

И снова загремели орудия. До самого вечера.

В этот день наш остров стал центром Выборгского укрепленного сектора командование, штаб и политотдел перебрались из Койвисто на Бьёрке.

На следующее утро все началось сначала. Эвакуация из Койвисто продолжалась.

Чтобы лучше ориентироваться в обстановке, я перебрался на северо-восточный берег острова и расположился на одном из находившихся там наблюдательных пунктов. Вся картина эвакуации была у меня перед глазами.