Всего же за этот день береговая и корабельная артиллерия первой группы провела 131 стрельбу, выпустив 2957 снарядов от 76- до 305-миллиметрового калибра.

15 января. Боевой работы у первой артгруппы не убавилось. С утра три железнодорожные и одна береговая батареи вели огонь по плану разрушения важных оборонительных сооружений противника в полосе наступления 42-й армии. Из 251 запланированной к разрушению цели разрушено 169. Войска 42-й армии из района Пулкова начали наступление, стремясь соединиться со 2-й ударной.

Поддерживая наступление, часть артиллерии Ижорского сектора вела огонь по 13 батареям, а также узлам дорог и резервам противника. Две береговые батареи действовали на западном направлении по плану командира 71-й отдельной морской стрелковой бригады. Их ударом была рассеяна колонна фашистов в районе деревни Глобицы.

Большой урон врагу нанесла в этот день 101-я морская железнодорожная артиллерийская бригада. В полосе 42-й армии ее орудия выпустили около 7 тысяч снарядов по вражеским позициям и укреплениям.

Не сидели без дела и красногорцы. Наша флагманская била по району деревни Варвароси, где особенно упорно сопротивлялись гитлеровцы. И на этот раз мы сумели добиться точных попаданий. Армейцы с благодарностью отзывались о нашем огне. Но больше любой благодарности нас обрадовало поступившее ночью известив, что деревню взял батальон лыжников. Нам удалось облегчить ему эту задачу. Выходит, стреляли не зря.

Вечером Федор Васильевич Кирпичев, проводя политинформацию был поставлен в тупик. Хотел назвать отличившихся - и не смог. Все моряки действовали безупречно, и невозможно было выделить кого-либо из них.

16 января. Утром меня вызвал майор Коптев.

– Сегодня у вас большой работы не предвидится, - сказал он.
– Линия фронта отодвинулась. Собирайтесь-ка в район Гостилиц - мы туда отправляем группу командиров, хотим зафиксировать результаты нашего огня. Да и на батареях людям будет полезно послушать очевидцев. Это у них дух боевой поднимет. Пономарев справится без вас, если что?

– Конечно, справится. Он подготовлен к управлению огнем по любым целям.

– Тогда счастливого пути!

И вот на нескольких машинах мы приблизились к бывшему переднему краю нашей обороны - туда, где еще пару дней назад можно было пробираться только пешком, принимая все меры предосторожности. Навстречу нам двигалась группа из нескольких десятков пленных, сопровождаемых одним молодым бойцом.

Жадно вглядывался я в лица немцев, пытаясь прочесть на них отпечаток той уверенности и силы, что довела их до стен Ленинграда, до предместий Москвы, до берегов Волги и кавказских перевалов. Но ничего подобного я рассмотреть не смог. Вспомнилось, как два с половиной года назад мы на Бьёрке взяли в плен двух фашистских разведчиков. Те поначалу действительно держались надменно, свысока, будто плен их - досадное недоразумение и скоро, наоборот, мы у них будем в плену. А сейчас я видел грязных, изможденных людей, закутанных в какую-то рвань, с лицами, выражавшими полную примиренность со своей судьбой. В глазах их можно было прочесть даже нечто вроде удовлетворения: "Слава богу, для нас весь этот ужас кончился!"

Честное слово, в этот момент к ним невозможно было испытывать злого, мстительного чувства. Наоборот, было даже как-то обидно: и эти вот жалкие людишки продержали нас два с лишним года взаперти на ораниембаумском пятачке! Но тут же я подумал, что вид поверженного врага не должен вводить в заблуждение относительно сил, которыми он обладал до поражения. Шофер наш, притормозивший машину, чтобы мы получше рассмотрели пленных, пробормотал:

– Ишь, гады, притихли. Скоро всех вас под орех разделаем.

С каждым километром таких групп, конвоируемых одним-двумя бойцами, становилось все больше. Там, где проходил передний край неприятельской обороны, мы вновь затормозили. Здесь уже были видны результаты нашей работы. Все вокруг перепахали разрывы тяжелых снарядов. Из вздыбленной земли торчали бревна, припорошенные снегом, и обрывки колючей проволоки. Это было все, что осталось от блиндажей и дзотов. Поодаль похоронная команда собирала в одно место трупы гитлеровцев. К нам подошел старшина команды.

– Вы бы посмотрели, - сказал он, - как эти звери обходятся со своими покойниками. У кого пальцы отрезаны, у кого челюсти выбиты. Это те, кто уцелели, охотились за золотом - кольца, зубы.... Тьфу, смотреть тошно.

Мы все-таки вылезли из машин и посмотрели: старшина ничего не преувеличил.

Снова тронулись в путь и вскоре опять остановились: в стороне от дороги виднелась вражеская батарея. Мы пошли осмотреть ее. Без труда удалось установить, что, застигнутые нашим огнем врасплох, артиллеристы не успели сделать ни одного выстрела. Пушки были заряжены. Около одного из орудий лежал сраженный осколками расчет - шесть солдат. Прислуга остальных пушек, видимо, покинула огневую позицию, не выдержав обстрела.