Глеб пришел в себя после того, как хлопнула входная дверь. Хлопок раздался не только снаружи, но и внутри. Сначала он подумал: все, инфаркт. Попытался аккуратно вздохнуть. Вроде бы дышит. И то хлеб. Это все нервы, просто нервы.

Нервы… Он не помнил, сколько времени вот так стоял посреди комнаты. Стоял и успокаивал сам себя. Все в порядке. Это все нервы. Не понимал, про что он сам себе рассказывает, при чем тут нервы, но мозг уцепился за фразу, которая его успокаивала и убаюкивала. Просто нервы. Нервишки шалят. Все от нервов. Нервные клетки не восстанавливаются. Нужно просто перестать нервничать. И так дальше. Вариации на тему.

Пришел в себя, когда вспомнил, что надо бы погулять с Пёселем. Ах да, Пёселя тоже нет.

А потом он схватил телефон и лихорадочно начал набирать номер. Нет, не ЕЕ. Бывшей жены. Вовремя спохватился и дал отбой. Жена тут точно ни при чем. И потом, прошло пять лет. Он не знал, что он хотел услышать от Марины. Слова соболезнования? Сочувствия? А кому еще рассказывать? Стыдно… Боже, как стыдно. А Марина все же оставалась женой, хоть и бывшей. Лика замуж идти категорически отказывалась. Вернее, так. Она молча пожимала плечами и не поддерживала эту тему.

Глеб сразу понял, что это серьезно, что Лика не вернется. Более того, она так на него посмотрела перед уходом, что Глеб вообще не узнал ее. ОНА – такая родная, такая единственная, смотрела на него как на пустое ведро. Ни интереса, ни любопытства. Именно ведро. Прошла мимо, пнула ногой и даже не поморщилась, услышав звук ржавого металла. Мало ли что и кого бывает в жизни.

Как же так? Он все стоял, и ни одна мысль не приходила в пустую голову. Действительно, ведро…

А потом был страшный запой. И конечно, звонил Лике, и угрожал, и умолял. Она отвечала односложно и лениво. Но отвечала. Исполняла повинность. Не блокировала, не ругалась, но не жалела и не сочувствовала. Говорила с ним как с прохожим, которому надо объяснить, куда идти. Ну что делать? Раз не знает. Надоел ей, понятное дело, этот прохожий: уже немолодой, не очень-то интересный, вот только страсть какой назойливый. Но куда деваться? ОНА все ж нормально воспитана. Старшим надо помогать. Тимуровка, бл…

В итоге он сам понял, что нужно остановиться, хватит лезть в чужую жизнь. И вдруг пришло в голову… А что, собственно, он про нее знал? То, что она работает парикмахером? То, что есть мать, которая ею не интересуется и с ней на одно лицо? То, что животных любит, в дом пса привела? И все? Маловато будет.

Глебу некогда было вникать во внутренний мир Лики, он формировал свой. И делился. С ней делился! Делился всем, что узнавал, что было интересно. Но она же умный человек! И она улыбалась! Молчала, но улыбалась! Значит, ей тоже было интересно. Или нет? Почему тогда молчала? Возмущалась бы! Предлагала бы свои варианты! Он же не против! Он бы обязательно пошел навстречу.

Дни прозрения сменялись полной апатией. Не хотелось ничего. Жизнь резко покатилась с горы.

Через месяц приехала жена. Позвонила в дверь. Он вылез в чем был, перед дверью попытался пригладить волосы и открыть хотя бы один заплывший глаз.

Это было ни к чему, бывшая жена на него даже не посмотрела, сразу прошла в комнату. Выгрузила продукты из двух сумок, поставила варить суп, запустила стиральную машинку, предварительно закинув туда постельное белье. Все делала молча и по-хозяйски. Без обсуждений и нравоучений. Глеб виновато сидел на краешке дивана и поглядывал, вздыхая, на Марину. В голове все так же было пусто. Он не сравнивал, не мог сказать, что он рад приезду Марины. Как будто у него пропали рецепторы какой-либо эмпатии. Просто человек. Вон посуду моет. Это хорошо.

Перед уходом, заправив постель чистым и собрав пустые бутылки, которых собралось немало, жена дала наказ:

– Вот так поддерживай. Такой красоте нужно соответствовать.

Глеб, прокашлявшись, только и сказал:

– Сама-то как? То есть спасибо…

– Нормально я. Не за что. Родные люди. Спасибо Кураевым. Позвонили, рассказали, в каком ты дерьме.

Слово было другое, но она раньше и про дерьмо не упоминала. Ну дела. Все меняется. Мир меняется. Мир движется вперед. Эта мысль Глебу определенно понравилась. Он за нее ухватился как за соломинку. Изменился мир, изменилась Марина, изменился он. Изменилась его жизнь. Движение не остановилось.

Закрывая за ней дверь, он еще раз посмотрел на себя в зеркало, потом обернулся на идеально заправленную кровать, понял, что, наверное, нужно выбираться. Он знал, что у жены уже год как новый муж. Причем законный. Он же сам тогда настоял на разводе. Еще раз больно резануло воспоминание, что Лика замуж выходить отказалась. Зачем? Действительно. Зачем он ей сдался? Но ведь она же это все сама заварила? Или он?

Наверное, все-таки он. Но она поддержала так естественно.

Глеб тряхнул головой. Прочь! Эти мысли как-то нужно изгонять из головы. Как? Замещая их чем-то другим, конкретным, там, где он кому-то нужен.

Следующим утром он наконец-то вернулся к делам. Пришел в ужас от того, что творилось на работе. Идиоты! За месяц чуть в трубу фирму не выпустили. Он рычал и разбрасывал бумаги, сотрудники прятались по своим кабинетам, но радовались, что ими снова руководят. Организатор – это редкость, основная масса людей любит, чтобы ими руководили, чтобы давали советы. Потом они будут говорить, что советы у него сплошь неправильные, все он делает не так, вот они бы… Ну вот у них самих была возможность. И что? И ничего! Поэтому сегодня они благодарны, и радуются, и не обижаются. Кивают головами: да, да, идиоты! Кто же против! Все сделаем! Вы только скажите, что делать?