Шрифт:
– Вы говорите всё это, Никита Игнатьевич, с такой радостью, – просто заметил Игорь, – что просто… удивительно. У нас – беда, а вот у вас – праздник.
– Не праздник, а моя тоска. Ничего удивительного, Игорь, что вы ни черта не понимаете, – сказал географ. – Вы пока ещё дети. Нормальные люди давно уже уехали из этого города в Москву, в Краснодарский край и в другие места. А самые удачливые – в Америке или, в крайнем случае, в Германии или во Франции. А вы? Спасатели! Что б это было в последний раз!
– Наше свободное от занятий время, – заметил Олег Курдилёв, – принадлежит нам. Город у нас хороший. Мы строим самолёты, корабли, военные и гражданские, и многое другое… Не все заводы уничтожены.
– Пока не будет у вас в головах нормального представления о жизни и демократии, такой, как в США, – засмеялся Перфильев, – толку из вас не выйдет. Точнее, толк выйдет, а дурь останется. В России многие сотни бесхозных и никому не нужных городов, которые лично бы я не стал спасать.
– Почему же вы до сих пор не в Америке, Никита Игнатьевич, – поинтересовался Окунев, – если так ненавидите наш город, да и Россию?
– Я по натуре борец, Игорь, – серьёзно ответил географ. – Я нужен истинной демократии на этой огромной территории, где никогда не было и нет никаких хозяев. Ты же, боксёр, Окунев. Ты должен понимать, что такое борьба.
– Я это хорошо понимаю, – ответил Игорь, – поэтому, извините, борюсь и буду бороться с такими, как…
– Не стесняйся, договаривай, Окунёв, – ухмыльнулся Никита Игнатьевич. – С такими, как я, ты хотел сказать?
Окунёв промолчал, у впечатлительной Раисы по щекам потекли слёзы.
Перфильев приказал жестом всем семерым занять свои места. Ребята сели за свои парты.
– Вся Россия уже триста лет, как тонет, – продолжал свою линию географ. – А если кто её и спасёт, то это США или Западная Европа.
– Да что вы такое говорите! – крикнула с места Роза Иванова. – Никита Игнатьевич, у вас что, переутомление?
– Скажи спасибо, Иванова, что твой папа – шишка в городской мэрии, – географ хлопнул классным журналом по столу, – а то бы я с тобой не так поговорил. Пошли всё к чёрту из класса! Сорвали урок, негодяи!
До конца урока оставалось минут пять, поэтому ученики очень тихо и неспешно вышли из класса.
Довольный произошедшим Максим Колоратин жестом подозвал к себе Игоря. Окунев подошёл к нему и сказал:
– Говори, что хотел сообщить!
– У нас, между прочим, есть свой отряд. Он побольше вашего. Там парни из многих школ и училищ города. Человек тридцать.
– Хорошо, что вы, Максим, вышли на борьбу со стихией. Это правильно. Почему ты не сообщил об этом географу, а прикрылся нами? Ты же ведь знаешь, что он ультра либерал и его в городе считают сумасшедшим и провокатором.
– А мне приятно было напакостить вам. Но я со своими ребятами не город спасаю. Сдался он мне! Я повышаю своё благосостояние, как могу. Ха-ха-ха!
– Раньше сядешь, Максим, раньше выйдешь.
– О своей голове заботься, Окунёв. Я не о том хочу тебе сказать. Мне плевать на то, что ты там… боксёр и какой-то чемпион. Чтобы Тамару Завьялову я в твоей компании больше не видел! Уловил?
– Но мы, как ты знаешь, дружим с ней с самого детства, и у нас всё давно определено. Её брат – мой друг.
– Мне плевать, что там у вас определено! Мне она тоже нравится. Я тебя предупредил и больше повторять не собираюсь. Если не въедешь в тему, то тебе будет очень больно или совсем… не больно.
Пожав плечами, Окунёв резко ударил левой рукой Колоратина в живот. Тот завалился на пол, как мешок с картофелем. В данном случае, конечно, Игорь не сдержался. Но ведь наглых и бессовестных людей просто положено… укорачивать.
С трудом встав на ноги, Максим прошипел:
– Ну, ты напросился, Окунев. Мы тебя на дамбе живьём в песок зароем. Я тебе обещаю. Даже не сомневайся.
Раздался звонкий и пронзительный голос школьного звонка, и Колоратин побрёл в класс, чуть не столкнувшись лицом к лицу с географом, который посмотрел на Максима, как на таракана. У Никиты Игнатьевича была развита особого рода мизантропия. Он ненавидел всех россиян, ни взирая на пол, возраст, национальность.
Учитель Перфильев давно уже жил в каком-то придуманном им, странном мире и считал, что все обязаны мыслить именно так, как он. Другой точки зрения просто не должно существовать. Вроде бы, по национальности, географ – русский, но при этом… русофоб. Получается, что и себя он ненавидит. Предатель или психически не совсем здоровый человек? Неважно. Ведь врагом России может быть и городской сумасшедший.