Отец смутился – он был скуповат и, кажется, сам стеснялся этого греха:

– Да пусть ест сколько влезет! А вот пить… Ты никогда не обращала внимания на то, КАК он пьёт?

– Как все. Кто сейчас не пьёт?

– Нет, доченька, – покачал головою отец, – он пьёт как алкоголик. Ты присмотрись. Он же не глотает, а выливает в себя водку, словно в кувшин. И водка ему вкусная! А что это значит, мне известно. Так что подумай. Хорошо подумай!

Ну почему она тогда не послушалась отца? Что заставило её выйти замуж за Василя? Любовь, от которой теряют рассудок? Но не было такой любви! Легкомыслие? Мол, столько однокурсниц уже «окольцевалось», так почему бы и ей… Нет, скорее всего, чрезмерное самомнение. Ей думалось, что из этого застенчивого парня, который так сильно влюбился в неё, она вылепит всё, что захочет. И самое первое, с чего она начнёт, когда Василь станет её мужем, – это установление сухого закона, потому что Василь, как она уже не однажды замечала, порой не знает меры в выпивке.

Святая наивность! Такой же результат могла бы иметь её попытка сделать хищника вегетарианцем. Но, чтобы понять то, что для отца стало понятным с первого взгляда, Регине понадобилось почти шесть лет. Только тогда ей стало ясно, что пьянство мужа – это не вредная привычка, а болезнь в полном понимании этого слова с осознанно избранным им образом жизни и что лишить Василя возможности пить – значит лишить его жизнь смысла. Но даже уразумев это, Регина ещё некоторое время на что-то надеялась, хотя надеяться можно было только на чудо, а чудеса, к сожалению, происходят только в сказках.

Мужа уже нигде долго не держали на работе – не помогали и золотые руки, – а в характере появились такие неприятные черты, как неряшливость, лживость, цинизм. И наконец настал день, когда Василь стал для Регины совершенно чужим, и она, как ни заставляла себя, не могла отыскать в своём сердце даже капельки тепла для человека, который был отцом её дочери. Подсознательно она чувствовала, что не только Василёва в том вина – виновата и она и прежде всего потому, что когда-то так поспешно связала свою судьбу с человеком, с которым у неё не было ничего общего и которого она не любила. Да и что она, женщина, создавшая семью и родившая ребёнка, знала о любви до встречи с Маслицким?

Эта встреча была случайной. В командировку на предприятие, где работал Маслицкий, должна была поехать не Регина, а Инна Максимкова. Но у Инны заболел сын, и Михаил Петрович попросил Регину поехать вместо Инны. Она согласилась без особой радости: тогда как раз работала над рассказом и надеялась за три-четыре вечера его закончить. Этот же вынужденный перерыв мог выбить из творческой колеи, и тогда вряд ли скоро Регине захочется сесть за стол с любимой лампой под оранжевым (мать называла этот цвет жёлто-горячим) абажуром.

Тот рассказ так и остался недописанным. И не потому что «муза перестала посещать», а потому что Регину нежданно-негаданно закружило и понесло по жизни не изведанное ранее всеобъемлющее чувство. О, если бы кто сказал ей, что всё так обернётся! Хотя, если бы кто и сказал, разве она поверила бы?

Сначала у них с Олегом всё было чудесно. Или ей так казалось? Нет, не казалось. И для неё, и для него те первые месяцы совместной жизни были счастливыми. Даже такие обыденные занятия, как стирка, уборка, готовка, стали для Регины не скучной обязанностью, а радостью: она ведь делала всё это для близких людей: для Верочки и для Олега. И – может, так не должно быть? – прежде всего для Олега, а потом уже для Верочки. В выходные дни они втроём шли в кино или на какую-либо выставку, а когда была хорошая погода, ехали в лес. Им было интересно говорить о музыке, литературе. Правда, говорила больше она, но Маслицкий всегда внимательно слушал, и Регина радовалась, что ему тоже нравятся её любимые композиторы, писатели, художники.

Да, сначала у них всё было чудесно…

В прихожей послышались неторопливые Еленины шаги. Маслицкий быстро закрыл детектив и бросил его в ящик письменного стола. Он работает. Даже дома работает.

– Ты уже пришёл? – заглянув в комнату, спросила жена. – А я в магазине была и Марину Бирюкову встретила. Одета с иголочки. Говорила, что машину покупают новую. Из салона. И это всего за полгода. Мы с нашей зарплатой такое разве можем себе позволить? – Она положила на стол стопку газет: – Почту вот забрала. Вчера забыла. Надо бы дверцу подремонтировать в ящике: плохо открывается.

«С нашей зарплатой, – перебирая газеты, улыбнулся Маслицкий. – Где-то я уже это слышал».

Елена никогда не работала. Разве только в тот год…

– А это откуда? – спросил он, увидев среди газет журнал в голубой обложке. – Мы, кажется, ничего такого не выписывали.

– Не знаю, – пожала плечами Елена. – Может, почтальон ошибся.

Маслицкий взял в руки журнал, равнодушно перевернул несколько страниц и вспотел от неожиданности: с фотографии на него смотрела… Регина. Смотрела проницательным и, ему показалось, презрительным взглядом. Бросился в глаза заголовок: «Под созвездием Овна».

Маслицкий поспешно сунул журнал под газеты и украдкой взглянул на жену. Та сосредоточенно стирала с серванта невидимую пыль.

– Олежка, тебе какую рубашку на завтрашний день подготовить? А галстук? Обедать дома будешь? Я у Марины один рецептик взяла. Такую вкуснятину приготовлю – пальчики оближешь!

Маслицкому на какое-то мгновение показалось, что жена сознательно играет роль «инфузории-туфельки», героини недавно прочитанного им рассказа. Он так и назывался: «Инфузория-туфелька».