Если Апокалипсис — это книга о конечной судьбе мира и человечества (между ними не делается разницы, что весьма характерно для того уровня мышления, плодом которого является эта книга), остается тем не менее непонятно, для чего нужно в ней ни с чем не сравнимое нагромождение трупов и катастроф? Для того ли, чтобы предпринять еще одну бесполезную попытку показать, что смерть ничто и означает она начало новой прекрасной жизни. Только ли для того, чтобы запугать неверующих в Яхве, и особенно в его сына, и заставить идти по начертанному ими, точнее — Христом, пути? Ведь в Апокалипсисе гибли и праведные, и ни в чем не виноватые, их смерти не только не прибавили славы и убедительности новому учению, но, напротив, вполне могли отвратить от него. Правда, начало нового царства является целью и смыслом нового учения, но это царство, как видно из самого Откровения, будет даровано не всем, а только весьма неопределенной части людей.

Но дело не только в этом: разве к смерти как к избавлению от болезней, страданий и самой смерти можно придти исключительно путем тех же болезней и страданий? Нет ли другого пути, особенно для праведников, зачем понадобилось так страшно мучить их, только ли затем, чтобы доказать, что нечеловеческие мучения есть единственный и наивернейший путь к спасению души, неужели нельзя было найти другие? Нет ли здесь еще одного аспекта, чрезвычайно существенного, но до сих пор не замеченного?

Если эти сомнения обоснованы, то можно предположить (только предположить!), что Апокалипсис в целом, за исключением первых глав посланий семи церквам, есть, по-существу, вопль полного отчаяния, свидетельствующий об абсолютнейшем незнании того, что же в конце концов делать с несчастным человечеством. Ведь практики многих экспериментов, собственно христианства и его жалкого подобия — марксистско-ленинского учения ни к чему определенно положительному в смысле конца мучений и страданий и несравненно лучшей жизни человека не привели. Это теперь ясно каждому здравомыслящему человеку. Поэтому поневоле напрашивается предположение, что Апокалипсис явился кровавой попыткой (кровавой потому, что других тогда да и потом не знали) доказать и показать, что одиночество человека, враждебные или безразличные связи и отношения со всем миром, как и его бренность, не могут быть преодолены ни при каких обстоятельствах. Именно невозможность решения всех таких наиболее жгучих для человечества проблем выбрасывает на страницы Апокалипсиса кошмарные драмы как всплеск отчаяния. Не эта же причина действует в кровавых садистских пиршествах новых исправителей человечества, Которые, увы, никогда не переведутся и которые тоже никогда не смогут предложить ничего нового, кроме смерти?

При написании этой книги я стремился максимально увязать содержание, события и смыслы Апокалипсиса с современной жизнью, тем самым показать непреходящую ценность этой новозаветной книги, ее значимость для нас. Передо мной стояла и другая не менее важная научная задача: попытаться объяснить происхождение апокалиптических идей и концепций, в первую очередь, на антропологическом (этнологическом) материале и в связи с иными религиями, прежде всего с иудаизмом. Действительно, эсхатологические искания в Апокалипсисе отнюдь не первая религиозная попытка предугадать, что будет с человечеством в запредельной дали. Подобного рода прогнозы делались, например, в том же иудаизме, но именно в Апокалипсисе эсхатология прозвучала наиболее мощно, ясно, недвусмысленно и, если можно так сказать, цельно, в чем можно видеть исключительную ценность этой великой книги, и не случайно нет числа ее подражаниям, иногда достаточно жалким.

Апокалипсис — это мистическое изображение будущего человечества и христианской церкви, глобального и судьбоносного конфликта добра и зла, предстающих в архетипическом обличье, это мистическое решение основных проблем бытия, жизни и смерти, это яркая мифологическая демонстрация непоколебимой уверенности в конечном блаженстве, когда «отрет Бог всякую слезу с очей, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр., 21:4) [2] .

Апокалипсис — великая книга о борьбе христианской церкви против всех ее врагов и предвосхищении ее конечной и окончательной победы над ними. В этом качестве она предстает для верующих как несомненное утешение, особенно во время гонений на церковь и религию. Но, несмотря на то что Апокалипсис сразу же привлек к себе внимание и сам жанр апокалиптической литературы имел достаточное распространение, Откровение Иоанна до IV в. не смогло обрести канонический статус в Новом Завете. Некоторые из отцов церкви едва упоминали о ней, но затем она стала единодушно признанным сочинением о последних временах и событиях.

Последняя библейская книга представляет собой одну из многих и давних религиозных попыток еще раз ответить на главные вопросы бытия: будет ли Конец света, что будет с человеком, что ждет его после смерти и при каких условиях может наступить вечное блаженство, какому небесному владыке следует поклоняться. Откровение потому называется Откровением, что в нем Бог открывает человеку нечто чрезвычайно важное и самое сокровенное, то, что является основой жизни, ее смыслом и конечной целью. Естественно, что устами Бога говорит сама личность, отвечающая таким образом на ею же поставленный вопрос. Ведь она создала Бога, чтобы попасть в психологическую, притом жесткую, зависимость от него, чтобы сделать его ответственным за все свои катастрофы и провалы, сняв таким образом с себя часть непосильной ноши. Ответ на сокровенные тайны бытия человек поэтому тоже требует от Бога, у которого он стал вечным нахлебником. Апокалипсис, наверное, больше, чем любая другая библейская книга, свидетельствует о неразрывной зависимости его от им же сотворенного повелителя. Помощь этого кумира столь необходима, что люди не постоят перед самой дорогой платой: они готовы расплачиваться своими жизнями. В то же время они особенно любят, чтобы божество обращалось к ним непосредственно, так сказать, интимно.

Апокалипсис, как и многие другие тексты Библии, имеет разные значения: буквальное, историческое, мистическое, символическое и т. д. Например, утверждение Иоанна, что он «был на острове, называемом Патмос» (Откр., 1:9), следует понимать буквально, т. е. так, что он действительно находился на этом острове, и там ему было дано Откровение. Однако и о таком в общем-то обыкновенном событии, как пребывание в определенном месте, тоже можно совершенно произвольно, только потому, что так представляется, толковать в мистическом или символическом смысле, как это часто делают исследователи Библии, причем не обязательно теологи. Так, три дня Ионы в чреве кита якобы предзнаменуют три дня, проведенные Христом в гробу. Но есть и иное, никак не связанное с наукой, понимание названного события: Иона в этом чреве есть символ человека в море бессознательного. Одним словом, пределов для фантазирования нет, но это вовсе не ставит под сомнение очень сложный символический характер многих библейских образов, событий, действий, видений, особенно в книге Откровения.

Поскольку Откровение отличается высокой эмоциональной насыщенностью, содержит пророчества витального значения, ставит проблемы жизни и смерти, оно воспринимается верующими не только со страстной взволнованностью, но и со страхом.

Пророчества, образы и видения Апокалипсиса резко отличаются от того, что мы встречаем в других библейских книгах, прежде всего своей жесткостью, даже жестокостью и суровостью. Создается впечатление, что творец и его сын настолько ненавидят людей, что готовы ниспослать на них всех мыслимые беды. Поэтому закономерно, что «и цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Откр., 6:15–17). В то же время нельзя не признать, что апокалиптические символы и видения носят всеобъемлющий, общечеловеческий, бытийный характер. Они вне времени, что во многом объясняет исключительное внимание к Откровению во все времена, тем более что по сравнению с другими книгами Нового завета оно больше насыщено пророчествами.