Я решил, что это такой особенный способ покупки, про который мне пока ничего не объяснили, и к этому просто надо внимательно приглядеться. Поэтому я не стал ничего спрашивать у родителей, а решился провести эксперимент. Я пришел специально перед обеденным перерывом, дождался, когда у кассы было не так много народу, и молча протянул деньги кассирше. Она с большим удивлением уставилась на меня, некоторое время подождала, а потом рявкнула: «Ну?! Ты что, немой?» Я стоял молча, сжав губы. По совести, я и не мог ничего произнести, потому что готовился к диалогу без слов, и все покупки вылетели у меня из головы. А сзади уже подпирали ввалившиеся в магазин новые покупатели.

Забрав деньги, я понуро побрел домой, а вечером рассказал родителям всю историю и поделился своими наблюдениями. Отец с матерью сначала недоуменно уставились друг на друга, а затем схватились за бока и стали хохотать.

Оказывается, мужики перед обеденным перерывом заходили в магазин и протягивали трешку, а кассирша, не задавая ни одного лишнего вопроса, пробивала бутылку «Московской» водки за 2 рубля 87 копеек, и в прибавку – плавленый сырок за 13 копеек.

В детстве я постоянно гонялся за чем-нибудь вкусненьким. Как и все дворовые ребята. Нашлись 10 копеек – можно купить газировки за три и стаканчик фруктового мороженого за семь. А можно выпить молочного коктейля.

Лучше – мороженое и газировку. Или все-таки коктейль?

На праздники – 9 мая, дни рождения родителей – приходили гости. Накануне мы с отцом ездили по раз и навсегда заведенному маршруту – в центр, в магазин «Армения», и в «Диету» на теперешней площади Гагарина. В «Армении» покупали суджук и горный маринованный лук. В «Диете» – рыбу: осетрину, белугу и семгу. И уже без меня отец покупал копченую колбасу на площади Ногина.

Рыба меня мало интересовала, а вот без суджука и маринованного лука праздник был – не праздник.

Пасху в нашей семье отмечала только бабушка, папина мама. В среду шла на исповедь в храм в Хамовниках, а на саму Пасху уходила на всю ночь.

Что она делала в храме – мне было непонятно. Про исповедь я как-то спросил у мамы. Она ответила: «Что бабушка там делает? Жалуется на нас священнику!»

Все бабушкино имущество помещалось в крошечной тумбочке. И в последние дни перед Пасхой там появлялись крашеные яйца, кулич и пасха.

Еще в середине 50-х мой отец запретил бабушке при внуках произносить слово «церковь». И поэтому все связанное с Пасхой поселялось в нашем доме в маленькой бабушкиной тумбочке. Я твердо знал, что пробовать кулич можно только тогда, когда бабушка вернется утром воскресенья из церкви и принесет его уже освященным. Хотя смысл последнего слова оставался непонятным. А соблазн был велик! Комната была маленькой и от запаха ванилина текли слюнки.

Утром бабушка отдыхала пару часиков, потом стелила поверх тумбочки чистую вышитую салфетку и раскладывала угощение.

И мы с ней, чаще всего – вдвоем, разговлялись. Что означает это слово – я не знал. И не понимал, почему надо все эти вкусные вещи хранить столько дней в тумбочке. И хотя я открывал тумбочку и в пятницу, и в субботу, когда бабушки не было дома, но воровать себе не позволял. Хотя отщипнуть кусочек очень хотелось.

Моя мама была учительницей в школе, и в нашем доме постоянно толклись ее ученики. Все они были веселые и хорошие ребята, но мне особенно нравилась девушка по имени Женя. У нее было широкое скуластое лицо, чуть раскосый разрез черных блестящих глаз. Волосы у нее были тоже черные, а кожа очень белая. Держалась она уверенно и говорила обо всем со знанием дела, как обычно говорят взрослые. Она была старше меня на девять лет, мне же было шесть, и я подсчитал, что ей не так уж долго придется меня ждать после окончания школы. Лет восемь, а потом у нас могут начаться серьезные отношения. Я рос довольно хорошеньким мальчиком, но, честно говоря, так и не знаю, замечала ли она мои воздыхания.

И вот как-то зимним вечером Женя пришла к нам в гости. Ее вид в прихожей поразил меня в самое сердце. На ней была новенькая шубка, подаренная ее мамой. Женя в первый раз надела ее и прибежала к нам похвастаться.

Здесь необходимо кое-что объяснить, чтобы стал понятен ход дальнейших событий. В те времена в дождливые дни, а особенно зимой, главной дворовой игрой был пуговичный футбол. Это был настольный футбол, только в качестве «игроков» выступали обычные пуговицы. Для игры необходима была большая ровная поверхность, два участника и набор пуговиц у каждого. Четыре пуговицы обозначали ворота (либо на ластики клался карандаш), в них стоял «вратарь», а количество «игроков» на поле зависело, в том числе, и от размеров стола. Обычно, пять-шесть с каждой стороны. «Мячом» была пуговица от брючной ширинки. Гоняли «футболистов» большой пуговицей, которую играющий держал в руке.

Увлечение носило повальный характер. И скоро на смену локальным схваткам между соседями пришли настоящие дворовые пуговичные чемпионаты. На больших ватманах чертились таблицы, в которые вписывались даты матчей, результаты и названия команд.

А в 14-м доме была открыта охота на пуговицы. Были выметены подчистую все сундуки и коробки, но этого катастрофически не хватало. Особым шиком считалось достать «игрока», срезанного с чьего-нибудь пальто. Это было не столь просто, ведь пуговицы нужны были большие – маленькие просто не могли забивать голы, а такие пуговицы носились на пальто, плащах или шубах. Срезать пуговицы с бортов пальто было опасно, поскольку это сразу бросалось в глаза, а вот срезать одну, даже две пуговицы с рукавов можно было почти незаметно. Немало гостей, посещавших в те времена Дом преподавателей, с удивлением обнаруживали по дороге домой, что где-то потеряли пуговицы!