Когда я пришла с этой идеей к Люсьену Липу, то он отнесся к ней скептически. И это понятно. В исследовательской группе я была новичком без медицинского образования и не имела представления об уходе за пациентами. Мое ощущение неудачи усилилось перед отставкой Люсьена. Я прекрасно поняла его намек на мое невежество, ведь я сомневалась в данных, полученных от врачей. Я фактически ставила под сомнение главную цель исследования – дать точную оценку числа ошибок при оказании медицинской помощи в стационаре. Но в итоге его скептицизм оказался настоящим подарком. Все это заставило меня приложить вдвое больше усилий, чтобы найти доступные данные, которые подтвердят мою новую гипотезу. Мне в голову пришла пара идей, как это можно перепроверить.

Во-первых, когда я адаптировала анкету для больниц, то добавила в нее такой пункт: «Если вы совершите ошибку в этом подразделении, это не будет использовано против вас» с вариантами «согласен» или «не согласен». К счастью, результаты по этому пункту коррелировали с показателем выявленных ошибок: чем больше людей были уверены, что ошибка ничем плохим для них не обернется, тем выше было количество ошибок, выявленных в этом подразделении. Можно ли считать это совпадением? Вряд ли. Как показали дальнейшие исследования, такие условия помогают людям раскрываться в командной работе. А это как раз то, что мне было нужно для подтверждения своей гипотезы. Когда люди знают, что их обвинят в ошибках, у них нет желания в них признаваться. По себе знаю!

Во-вторых, мне нужно было получить объективное представление о том, отличается ли рабочая атмосфера внутри этих команд. Но сама я сделать этого не могла: была уверена, что отличия есть. В пример скептику Липу, Ричард Хэкман сразу признал правдоподобность моего нового аргумента. При его поддержке я наняла ассистента, Энди Молинского, для того чтобы он помог мне изучить работу каждой команды. Энди не знал, в каких отделениях было больше ошибок и какие из них показали лучшие результаты в командном опросе. Он также не знал о моей новой гипотезе. Я дала ему задание постараться понять, каково это – работать в каждом из отделений. И Энди в течение нескольких дней наблюдал за взаимодействием людей, опрашивал медсестер и врачей, чтобы узнать больше об условиях работы и атмосфере в коллективе, и записывал их ответы и свои наблюдения. В итоге Энди сообщил, что атмосфера в отделениях выглядит по-разному. В одних люди открыто говорят об ошибках, а в других, казалось, боятся даже упоминать. Медсестры говорили, что из-за ошибок «у тебя будут проблемы» или «тебя засудят». Отчет Энди был усладой для моих ушей. Именно о таком раскладе я и догадывалась. Но были ли эти различия в рабочей атмосфере связаны с частотой совершаемых ошибок? Конечно да.

Я попросила Энди оценить команды, которые он изучал, по шкале от наименее до наиболее «откровенных». Удивительно, но его рейтинг почти идеально коррелировал с количеством раскрытых этими командами ошибок. А значит, этот показатель в исследовании действительно был искаженным: там, где люди боялись говорить об ошибках, многие из них остались «за кадром».

В совокупности оба эти контрольных теста показали, что мой вывод – лучшие команды не совершают больше ошибок, а просто ни одну из них не скрывают – верен.

Гораздо позже я ввела термин психологическая безопасность, чтобы отразить подобную разницу в рабочей атмосфере, и разработала методы ее определения, тем самым положив начало целому направлению исследований в области организационного поведения. Сегодня более тысячи научных работ в различных областях – от образования до бизнеса и медицины – показали, что команды и организации с более высокой психологической безопасностью представляют лучшие результаты, пониженный уровень выгорания и, говоря про медицину, даже более низкую смертность среди пациентов. Почему так происходит?

Все потому, что психологическая безопасность помогает людям принимать межличностные риски, необходимые для достижения высоких результатов в быстро меняющемся взаимозависимом мире. Когда люди работают в атмосфере психологической безопасности, то знают, что их вопросы ценятся, идеи приветствуются, а ошибки и неудачи обсуждаются. А значит, они могут сосредоточиться на работе, не зацикливаясь на том, что о них думают другие. Они знают, что одна ошибка не станет роковым ударом для их репутации.

Психологическая безопасность играет важную роль в науке о неудачах. Она позволяет людям легко просить о помощи, если они сами не в силах предотвратить неудачу. Помогает сообщать об ошибках, а также выявлять и исправлять их, чтобы избежать худших исходов. Еще она дает возможность без страха экспериментировать и генерировать открытия. Подумайте о командах, в которых вам доводилось работать или учиться, – скорее всего, они отличались по уровню психологической безопасности. В одних вы чувствовали себя комфортно, делились идеями, выражали несогласие руководителю или просили помощи в моменты безысходности. А в других, возможно, чувствовали, что стоит подождать и присмотреться к ситуации, прежде чем высказываться.

Группы с высокой психологической безопасностью будут более эффективными и производительными, чем группы с низким ее уровнем. Одно из наиболее важных различий – люди в психологически безопасных командах легко признают свои ошибки. Но в этих командах от всех ожидают искренности, поэтому там не так-то просто работать, если вы не готовы сталкиваться с неудобными разговорами и обсуждениями. Психологическая безопасность – это практически синоним обучающей среды в коллективе. Каждый совершает ошибки, но не все работают в группе, где люди чувствуют себя комфортно, чтобы открыто о них говорить. А без психологической безопасности коллективу тяжело хорошо работать.