Мы все день за днём путаемся в беге к какой-либо мнимой цели, оставляя лишь осколки на своём пути. Смысл зачастую настолько лишает нас всякого шанса, что даже мысль о его постижении кажется абсурдной. Стоит ли потерять всего себя только ради возможного блаженства? Ведь утопично счастливы мы б были, имея гарантии на обещанный рай после миллионов провальных кругов ада.

Стоит, дорогие читатели, непременно стоит, ибо, разве что потратив все собственные способы и проиграв лотереи, мы можем с гордостью утверждать, что использовали все возможности, дабы быть причиной своих перемен. Утопично – не попробовать, а не рискнуть, но испытать неудачу.

Люди настолько погрязли в безысходности, бессилии перед судьбой, что не надеются на какой-либо хороший итог. В большинстве они склонны к фатализму, хотя и я зову это бездействием. Всё же куда проще винить что угодно, кого угодно, даже того, кто априори не обязан существовать. Человек обвиняет химию своей головы, свою сущность, строение и инстинкты, оправдывая это небольшой ролью перед масштабом вселенных.

Действительно, мы не уверены в наличии Бога, обитаемых планет и вообще в большей части законов природы. Даже свой собственный мир столь плохо изучен, что мы и не должны уверять себя в хотя бы малой доли мудрости. Люди ничего не знают о жизни, тогда что мы можем понимать в смерти?

Гибель никогда не означает конец. Он приходит задолго до физической утраты, в момент, когда потери заключаются в целях. Нам кажется, что мы никак не можем найти выход. Запутавшись в способах, поигрывая сотни собственных революций, человек становится тем, кем боялся стать.

Десять лет назад вы пытались быть героем. Спустя время каетесь в том, что не сумели. Не уж то столь напрасны труды? Или, на самом-то деле, просто сменился ваш герой?

Одна из многочисленных сутей жизни и состоит в том, что своего идеала вам достичь не удастся. Происходит так не потому, что вы столь бессильны и безнадёжны, а потому, что идеал растёт вместе с вами. Зарождаются новые мечты, приоритеты и ценности, отторгая прежние, младшего возраста.

Также не получится себя полюбить. Причина не в худшей натуре, но в постоянном стремлении. Принять свои достижения в какой-либо момент – перестать учиться, расти и развиваться. Как прекрасно себя недооценивать! Ведь таким образом есть та самая высшая цена.

Процесс сего достижения люди и зовут жизнью. Пытаясь, разбиваясь, сожалея, мы однажды дойдём до своего пика, какой зачастую не соответствует ожиданиям. В подобной борьбе результат не столь важен. Важно – то, что мы делаем, чтобы стать теми, кем, на самом-то деле, не хотели стать.

II

– Дорогой Эспер, за столько лет ты по-прежнему не сумеешь сыскать ту или иную причину для разочарований. Уверен, ты не сочтёшь за высокомерие мою надежду в собственной правоте, ибо, докажи ты мне своё актерство, я сам совсем опущу руки.

– Всё верно, – с улыбкой сказал я, – мне посчастливилось не изменить себе. Я всё так же бережен к своим слабостям и не отпускаю их. Не уж то ты в свою очередь похвалишься сменой власти своих принципов?

– Все мы обречены на подобные перемены, приятель, – с тоской посмеялся он. – К добру ли, людям обычно чуждо твоё единство. Время течёт, оно и лечит, и калечит: всё вместе и по отдельности. Оставаться в прежнем строю многим представляется, как конец жизни, другим – как её умиротворённая кульминация. Всё же лично мне приятно осознавать, что хоть что-то в нашем с тобой мире неизменно. Твой взгляд, к примеру.

– Что ты имеешь в виду?

– Всё, что могу себе позволить: и глаза твои, и мировоззрение. К тебе возвращаться – то же, что и в отчий дом. Всё по-старому искренне и светло, скромно и уютно.

Пропустив лишь минутное молчание, казавшееся тогда целой вечностью, он, отведя резко поникнувший взгляд, добавил едва слышимым голосом:

– Я худшей завистью отношусь к твоему счастью от безумства. Хотя и, когда многие убивают себя своей печалью, ты не уступаешь им путём незнания.

– Уж не понимаю, что ты зовёшь незнанием. Никоим образом не стремлюсь я к смерти. Уверяли меня многие, будто я знаю больше некоторых стариков.

– Но живёшь так, будто вчера родился, – добавил он.

Сразу после сказанного собеседник мой неловко замолчал, и в глазах его читал я сожаления об озвученных словах. Я был уверен, что обвинения его неискренние и выдвинуты не с целью причинения зла, посему ответил:

– Да, Лемаль, я страдаю тем недугом, который люди зовут безрассудством, но, по-моему, это и есть высшее проявление рассудка, ведь смысл жизнь в том, чтоб его не искать.

В ответ мне он лишь рассмеялся. Наверняка Лемаль потешался моей глупостью, а я в свою очередь сей глупостью был доволен.

– Подобный ход мыслей заметно приукрашивает жизнь, имей в виду, – интригующе сказал я.

– Я вдоволь наблюдаю это по тебе.

– Ведь так оно и есть! Разве ты замечаешь постоянно сменяющийся вид из окна, различную интонацию музыкантов, день за днём играющих, казалось бы, одно и то же? Я лицезрю мелочи, довольствуюсь ими, но не рассуждаю о том, какой это по счёту сценарий, где же там сбилась матрица и сколько раз обезьяна пыталась созидать нашу вселенную.

– Это-то мне в тебе и нравится! Бесконечное восхищение! Хотя и, по сути, ты видишь тот же мир, что и самоубийцы.