В каждой комнате было по печи, обложенной кафелем, печь плита с духовкой – на кухне.

Родители надевали фуфайки и валенки с галошами, мамочка – пуховый платок, а отец – шапку ушанку, когда отправлялись за топливом.

Я помню, как холодными зимними вечерами мама согревала одеяла у печи в гостиной, чтобы нам с братом лечь в теплые постели. Потом мы лежали минут 5-10, закрывшись с головой, пока проветривалась комната перед сном.

Засыпая, я могла слышать, как мама моет посуду на кухне, а папа подбрасывает брикеты в печь, негромкий звук радиоточки и голосов родителей. Это осталось в памяти одним из самых счастливых ощущений моего детства.

Глава 2.

Мои родители.

Чем старше становишься, тем сильнее

ощущаешь цену маминых слез и папиных слов.

Мои родители были родом из Сибири. Мама, Дора (Федора) Михайловна Сидорова (в девичестве Семенова), родилась в Курганской области, отец, Николай Ильич Сидоров, – в Красноярском крае.

Волею судьбы они оказались в белорусском городе, где вместе учились в школе рабочей молодежи, а потом поженились.

Мама шутила, что они с отцом сидели за одной партой, и он у нее все списывал.

Мама и папа дети войны. Им пришлось прожить нелегкую жизнь.

Из рассказов мамы ее дед по отцовской линии, Яков Андреевич Семенов, был зажиточным крестьянином и имел лошадь, скот, дом – пятистенок, который после раскулачивания был отнят и передан под школу, но мог все пропить за один раз.

Дед и вся семья, включая его сына и отца моей мамы, Михаила Яковлевича Семенова, стали жертвами раскулачивания – политики массового преследования крестьян по признаку имущественного положения, проводившейся большевиками в период с 1930 по 1954 год.

Михаил Яковлевич был выслан с женой и малолетними детьми в трудовую ссылку в Пермскую область в 1930 году, когда маме было всего 9 лет. «Погрузили нас на выселки в том, в чем были, не разрешили ничего с собой взять», – рассказывала мама. В 1932 году деда не стало.

Бабушка, Феврония Никифоровна, мамина мама, осталась одна с пятью ребятишками на руках, младшенькой было всего 6 лет. Она должна была много и тяжело работать, чтобы выжить и поднять детей. Долгое время работала на углевыжигательных печах, где производился древесный уголь. Вероятно, позднее это стало причиной заболевания легких.

Мне не пришлось ее увидеть: она ушла в возрасте 65 лет, когда маме было 35, в 1956 году.

Моя мама начала работать «в няньках» с 14 лет, чтобы помочь семье, так как была самой старшей из детей.

Во время войны и после ее окончания работала в отделе кадров на шахте, где попала под взрыв газа метана, что впоследствии, возможно, спровоцировало у нее болезнь Паркинсона.

Маме пришлось пройти все тяготы и лишения репрессированной семьи (закон о реабилитации был издан лишь в 1991 году), рано повзрослеть, в 11 лет остаться без отца, пережить войну. Может быть, поэтому она всегда помогала людям, делилась тем, что имела, сочувствовала и сопереживала. Ей постоянно нужно было куда-то бежать, кого-то навестить или выручить, кому-то помочь, позвонить, отправить письмо или поздравление, бандероль или посылку.

У нее было много подруг, которые очень ее ценили за доброту и душевность, скромность, порядочность и мудрость, честность и справедливость. Кроме всего прочего она была очень хорошей и любящей мамой, готовой на все ради своих детей, верной женой и хранительницей очага.

По характеру мама была добра, но строга, очень сдержана, спокойна, молчалива: больше делала, чем говорила. Она была сильным человеком, пока ее не подкосила болезнь.

У мамочки были очень мягкие, но с годами натруженные и потрескавшиеся от постоянной работы, руки.

Голубые мамочкины глаза, обращенные к нам с братом, всегда лучились добротой и любовью.

Ее волосы были не очень густые, но слегка волнистые и податливые, и обычно после бани она укладывала их волнами рукой и закрепляла гребешком, что придавало им ухоженный вид. Мама никогда не красила волосы, поэтому в преклонном возрасте они были естественного пепельного цвета, всегда вовремя и аккуратно подстрижены отцом по типу каре.

Мама очень долго молодо выглядела: кожа на лице и на теле была мягкая и гладкая, без морщин, хотя она никогда не пользовалась специальными косметическими средствами, если только вазелином, глицерином, детским кремом.

Из декоративной косметики – легкий штрих светлой помады на губах перед выходом из дома, в праздничные дни или перед приходом гостей, капля духов «Красная Москва», позднее – «Шахерезада».

Я также не помню на ней никаких украшений, кроме разве что наручных маленьких часиков да иногда броши на платье или кофточке.

В моей маме была какая-то стать, может быть, даже порода.

Я как-то, спустя много лет, встретила одну из своих первых учениц, и она мне сказала: «Вы нисколько не изменились, все та же стать, как и в молодые годы».