Ну, и еще наш волхв, конечно. Но этот как глянет, так душа в пятки и уходит. Но было весело. А потом меня отправили на стажировку в Испанию, к тамошнему бруше — колдуну по-нашему. Правда, их почему-то считали последователями темных богов, но мы то знали, что это не так.

Бруша Серхио оказался здоровенным мужиком — почти как мой отец, и таким же добродушным. Правда, когда он улыбался, мне казалось, что это скалится лютый зверь. Зато вот улыбка его дочери Даниэлы сразу поразила мое юношеское сердце четырнадцатилетнего пацана.

В Испании мне предстояло постичь местную школу боя с призраками, которые в нашем мире встречались повсеместно и были той еще головной болью. Церковь со всеми своими экзорцизмами не справлялась, да и реальных умельцев у них почти не было. Вот и приходилось нам этим тоже заниматься, а лучше испанцев этого делать никто не умел. Да и призраков на их земле было намного больше, чем у остальных. Уничтожать они их не спешили, предпочитая обучать на них свою и пришлую молодежь.

Местные идальго сразу заметили наш с Даниэлой обоюдный интерес, пошли вспышки ревности, в конце концов переросшие в мордобитие. Нас, русских парней и девчонок, было тут трое, а их десяток. Горячая кровь бурлила у обеих сторон, обиды не прощались, голова не думала. На каждую провокацию мы отвечали жестким ударом, не тратя времени на угрозы и пустую болтовню. Даниэла присоединилась к нам, потом подключились ее братья, и конфликт был улажен.

На мои нелепые ухаживания ее родители смотрели с одобрением, потому как видели мой потенциал сильного воина из хорошего рода, с которым породниться было не зазорно. Мы гуляли, держась за руки, радовались жизни, строили детские, наивные планы. Первая любовь — это же так прекрасно…

Через два года она погибла во время нападения темных на их деревню. Тогда я первый раз прикоснулся к алкоголю. Два дня я пил, блевал и снова пил, стараясь выкинуть из памяти ее улыбающееся лицо, а после фото ее растерзанного тела. Мне никто не мешал. Шестнадцать лет — по нашим правилам я был уже взрослый.

Тогда от мирной деревни никого не осталось. Позже мы узнали, кто за этим стоял. И мы отомстили — страшно, жутко. Я лично насадил на кол голову того, кто их возглавлял, и оставил ее гнить под палящим солнцем.

И тогда я сломался. Нет, я не стал бухать или что-то еще. Просто мой характер сменился на противоположный. Лютой ненавистью я ненавидел темных и всегда был первым, когда надо было устроить за ними рейд. Два года спустя круг волхвов признал меня полностью состоявшимся и опоясал Поясом Достоинства — высшая награда лучшему выпускнику школы.

Да, вот так вот в восемнадцать лет я стал первым опоясанным витязем, получившим право свободной охоты в столь раннем возрасте.

До этих пор девушки у меня так и не появилось, хоть я и был хорош собой. И многие бы, наверное, хотели прыгнуть со мной через свадебный костер, но я этого не желал. Это мне казалось предательством памяти Даниэлы.

А потом пришли Твердичи, древний род волхвов, что добровольно приняли в себя демонов. Их практически истребили более двухсот лет назад, но, видимо, не всех. И вот они вернулись, пылая жаждой мести.

И начали они с небольшого села, что находилось в устье реки Норилка, вблизи озера Пясино. Безобидные люди, что создавали обереги, вели летописи и делились мудростью предков со всеми желающими. Они не были воинами, но это не остановило Твердичей.

Я оказался там совершенно случайно, решив проверить слух о появившемся недавно капище в этом районе. Услышав шум битвы, я поспешил на него, но опоздал. Все были убиты. Преследовать нападавших смысла не было — они как никто умели прятаться и заметать следы, да и было их больше тридцати человек. Я себе не льстил — с ними справиться у меня не получится.

Поэтому я стал искать живых и представьте себе, нашел! Девчонка, моя ровесница, лежала в одном из домов. Рухнувшая балка ударила ее в голову, и она лишь чудом осталась жива. Нападавшие, видимо, посчитали ее мертвой, поэтому не обратили внимания.

Пришлось, разрывая жилы от напряжения, снимать тяжелое бревно, а после уже приводить ее чувство.

Пришла в себя она быстро. Нет, не было ни криков, ни воплей. Она просто вцепилась в меня руками и спрятала на груди мокрое от слез лицо. Когда я попытался поставить ее на ноги, она рухнула. Необычная слабость охватила ее, практически парализовав.

Я поднял девушку на руки и так и пошел с ней к нам домой. Там уже знали о произошедшем и выслали отряд. Попытался пойти с ними, но девчонка никак не хотела меня отпускать, сразу начиная биться в истерике.

Так и вернулся — принц в заляпанных грязью сапогах и с принцессой в порванном платье на руках. С этих пор мы были неразлучны, и ее за глаза называли Хвостиком. Она и не обижалась — ей все было по фиг, если я рядом. Увы, после этого случая она перестала говорить, зато жестами и мимикой могла передать все, что угодно, и даже рассказать анекдот.