– Вовсе не обязательно идти в паб, я могу позволить себе самый роскошный ресторан или загородный клуб, – не отступал Грегори. – Или ты не ешь?

– Вынуждена отказаться, я замужем, – твердо ответила Лаура, но смягчила свой отказ невольной улыбкой: будущий баронет и не знает, насколько оказался прав.

– Ничего себе! Ты ранняя пташка, – изумился кавалер.

Лаура предпочитала не распространяться, сколько ей лет по документам, но тут решила сказать правду, – возможно, разница в возрасте остудит пыл ее поклонника.

– Мне тридцать один год.

– Вот это да! А ты хорошо сохранилась!

– Тебя послушать, в тридцать лет уже не девушка, а старушка, – оскорбилась Лаура.

– Нет конечно! – воскликнул Грегори, нахально ощупывая ее взглядом. – Но ты выглядишь возмутительно юной… и в то же время какой-то зрелой, опытной. Как давно ты замужем?

– Десять лет, – нехотя ответила Лаура.

– Ты и жизни-то не видела! – возмутился Грегори. – И поступила учиться только сейчас. Муж держал тебя в золотой клетке? У вас есть дети?

– Нет.

– Значит, обычный собственник и тиран, – подытожил Грегори. – Как ты сумела поступить сюда?

– По квоте для иностранных студентов и благодаря выдающемуся уму, – обиженно буркнула Лаура. Видимо, он из тех, кто считает блондинок глуповатыми. – Извини, мне пора на занятия. Пока!

Грегори проводил девушку заинтересованным взглядом, задержавшись на ее крутых бедрах, заметных даже под пальто. «Эта цыпочка будет моей», – решил он.

Лаура и не подозревала, что в лице Клиффорда столкнется с явлениями, процветающими в Оксфорде: снобизмом, шовинизмом и буллингом. Девушкам приходилось учиться не просто блестяще, а лучше мужчин. Век за веком женщины отвоевывали себе равные права, чтобы занять в Оксфорде подобающее место. Первые женские колледжи открылись в конце XIX века, но они страдали от нехватки средств и не могли сравниться со старейшими мужскими колледжами, с их роскошью и эксклюзивностью. В 1920 году, через два года после введения в Англии избирательного права для женщин, Оксфорд предоставил студенткам право на те же ученые степени, что и мужчинам. Тем не менее квоты для приема девушек в колледжи постоянно урезались. Только в семидесятые годы XX века обучение стало смешанным, но случалось, что студенты мужского пола встречали первокурсниц оскорбительными танцами с раздеванием, как в Крайст-Черч-колледже в не таком уж далеком 1981 году. Оксфорд и поныне оставался миром мальчиков из Итона и других закрытых школ, а девушки рассматривались как существа второго сорта. Разумеется, если студентка из аристократической семьи, она вполне годилась в будущие жены, чтобы следить за порядком в поместье, рожать наследников и пить чай в неизменные пять часов с такими же скучающими леди.

Поначалу Грегори Клиффорд Третий заваливал Лауру цветами. Каждое утро в колледже ей передавали свежий букет, один дороже другого: сотня алых роз, изысканная композиция из орхидей, белые, словно восковые, каллы. Лаура отдавала цветы приятельницам и никогда не забирала домой. Но Грегори не терял надежды взять неприступную добычу измором. В ход пошли драгоценности, которые Лаура не принимала. Аристократа бесило, что какая-то янки, выскочка, пренебрегает его высочайшим вниманием. Он рассказал всем, сколько на самом деле лет Лорелии Уэйн, и стал распускать отвратительные сплетни с целью погубить ее репутацию. Но Лаура не сдавалась, хотя ее постоянно преследовали смешки и перешептывания за спиной.

Как-то уже весной Грегори отловил Лауру во дворе колледжа, бесцеремонно схватил за руку и увлек в тень.

– Тебе не надоело меня мучить? – спросил Грег, притиснув девушку к стене, увитой плющом. – Ты вымотала мне душу! Ну что тебе стоит? Хотя бы разок попробовать с другим мужчиной, молодым и красивым жеребцом.

Лаура выслушала его горячечный бред, подняв голову и рассматривая симпатичную горгулью на сточном желобе, – скульптура занимала девушку куда больше, чем обуреваемый страстью Грегори. Он взял ее за подбородок и силой заставил взглянуть на него. Безразличие Лауры выводило баронета из себя.

– Что ты как монашка, право же! В каком веке ты живешь, детка?

– В двадцать первом, – отчеканила Лаура. – Но мне не близки новомодные понятия свободной любви и полиамории.

Грегори склонился к Лауре, его лицо оказалось в опасной близости, а в глазах сверкнула угроза. Лаура рефлекторно сглотнула, его поведение начинало пугать.

– Твое кольцо не похоже на обручальное, – произнес Грег, подчеркивая каждое слово. – Ты лжешь, что замужем. И фамилия у тебя девичья, я узнавал про твою семью. Ты обычная содержанка.

Лаура поневоле взглянула на кольцо – подарок Эдгара в знак вечной любви, которое носила на безымянном пальце. Кольцо не было антикварным, чтобы случайно не навлечь на себя чужое проклятье, но выполнено в стиле винтаж. Круглый рубин в обрамлении мелких бриллиантов, по бокам изогнутые полумесяцы, смотрящие в разные стороны. Глубокий пурпурно-красный цвет камня завораживал, его переливы на свету напоминали сгусток крови. Кольцо символизировало любовь и кровь, связывающие Лауру и Эдгара, и фазы луны, от которых они зависели.

– Уходи от него, – продолжал Грегори, – перебирайся в кампус. Я помогу тебе, денег у меня полно. Обеспечу тебя как королеву, если станешь моей.

«С сумасшедшими лучше не спорить», – промелькнула мысль в голове у Лауры. Она обладала силой свернуть ему шею одним движением или выпить его жизнь за десять минут, но не могла осуществить этого сейчас, чтобы не выдать себя.

– Ты думаешь, это так легко… – протянула Лаура, лишь бы отвязаться от него.

– Решайся, – сказал Грегори и грубо поцеловал, через сопротивление проталкиваясь языком ей в рот.